Читать книгу "Друзья Высоцкого: проверка на преданность - Юрий Сушко"

Старший коллега Даля по «Современнику» Олег Табаков считал, что «сам факт выбора на эту роль — не есть ли он высшая оценка неповторимой актерской индивидуальности, данная выдающимся режиссером? Даль оправдал выбор Козинцева. И теперь вот думаешь с болью: сколь много он бы мог сделать, каким был умелым и разнообразным актером!».

Козинцев видел Шута юным узником Освенцима, которого заставляют играть на скрипке в оркестре смертников, бьют, чтобы он выбирал мотивы повеселее. «Олег Даль помог мне еще больше полюбить этот образ, — говорил режиссер. — Измученный мальчик, взятый из дворни, умный, талантливый — голос правды, голос нищего народа, искусства, загнанного в псарню с собачьим ошейником на шее. Пусть солдат, один из тех, что несут трупы, напоследок пнет его сапогом в шею — с дороги! Но голос его, голос самодельной дудочки, начнет и кончит эту историю, печальный, человеческий голос правды».

Песню Шута в «Лире» Олег сымпровизировал сам. Посмотрев уже отснятый материал, Дмитрий Шостакович, которого режиссер пригласил для написания музыки к «Лиру», лишь пожал плечами: «А актер все уже спел. Осталось только написать сопровождение».

Кстати, знавшие Даля смолоду восхищались тем, как прекрасно он пел. «Пел вовсе не по-певчески и не по-актерски, — говорил Табаков, — а радостно, раскованно, получая удовольствие от самого процесса пения. Какой это был удивительный большой талантливый ребенок! И как не могут быть необаятельны дети, так не мог быть необаятелен Олег Иванович Даль». Михаил Козаков вспоминал, как весной 1964 года Москву навестил американский актер и певец (правда, уже с гражданством ГДР) и решил побаловать советских коллег своими талантами: «Сидели в гостинице «Россия». Рид пел, и пел неплохо. А потом Даль вдруг попросил гитару — и запел. Рид сразу начал у него интересоваться, сколько у него дисков и т. д.».

Олег Даль с благоговением и благодарностью относился к Козинцеву как к своему единственному режиссеру, но 11 мая 1973 года был вынужден написать в своем дневнике: «ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ… Нет ГРИГОРИЯ МИХАЙЛОВИЧА КОЗИНЦЕВА». А утром следующего дня послал телеграмму в Питер родным великого режиссера: «Я всегда буду ненавидеть вчерашний день».

Съемки «Короля Лира» стали дороги Далю еще и радостным знакомством со своей будущей женой — Елизаветой Апраксиной-Эйхенбаум, работавшей монтажером картины.

Итак, 19 августа 1969 года, Усть-Нарва. Лиза с друзьями празднует в местном ресторане свой 32-й год рождения. «Для меня до сих пор в этом что-то мистическое: если бы этот фильм снимал не Григорий Михайлович, а кто-то другой, но снимался бы Олег, — мы бы не стали мужем и женой, — рассказывала она. — Что-то тут было… Я помню приход Григория Михайловича на очередной просмотр материала и его слова, обращенные ко мне: «Лиза, какой у нас вчера был Олег на съемке!!!». Я подумала тогда — почему Козинцев говорит об этом мне, может быть, он что-то знает больше меня?.. Тогда у меня самой еще не было никаких серьезных мыслей о нас с Олегом…»

Даль совершенно случайно зашел именно в тот ресторан перекусить. Увидев знакомых из киногруппы, подошел поздороваться. «Когда я его увидела вживую, не на экране, рядом, — вспоминала Лиза, — у меня было ощущение, что это что-то бесплотное, нематериальное; худой — казалось, до прозрачности… Просто легкая конструкция. Но лицо было безупречным. Просто удивительно идеальные черты…»

Из ресторана они вышли уже вместе, долго гуляли по городу, в гостинице попрощались. Утром, выйдя в коридор, Лиза споткнулась о лежащее на полу тело — Олег! На все попытки поднять его он только размахивал руками и кричал: «Это моя улица! Где хочу, там и лежу…» Но ей таки удалось поставить его на ноги и доволочь до номера. За окном лил, наводя какую-то неосознанную грусть, дождь. Потом Олег протрезвел и стал петь песни.

