Читать книгу "Кабирия с Обводного канала - Марина Палей"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне не понравилось, как лежали овощи-фрукты в лавке этого турка.
Ну – что значит «не понравилось»? Такие реакции протекают безотчетно. Думаешь-то о Джейке – мозгом, детородными органами, легкими, костями. Думаешь о Джейке Джиггертоне – кожей, слизистыми, фасциями, мышцами. Дышишь им, задыхаешься без него, воешь по нем беззвучно, плачешь бесслезно, рыдаешь слезно, навзрыд. Ловишь ртом обрыдлый воздух.
И вот заходишь в турецкую лавку и начинаешь машинально – именно машинально – менять цветовые пятна. То есть, конкретно говоря, перекладывать предметы продажи.
У турка на внутренней витрине, вповалку, разметаны (в глубокой летаргии): персики, гроздь винограда, ананас – все вместе они образуют затюканный натюрмортик.
А я делаю вот что: рядом с ананасом кладу парочку негроидных баклажанов (похожих на карикатурные империалистические бомбы из газет моего детства) – итак, я кладу парочку толстеньких негроидных баклажанов (в данном контексте они должны подталкивать мечты домохозяек к литым телам каких-нибудь замбезийцев), – я выгодно оттеняю арийское, европейское золото ананаса холодной эротикой экзотического темно-лилового, – затем, ноздреватыми мандаринами, ввожу еще один оттенок золотого, похожий на лирическое сопрано, – затем добавляю немного пурпура (яблоки) – затем еще более осветляю нефритовую зелень винограда маленькой лунной дыней... Нечто в духе Климта? Не знаю.
Турок, настороженно наблюдая за моими действиями, очевидно, полагает, что я все это собираюсь купить.
Но у меня нет денег даже на мандариновую корку.
Да и черт с ним со всем.
На следующий день, когда я прохожу мимо его лавки, он, за стеклом, делает мне энергичный янычарский жест: а ну, войди-ка! Я думаю, что он скажет мне нечто назидательное. Но он, кирпичный от смущения, показывает на внутреннюю витрину и улыбается так, как улыбается свидетель жениха, который не прочь основательно пообщаться с невестой.
Сегодня у него, у турка, кровавой горушкой (бррр!) накиданы помидоры, рядом зловеще зеленеют отрубленные головы курчавых интриганок-капуст, между ними тянутся – словно крашеные крысиные хвосты – стебли лука-порея; бананы смахивают на отломившиеся бивни рахитичных слоновьих детей... Господи боже!
Я делаю вот что: подвешиваю на стене гроздь длинной, как козьи сосцы, сочной моркови; чуть выше этой грозди – прикрепляю сложноперевитые ламбрекены чеснока (т. е. добавляю словно бы тайных чернил, разбавленных молоком); под ними, на полочке, небрежно рассыпаю брокколи, похожие на слоистые нежно-зеленые орешки; парочка увесистых мясистых томатов придает всей этой картине добродушно-комический акцент, а обвивает ее, на манер резной деревянной рамки, длинная косичка мелкого весеннего лука – золотая, изящная, гимназически аккуратная.
Турок, в знак благодарности, кладет передо мной авокадо и несколько груш.
Я качаю головой.
Беру несколько крупных картофелин и пакетик риса.
Он кивает.
На следующий день, когда я иду мимо турецких лавок, меня зазывает к себе его сосед. Затем, через пару дней, меня просят оформить витрину еще два турка – судя по всему, родственники. Через пару недель обо мне знает весь торговый турецкий квартал.
А рядом – квартал китайский. Детские драгоценности: каскады шелковых и парчовых тканей, увесистые, пряно пахнущие свечи, алые, словно застенчивые фонарики, павлиньи хвосты вееров, наивные рожи пожароопасных драконов; чопорно-церемонные, очень нарядные чайные сервизы, невероятно серьезные халаты...
Немой седобородый китаец, с молодыми глазами, похожими на двух мохнатых ос, пишет мне по-нидерландски – серебряным карандашом, на розовом, пахнущем жасмином листке: «Можешь ли оформить для меня витрину в европейском духе?..» Я спрашиваю: в каком именно духе – французском, немецком, скандинавском? Он пишет: «Давай попробуем в нидерландском и французском?..» Я говорю: наши желания совпадают...
И, через пару дней, приступаю к выполнению заказа.
...Возле витрины, которую я сотворила с несвойственным этим кварталам оттенком улыбки, начинает скапливаться туристический люд. (Ничего себе, кстати, заказик: европейская витрина с китайскими сувенирами!..)
Нестерпимо сексапильный дракон (рога оленя, голова верблюда, глаза черта, шея змеи, когти орла, лапы тигра, уши быка) – итак, нестерпимо сексапильный дракон, смахивающий на молодого Депардье, наслаждается церемонией чаепития в компании китайской императрицы, неуловимо, но явно похожей на королеву Беатрикс. Им прислуживают цветы и бабочки, обутые в голландские кломпсы из долбленой липы, а в верхнем левом углу осветитель-киношник (молодой, вкрадчивый, хищный, как тигр, Ален Делон) иронически-поощрительно нацеливает на всю эту группу свой осветительный прибор – то ли софит, то ли янтарную головку голландского сыра, то ли древнее солнце Китая...
А где, спрашивается, я взяла таких кукол?
А сделала сама.
Из папье-маше – и кое-чего еще (ноу-хау).
Китаец, которого зовут, оказывается, Ли Чуань, протягивает мне какую-то блескучую чепуху для волос – и конвертик с деньгами. Но я отвожу его смуглую руку в сторону. «А чего бы ты хотела?» – пишет он на листке.
И я подробно объясняю ему, чего бы я хотела.
Он зовет меня Ви.
В документах для официальных структур я не зовусь никак. Я там просто не числюсь. А заведение зовется «VITKA». Что-то польское, скажете? Да нет – я бы хотела, чтобы так звал меня Джейк.
Разве я не стараюсь? Я стараюсь. В моем дизайнерском ателье много заказов. Их становится все больше.
Что значит в «моем»? Официальным владельцем ателье считается Ли Чуань; он состоит также и единственным изготовителем эскизов. Но практически всю работу выполняю я: это эксклюзивные эскизы манекенов.
Снова осень.
Разрешения на работу у меня пока по-прежнему нет. Время от времени Ли пишет мне на красивых лоскутках, что он, дескать, всегда обведет вокруг пальца полицию – как налоговую, так и любую другую. Лоскутки он потом сжигает. В воздухе салона долго плавает аромат китайских смол.
На авансцене, то есть в наружной витрине ателье «VITKA», стоит один-единственный манекен. Я сделала его сама. Он один, и он должен быть один. Не представляю его среди прочих людей. Вижу его только рядом с собой.
Иногда я вижу его рядом с собой воочию: пристраиваюсь сбоку и смотрю на наше отражение в вечернем стекле.
Я живу в ателье.
Перед витриной то и дело останавливаются прохожие. Бывает, я выхожу и спрашиваю: что, красивый манекен? Они говорят: да, но дело не в этом. Я спрашиваю: а в чем же?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Кабирия с Обводного канала - Марина Палей», после закрытия браузера.
