Читать книгу "Москва силиконовая - Маша Царева"

– Ты хочешь отдать им деньги? – насупилась Челси.

– Им ведь придется делать еще одну операцию. Наверняка Романович будет переделывать бесплатно – ему теперь надо репутацию спасать. Но новые имплантаты им никто не подарит, а это серьезные деньги, для некоторых из них неподъемные. И я могла бы…

– Ну если ты так уверена… – немного поскучнела моя меркантильная сестра.

– У меня была клиентка – транссексуал. Ей потребовалось восемь лет, чтобы накопить на все необходимые операции. Представляю, как она отреагирует, когда узнает, что надо оплатить еще одну. Были совсем молоденькие девочки. И небогатые женщины, которые думали, что эта грудь – их последний шанс. То есть это я им внушала…

– А вдруг они теперь захотят вообще избавиться от силикона? Не будут переделывать?

– Не знаю… – с сомнением протянула я. – Романович говорил, так бывает, но редко. Единожды прооперированная грудь все равно не будет выглядеть как раньше. Кожа растягивается и все такое. Знаешь, ты абсолютно права. – Я залпом допила пиво. – Это будет очень непросто, но я должна. А то спать не смогу спокойно. Завтра с утра и начну. Придется потрудиться – у меня были сотни клиенток.

* * *

Путь моего раскаяния начался с похода в соседнюю квартиру. Разбитная разведенка Людмила, моя первая клиентка. Как давно это было, словно в прошлой жизни. Я знала, что она сделала операцию, что она была на седьмом небе от счастья. Иногда я сталкивалась с ней во дворе, и Людка словно светилась изнутри. Она даже вроде бы бросила пить, во всяком случае взгляд ее был ясным, цвет лица свежим, платья – чистыми и тщательно отглаженными. И она так тепло со мною здоровалась и все время принималась благодарить…

И вот теперь я четверть часа мялась перед ее дверью, не решаясь надавить на звонок. В моих руках была коробка дорогих бельгийских конфет и корзина с фруктами.

Наконец по ту сторону двери послышались шаркающие шаги, звякнул замок, и в проеме появилась сонная румяная Людмила в одном из своих вульгарных халатов с меховой опушкой. Выглядела она потрясающе. На ее лице не было косметики, но кожа была будто бы фарфоровая, словно кто-то зажег внутри нее слабо мерцающую свечу. Мой взгляд непроизвольно скользнул вниз – глубокий вырез смело открывал новообретенную грудь, и, если бы я не знала, что это работа Романовича, я ни за что не поверила бы, что Людка ложилась под нож. Это было по-настоящему красиво.

Только вот бедная Людмила не знала, что носит под халатом бомбы замедленного действия.

– А, это ты, – сонно улыбнулась она, пропуская меня. – Проходи.

– Я тебя разбудила, да? – честно говоря, глядя на нее, счастливую, я спасовала, и готова была воспользоваться любым предлогом, чтобы хоть немножко оттянуть неприятный разговор.

Но не получилось, Людмила схватила меня за предплечье и втянула внутрь.

– Все равно я собиралась вставать. Предлагаю вместе позавтракать! Только, Даш, долго болтать не могу, у меня опять свидание.

Со вздохом я прошла на кухню.

Людкину квартиру невозможно было узнать. Светлый терем вместо поросшего паутиной чулана. Полы блестели, окна были вымыты так чисто, что казалось, в них не было стекол; одежда, обычно разбросанная повсюду, исчезла в шкафу. Вместо старого кухонного стола, накрытого старомодной, изрезанной и чем только не заляпанной клеенкой, появился новый – светлый, деревянный, и на нем стояла корзинка с зелеными и красными яблоками и солнечными мячиками тугих мандаринов. Обои, кажется, тоже успели переклеить. Чистые тюлевые шторки пахли лимонами и морозным ветром. Людка порхала по кухне довольная. Поставила передо мною небольшую фарфоровую чашку, корзиночку со свежим хлебом, масленку, тарелочку с желтыми кругляшами дырчатого сыра. Сварила в турке ароматнейший кофе, добавила щепотку корицы и немного ванильного сахару.