Но дальше романсов не пошло. А вскоре Даль уехал в Москву, на прощание мимоходом пригласив Елизавету в гости в Москву, например на ноябрьские праздники. Она, неожиданно для себя, ответила: «А ты приходи ко мне в Ленинграде, я покажу тебе, что такое счастье». Позже удивлялась, откуда у нее появилась уверенность, что она может создать для этого человека семейное, домашнее счастье? После свадьбы Олег признался Лизе, что, увидев ее на съемках, для себя сразу решил: «Это будет моя баба».

И вот к 7 ноября она рискнула, прикатила в столицу и позвонила в театр. Его позвали к телефону: «Олег, здравствуй, это Лиза». Будучи еще там, на сцене, он зло, раздраженно бросил: «Какая еще Лиза?!.» Оскорбленная в лучших чувствах женщина тут же вернулась в Питер. Только потом узнала: если Даль занят на репетиции, для него никого и ничего вне подмостков не существует.

К тому же в тот период в «Современнике» у Олега далеко не все складывалось гладко. Хотя партнеры, и особенно партнерши, им по-прежнему восхищались. Анастасия Вертинская не скупилась на комплименты своему партнеру по спектаклю «Двенадцатая ночь»: «Олег был в трико. И вот эта необычно тонкая конструкция… принимала на сцене фантастическую позу. Он откидывался как-то назад и долго стоял вот таким «крючком». Публика реагировала тут же гомерическим хохотом… Он был артистическим типом актера, а не «суперкачком», какие в моде сейчас. В нем было скорее «теловычитание», чем телосложение. Ему нравилось репетировать…»

Людмила Гурченко, которая играла вместе с Олегом в спектакле по пьесе Аксенова «Всегда в продаже», смотрела на него и задавалась вопросом: «Чем питался Даль, не знаю. И вообще, ел ли он? И если ел, то что и когда? Не видела ни разу. Он держался, казалось, одним воздухом. Откуда брались силы на спектакли, на съемки? Загадочный актерский организм!.. Даль — артист! И этим все сказано. Испытывал ли он приступы отчаяния? Не знаю. Ведь отчаяние бывает, когда рушатся иллюзии. По моему ощущению, у Даля иллюзий не было изначально».

Он не переносил досужей болтовни. Мог подняться на общем собрании труппы и сказать: «Я могу идти? Мне скучно, и мне здесь просто нечего делать». Олегу все списывалось. Все знали: злобы он не испытывает ни к кому лично.

Настоящих друзей среди коллег у него, по сути, не было. Разве что Валентин Никулин, с которым они хорошо общались. В том же ночном кафе «Современника», где актеры сами и торговали, и подавали, а после спектаклей собирались веселыми компаниями. Правда, не всегда там бывало так уж благостно. Хватив лишку, Олег мог слишком активно ухаживать за женщинами, за что и по физии мог схлопотать. Хотя, как и большинство пьющих людей, Олег не был ходоком. Если кем-то и увлекался, то мимолетно.

Терпеть не мог восторженных поклонниц, которые его одолевали. По улицам ходил в кепке, с поднятым воротником — не любил, когда узнавали.

— На съемках половина группы — от ассистентки до премьерш — как правило, была влюблена в Олега, — рассказывала актриса Любовь Полищук. — Не говоря уже о тех самых поклонницах. Однажды в Одессе режиссер Евгений Татарский зашел к Далю в гостиничный номер. На стульях сушилась мокрая одежда. «Что случилось, Олег?» — «Да вот, шел по набережной, какие-то бабы на меня накинулись, кричат: «О, Олег Даль, Даль!». Вот и пришлось прыгнуть в море. Потом уже выплыл около гостиницы и пошел к себе».