Читать книгу "У чужих берегов - Георгий Лосьев"

Она ушла, не оставив денег на столике. Я достал бумажник и спросил официанта:

– Сколько следует за эту женщину? Я расплачусь.

Официант, наливая мне в бокал вино, ответил с ухмылкой:

– Не трудитесь, товарищ начальник. Они нам помесячно платят-с. Раиса Павловна, если изволите знать наши дела-порядки, в «тигрином» состоянии находятся...

«Тигрица»!.. Вот оно что! Так в те времена называли в городе порто-франко женщин ночного образа жизни, но не разменявшихся на кратковременную «дружбу» с подгулявшей матросней. «Тигрицы», в отличие от простушек, заполучавших «клиента» на ночь, были хищницами большого и затяжного прыжка...

Прошел год. Наступила вторая весна моей владивостокской жизни. Приморская весна стремительна и ласкова: тепло, даже жарко, словно в сибирском июне. По склонам улиц несутся к морю веселые потоки, по которым так и хочется побродить босиком... Но проходит две-три недели, исчезают уличные потоки вместе с шалыми ветрами зюйдовой четверти, и наступает владивостокское лето, странным образом похожее на лето ленинградское, архангельское, мурманское... Сырое, холодное, с частыми промозглыми туманами, с жестоким нордом-моряной...

В июльские дни владивостокцы частенько сидят у керосиновых печек (электрических тогда еще не придумали), ходят в демисезонных пальто, в макинтошах, дождевиках и терпеливо ждут возможности выбраться в дачные места.

А там – чудеса! Отъехал на поезде двадцать – двадцать пять километров – и сразу попал в лето! Солнечное, жаркое, по всей форме – крымское или кавказское.

Там и коротают жители приморской столицы нерабочее время. На «Девятнадцатой версте», на «Двадцать шестом километре». Купаются, отлеживаются на золотистом песке. И по всему протяжению великолепного пляжа, по урезу ленивого и красивого залива – полосатые маркизы ресторанов, харчевок, «забегаловок»...

Итак, наступила моя вторая владивостокская весна. Эта весна наградила жителей станции Океанская редкостным сюрпризом: с гор спустился исполинский тигр. Зверина прошел из конца в конец всю линию дачных домиков, вышел на пустынный пляж – купальный сезон еще не начинался, покатался по горячему песку, подошел к береговой черте и, рявкнув на поднявших переполох чаек, удалился прежним путем в сопки. По дороге таежный гость выпустил кишки у двух местных собачонок, позволивших себе вольность потявкать на полосатого пришельца, но обошлось без человеческих жертв.

Тем не менее в поселке возник страшный переполох. Хлопали двери, калитки, ставни. Ревели детишки, выли собаки, и от дома к дому неслось предупреждение: «Тигр! Спасайтесь!..»

Вопли «океанцев» через час достигли города. Союз охотников немедленно начал проводить экстренное совещание о технике и методике охоты на тигра. Предложений было много, и каждое обсуждалось детально: высказывались эрудиты...

Я еще ничего не звал ни о появлении тигра, ни о диспуте в «Охотсоюзе», когда длинной трелью ударил звонок моего кабинетного телефона. Новый приятель, заядлый охотник-козлятник и штурман по профессии, пожилой латыш Райлис, сказал в трубку совершенно невозмутимо:

– Слушай!.. Имею ошень точные сведения: станция Океанская. Приходиль тигр. Кушал два человека. Один – фамилия Собакин, второй фамилия – Кишкин. Пери свой винчестер, приходи на вокзаль, марш-марш!.. Пуду там тепя ожидать... Поедем стрелять тигра.

– «Стрелять тигра»!.. – положив трубку, я стоял несколько озадаченный. Тигр... Свирепый, хитрый и кровожадный зверь, способный ударом лапы насмерть положить быка, лошадь... Мгновенно пришло на память все прочитанное в книжках Арсеньева и выслушанное прошлой осенью во время коротких охотничьих ночевок в избушках дальневосточных охотников-промысловиков...

«Ты ево следишь, паря, а он тебя скрадыват. Выгадывает прыжок».

«Я вот что скажу – хитрее ево, падлы, зверя нету! Медведь – тот супротив тигра вроде Вани-дурочка. Задавит скотинку, закидает мусором, а после приходит ночью поужинать. Кушать, то ись... И первую ночь и следующие. Выходит – питается одной задавленной долго, доколь не сожрет, а штобы на человека напасть – ни боже мой! Ну, рази когда собаки забалуют, али подранят ево, али, скажем, матка с прибылыми встренется. А вобче – в редкость».

«Правильно, Мокеич! Медведко с тигрой – две большие разницы. Тигра – тот и во сне видит, как «манзу» какого в глухомань утащить...»

«Вреднющий зверь».

«Одно слово – людоед».

Должен сказать, что на тигровой охоте мне приходилось бывать. Тигра убить не удалось, но однажды я повидал остатки его пиршества: обглоданные человеческие кости с остатками мяса...

От дачного поселка в сопки ведет узкое и темное ущелье – падь. Здесь уже отгремели бурные весенние речки, и ущелье сейчас влажное, сырое, но вполне проходимое. Мы с приятелем идем по мокрому галечнику, внимательно вглядываясь в илистые прогалины земли и держа винтовки наизготовку. Солнечные лучи теряются где-то высоко наверху и сюда не попадают. В ущелье прохладно, мрачно, неуютно...

Но вот идущий впереди латыш остановился, опустился на корточки и что-то внимательно разглядывает на кусочке свободной от галечника мокрой земли.

Я подхожу к нему, нервно осматриваясь по сторонам: сопки, среди которых пролегает узкий распадок, поросли кустарником. Он еще безлистный, но все же густ, и воображение рисует спрятавшееся в этой гущере узкое, огромное тело, сгусток мощнейших мускулов, прикрытых черно-желтыми полосами. Вот-вот прянет из кустарника!..

Но пока ничего нет... Только на земле отпечатки громадных кошачьих лап, каждый размером с десертную тарелку...

– Вот она, кис-кис-кис! – улыбается Райлис. – Итем прафильно, поздно, поздно... Талеко ушла... Упери винчестер за плечо.

Но я все продолжаю держать оружие наизготовку.

Латыш рассказывает вполголоса, что в версте отсюда есть развалины какого-то разрушенного в Гражданскую войну здания.

– Мне гофорили, что там был пивзавод, а потом отсиживались партизаны...

– Почему построили пивзавод в таком нелепом месте?

– У нас на судне есть один механик. Турак. Он в таких случаях отвечает: «А я доктор?»... Шорт! Этта што такое?..

Он тупо смотрит под ноги: в этом месте с сопки сбегает крутая тропинка и сливается с дном распадка, а у ног латыша – следы. Новые, свежие следы, как охотники говорят: «парные».

Действительно, «этта што такое?» – мужская галоша и дамская. Кому понадобилось прогуливаться в этот довольно-таки тревожный для обывателя час? Тропинка спускается сюда от охотничьей стежки, проложенной по гребню сопок.

Там иногда ходят охотники за козлами. Но у них, разумеется, не галоши, а бродни, ичиги с подвязанными «тормозами» – брусками дерева, мешающими скольжению.

А тут – дамская галошка...

Мы продолжаем свой следопытский путь. Распадок уводит за мысок сопки, тропу перегородило свалившееся во время ледохода толстое дерево, за которым новая «печатка» тигровой лапы, но мы со спутником смотрим на просвечивающие сквозь ветви руины каменного здания.