Читать книгу "Жизнь чудовищ - Карина Шаинян"

Остер вынырнул и схватился за борт лодки. Комбинезон свинцовым коконом облепил тело. Остер тяжело свалился в лодку. Зубы стучали, как кастаньеты, и Остер, сдерживая дрожь, изо всех сил сжал челюсти. Над озером повисла тишина, которую лишь подчеркивали далекое журчание и удары капель с потолка.

Рыбу Доджсона нельзя увидеть, до нее нельзя дотронуться. Остер знал это с самого начала, но предпочел забыть. Джулия намекала, но он не захотел услышать, и она ушла – ушла вместе с рыбой, оставив ему лишь пустоту. Остер раскачивался, обхватив руками плечи. Он должен найти настоящую рыбу, – иначе этот вакуум никогда не заполнится, и холод будет вечно терзать изнутри. И никакие приборы тут не помогут. И вся королевская рать…

Шахматная доска без всплеска канула в озеро. Следом отправились магниты – Остер выпускал их из горсти по одному каждые четыре минуты, пока под сводами колодца металось эхо очередного поезда. Только последняя фигурка, прохладная и гладкая, прилипла к руке и все никак не хотела падать. Это была груша. Подумав, Остер сунул ее в карман и взялся за весла.

Остер шел по улице, вдыхая запахи мокрого асфальта и бензина. Скоро ему останется лишь сырой воздух подземных лабиринтов. Резиновые сапоги разбрызгивали воду – забытое детское удовольствие наступать прямо в отражения лип и вывесок в лужах и смотреть, как они превращаются в яркую рябь. На него оглядывались. Из моря зонтиков, плывущих по людному проспекту, вдруг выныривало будничное лицо, вытягивалось вопросительным знаком, и прохожий поспешно отступал в сторону. Дождь оглушительно барабанил по каске, и неумолчная дробь отделяла Остера от всего мира. Хотелось включить налобный фонарик – рассеять пасмурную хмарь, но он удержался. Запасные аккумуляторы, подвешенные к поясу комбинезона, тяжело били по бедрам, но экономить батареи все-таки было надо.

Он шагал бездумно, надеясь, что ноги сами вынесут его к нужному входу в подземелье. Воспользоваться одним из привычных путей казалось неправильным. Остер долго раздумывал, но так и не смог выбрать подходящий лаз. «Неприметная дверца на одной из станций метро? Заброшенный бункер в парке? Люк во дворе на юго-западе, среди бетонных коробов спального района?» – Остер не хотел признаваться себе, что он, исследователь, привыкший во всем полагаться на вдумчивый анализ, ждет знака.

И знак появился. Над улицей поплыл запах цветов и мангровых болот. Сердце дернулось и застыло, напуганное сбывшимся предчувствием. По другой стороне улицы шла высокая девушка. Тяжелые золотистые волосы струились по спине, и казалось, что она пританцовывает на ходу. Остер ринулся вдогонку. Люди отшатывались, заслышав громкий топот. Джулия то и дело скрывалась за спинами. Он хрипло выкрикнул ее имя, но девушка не оглянулась. Легкая фигура исчезла за мозаикой зонтов. С перекрестка неумолимо надвигался полицейский. Остер побежал, расталкивая прохожих плечами. Какой-то толстяк шарахнулся, загораживаясь зонтом, нейлон лопнул, и оголившаяся спица ткнула Остера в лицо. Он зажмурился от боли, но успел заметить блеснувшее светлое пятно. Перепуганный толстяк попятился, бормоча извинения. Остер бросился через дорогу. За спиной завизжали тормоза, в лужу посыпалось разбитое стекло. Не оборачиваясь, он нырнул в переулок.

Это был узкий безлюдный тупик. Глухие стены смыкались над головой, как своды тоннеля. Остер сник – он принял за Джулию желтое граффити. В мусорном бачке деловито рылся кот – он сверкнул на Остера глазами и скрылся между наваленными вокруг коробками. Возбуждение погони сменилось едкой горечью.

