Читать книгу "Факелоносцы - Розмэри Сатклиф"

— Семь, — сказал Аквила, соскользнув со спины Инганиад. — У тебя стерты ноги, а я бодр и здоров. Садись, хотя бы ненадолго.

Нинний с опаской взглянул на высокую кобылу, которая уже начала пританцовывать от нетерпения, недовольная медленным темпом.

— Благодарю тебя, но, пожалуй, не стоит. Мне, наверное, спокойнее путешествовать на своих, хотя бы и больных ногах.

Он, очевидно, был прав, так как, судя по его виду, он не привык ездить верхом. Аквила рассмеялся, и они двинулись дальше, замыкая маленькую процессию. Они шли молча, если не считать мгновений, когда Аквила разговаривал с кобылой, чтобы успокоить ее. Один, а может быть, и двое из шедших впереди людей несколько раз оборачивались и глядели на них, но без любопытства: все чувства их притупились от усталости.

Наконец Аквила сказал:

— Насколько я понял, ты идешь с ними на запад.

Нинний вздохнул:

— Да, это так. Если бы Господь спас брата Друза вместо меня, когда Морские Волки сожгли нашу маленькую общину, он бы не побежал от врага, он бы умер мученической смертью. Останься кто-нибудь в старой деревне из христиан железного народа, которому я служил, я бы тоже остался… Хочу надеяться и верить, что остался бы. А брат Друз остался бы в любом случае, да еще, быть может, успел донести Слово Христово хотя бы до одного из саксов. Из таких, как он, и слагается Царствие Небесное. Во мне же нет истинного горения. Я не способен донести Слово Христа ни до одного сакса. Другое дело пчелы. Тут я могу еще пригодиться бедному простому люду, лишившемуся крова. Вот почему я собрал кое-какие корни из моего лекарственного садика, отпустил пчел на волю, оставив себе только один улей, который Кунефа согласился пристроить на повозке. И еще взял с собой колокол аббатства — он у меня тут в узле. И ушел вместе со всеми. — Нинний поглядел на меч, висящий на поясе у Аквилы. — А что ты? Мне кажется, ты нашел свое дело?

— Да, нашел.

— Кажется, нет ничего удивительного в том, что я не сразу узнал тебя, — сказал задумчиво Нинний.

— Семь лет достаточный срок, чтобы человек изменился.

— Есть, однако, вещи, которые меняют человека сильнее, чем годы. — Брат Нинний пристально посмотрел на него. — Когда ты пришел ко мне, весь во власти своей обиды, глухой ко всему вокруг, тебя переполняла одна лишь жажда мести, а когда ты уходил, даже и этого желания не осталось.

— Ну а сейчас?

— Думаю, ты обрел слух.

Где-то в деревьях прокуковала кукушка — голос был глубокий и сонный, истинный голос лета.

— У меня есть дело, которому я служу, есть для этой цели лошадь и меч. Есть жена и ребенок в Венте.

— Да ты богатый человек, друг мой, — сказал тихо брат Нинний, а затем добавил, словно услышал что-то в тоне Аквилы: — Но все же и сейчас рана не до конца зарубцевалась?

Аквила молчал, глядя на облако пыли, поднятое двигающимся впереди обозом. Нет, не совсем так, подумал он. Рана затянулась. Беспросветная горечь, связанная с Флавией, ушла — Нэсс положила ей конец, когда решила остаться с ним. Но что-то он все-таки утратил, утратил безвозвратно, не сознавая этого сам. И, лишь встретив брата Нинния, он остро ощутил эту утрату. Он понимал, что стал другим человеком, непохожим на того, каким он мог бы быть, если бы Флавия… если бы только Флавия…

— Нет, рана в общем-то зажила. Разве только шрам иногда побаливает, особенно перед дождем, — сказал он беспечно, и его легкомысленный тон удержал его спутника от дальнейших расспросов.

Они шли молча, пока впереди не показалась развилка, где от главной дороги отделялась вьючная тропа, убегающая вверх через лесистые перекаты. Они сильно отстали от остальных, и, когда увидели тропу, большая часть скота ее уже миновала, и теперь стадо двигалось по главной дороге. До Аквилы вдруг дошло, что они расстанутся, как только дойдут до развилки, — он пойдет в одну сторону, а Нинний в другую.

— Мне надо вон туда, — сказал он, нарушив молчание. — Мой летний лагерь внизу под деревней. Пойдем со мной, и ты будешь проповедовать Слово Христа нам, армии Британии.

Брат Нинний отрицательно покачал головой:

— Нет, я больше пользы принесу бедному бездомному люду, чем вам.

— И как далеко ты намереваешься идти? Ты уже выбрал какое-нибудь определенное место?

— Нет, я не знаю, как далеко заведет меня мой путь, и в мыслях у меня нет никакого точного места. Может быть, я остановлюсь, когда остановятся Кунефа и его люди, а может быть, и раньше, или же пойду дальше. Бог укажет мне, когда я дойду до нужного места.

— Но я-то не буду знать, где это место, — сказал Аквила, вдруг погрустнев от ощущения быстротечности, с которой все проходит: события, люди.

— Для тебя это так важно знать?

— Да, — чистосердечно признался Аквила.

Они дошли до развилки и остановились. Кукушка все еще куковала в дали, синей, как дымок от костра, а на болотистой почве, возле самой дороги, на густом зеленом ковре листьев ириса кое-где виднелись желтые цветы — прямые и горделивые, они стояли как светильники среди прохладных стрельчатых листьев. Брат Нинний нагнулся и дотронулся до цветка, но не сорвал его.

— Смотри, у ириса три лепестка. Это мудрый цветок, его венчает знак Троицы — Отец, Сын и Святой Дух; мужчина, женщина и ребенок; вчера, сегодня, завтра. Три — число совершенства, три лепестка — знак совершенства. Знаешь, друг мой, у меня сильнейшее предчувствие, что для достижения совершенства нас ждет третья встреча. Но как и когда она произойдет, мы не можем знать, это в руках Божьих. — Он перекинул через плечо свой узел. — А до той поры… да хранит тебя Бог, Аквила. — Он повернулся и торопливо зашагал вслед за остальными, чтобы догнать повозку, где стоял его улей.

Аквила, перебросив поводья через руку, провожал его взглядом, пока брат Нинний окончательно не скрылся за поворотом дороги. Тогда он сел на лошадь и двинулся легким галопом по тропе через лес. Но спустя немного времени он ослабил уздечку и пустил Инганиад свободным шагом для того, чтобы юный Арт успел проверить, все ли лошади накормлены и поставлены в свои стойла.

17

Пескарик, сын Дельфина

Весть о смерти Вортигерна достигла Венты весною, а вместе с ней пришло известие о том, что Гвитолин, главный смутьян, стал вождем кельтов. Это были дурные вести для британской стороны. Вортигерн хлебнул позора и был человеком сломленным, тогда как Гвитолин, напротив, был молод и горяч, да к тому же фанатик, способный разжечь кельтские костры. У Амбросия в ближайшие годы хватило бы забот и с саксами, а тут еще предстояло жить с оглядкой, опасаясь, как бы тебе не всадили в спину кельтский нож. Банды Хенгеста снова пришли в движение, но на этот раз не было неожиданных быстрых набегов, теперь они накатывались медленной приливной волной — одни устремлялись к верховьям Тамезы из топей древней территории иценов и дареных земель на юго-востоке, а другие из земель, получивших название Норфолк и Суффолк (как и народы — северный и южный), шли на запад с тем, чтобы отрезать Кимру и север от остальной Британии.