– Может, тебе сок свежий сделать? Мне тут на днях соковыжималку подарили, все нарадоваться не могу. Ой, Дашка, как же я тебе рада! Ты – крестная мать моей новой жизни!

Она уселась напротив меня, сияющая, и я подумала, как же все-таки украшает счастье. Счастливая женщина просто не может быть дурнушкой, это закон природы. В глазах счастливой женщины пляшут смешливые чертики, уголки ее губ приподняты в вечной полуулыбке, и из-за этого она смотрится совсем девчонкой, даже если на ее тумбочке давно поселился антивозрастной крем. На ее щеках играет сдержанный румянец, ее походка легка, она много смеется, она, как солнышко, как розовое шампанское, как морской ветер, ею хочется любоваться, хочется впитать в себя хотя бы одну микродозу ее оранжевой ауры, вдохнуть хоть чуть-чуть ее легкости и тепла. Объективно та же Людка вовсе не была топ-моделью, но в то утро я глаз от нее оторвать не могла.

И все не решалась сказать самое главное.

Да и она не давала мне такой возможности, болтала без умолку, в основном о том, как изменилась ее жизнь.

– Ты была абсолютно права, Даш! Тебе непременно надо и самой сделать такую операцию. Сначала я, если честно, не очень-то верила в успех. Но подумала: а что, все равно терять нечего. Почти тридцать пять лет на свете живу, а вокруг все одно и то же. И вот результат. Просто фантастика – никто еще не заподозрил, что грудь не своя. Так что ты мой ангел-хранитель. Ты, кажется, говорила, что сама стоишь в очереди на операцию?

– Это так, но… – я нервно сглотнула. – Люд, у меня к тебе одно дело…

– Что-то случилось? – встрепенулась она.

Я отодвинула чашку с нетронутым кофе. Никогда не думала, что это так больно – ткнуть воображаемой иголкой в мыльный пузырь чьего-то бензиново переливающегося счастья. Меня даже затошнило, губы пересохли, и, глядя на мое посеревшее лицо, Людмила испугалась по-настоящему. Она было метнулась к аптечке за валокордином, на полпути остановилась, присела передо мной на корточки, встревоженно заглядывая в лицо, ловя на наживку сочувственного тепла мой трусливо ускользающий взгляд.

– Несчастная любовь, – тихо констатировала она. – Ты пришла выплакаться. Да?

И тогда я, прикрыв глаза и теребя подол халата, все ей выложила. Она слушала молча, время словно остановилось, а когда я открыла глаза, обнаружила, что Люда плачет со мной в унисон. И ведь только что я думала о том, как украшает счастье, и вот теперь передо мною была все та же Людмила, и прошло каких-то жалких пятнадцать минут, но она будто бы стала старше, суше.

– Прости меня. Я ничего не знала, правда. Нет, я пойму, если ты не простишь, но… Я просто хочу помочь тебе организовать вторую операцию. И у меня остались кое-какие деньги. Есть в банке счет… Я хочу оплатить твои новые имплантаты. Я знаю, что Романович переделывает операции бесплатно – трясется за репутацию свою. Все будет нормально, это только временные неудобства.

Людка осела на пол и закрыла лицо руками. Она, тридцатипятилетняя, взрослая, самостоятельная, с сотнями разочарований и залеченным алкоголизмом за плечами, в горе казалась ребенком. Она не стеснялась горевать – тоненько подвывала, шумно всхлипывала, что-то бормотала надтреснутым голосом. Вообще-то я всегда презрительно относилась к истеричкам, которые прилюдно выпускают на волю своих демонов. Но Людка была такой естественной, она не пыталась произвести впечатление, не поддавала жару, не играла, она просто позволила обрушившемуся на ее ясный полдень горю унести ее по течению вниз.