Мелкий дождь пропитался отчаянием и обволакивал, как мокрый саван. Спотыкаясь, Остер побрел к выходу из тупика. Нога зацепила волглый картон, коробка перевернулась. Из нее выкатилось несколько подгнивших груш, и одна закачалась под самым ботинком. Мятый бок пересекала царапина-улыбка.

«Все не так просто», – пробормотал Остер и огляделся. Тупик по-прежнему оставался пустым и тусклым. Единственным ярким пятном было граффити – на фоне сырой штукатурки оно почти светилось. Остер отступил к стене, чтобы рассмотреть рисунок, и обмер: бессмысленные надписи и завитушки сложились в искаженный, но явственно различимый рыбий скелет. Между разинутыми челюстями виднелась железная дверь.

Разум раскрылся, как раковина. Рыба ждет, когда Остер найдет ее – не жалкое холоднокровное существо из скользкого мяса и тонких костей, а настоящую рыбу Доджсона. Он надел очки и обернулся. Из тупика проспект выглядел далеким, словно Остер смотрел из колодца. Разноцветье машин и вывесок помертвело, превратившись в сплошные оттенки серого. Звуки города таяли в шорохе дождя, журчании ручьев, звонком стуке капель по жестяному карнизу.

Остер навалился на дверь. Мокрое железо было шершавым от ржавчины и оставляло на пальцах рыжие следы. Надрывно заскрипели несмазанные петли. Дверь приоткрылась, выпустив из темного нутра клуб холодного воздуха. Пахнуло стоячей водой, водорослями и рыбой. Сразу за порогом зиял черный провал, в него вели обросшие тиной скобы. Остер включил фонарь и начал спускаться.

Карина Шаинян

Минтай

Запоздалая весна пришла в город О. воскресным утром: растеклась киселем по дворам, отразилась низким небом в лужах, запуталась среди блеклых домов туманом, пахнущим канализацией и вареной рыбой. Это был запах из детства, запах невкусного обеда, который нужно съесть, чтобы не ругали родители, – или, если повезет, улучить момент и тайком вывалить в унитаз. Привычная тоска, валившаяся на Артура каждое утро, от этого запаха стала невыносимой – понятно было, что она не развеется после утреннего чая. Требовалось что-нибудь подейственнее.

Поплескав в лицо водой, Артур прошлепал на кухню. Холодильник распахнул попахивающее нутро. Полки были пусты, лишь в углу сиротливо стояла банка горьковатой икры минтая. Артур выудил из дверцы бутылку и разочарованно вздохнул: портвейна оставалось на самом донышке. В другой день этого бы хватило, чтобы вновь примириться с жизнью, но не сегодня: к унылым весенним запахам подмешивался аромат стружки, долетавший с площади перед мэрией, – еще вчера начали строить трибуны, готовясь к традиционному соревнованию. От этой жизнерадостной нотки Артур чувствовал себя настолько несчастным и никому не нужным, что от жалости к себе перехватывало горло. Нужно было идти в магазин.

С портвейном и мороженым минтаем на ужин (на боку обезглавленной тушки ясно виднелся отпечаток ребристой подошвы), уже предвкушая скорое облегчение, Артур шел домой. По правую руку тянулся забор: строили новую школу. Из-за ограды доносились детские голоса.

– Рыбка-рыбка, засоси, – нараспев причитал детский хор, – и назад не отсоси.

Приглушенные туманом голоса звучали торжественно и печально. У Артура засосало под ложечкой. Ворочались мысли об одиночестве и неприкаянности, о каких-то неясных возможностях, упущенных таким же туманным весенним днем, о главном в жизни соревновании, проигранном по глупости и малодушию. Он заторопился, охваченный желанием выпить, и, повернув за угол, налетел на давнего знакомого.

– Как на пожар, – недовольно заметил Иван Петрович и, приглядевшись, воскликнул: – Артур! Куда это ты?