Читать книгу "Темные ветры империи - Сергей Куприянов"

Первым очухался тот, кого я подстрелил. Сел, тараща глаза и тряся головой. Сочувствую. Неприятно. А что делать? Не я первый начал. Сами напросились. Так что извиняйте, ребята. Претензии не ко мне. Постепенно пришли в себя и остальные. Теперь все глядели на меня. Точнее, полагаю, на направленный в их сторону пистолет.

— Всем на месте, — четко, едва не по слогам сказал я. Да они, в общем, и не пытались рыпаться. Только один мальчишка вскочил было, явно намыливаясь драпануть, но я просто направил на него пистолет и посмотрел, сурово покачав головой. Он опустился на землю, густо покрытую многолетним слоем хвои, на которой просто бушевала трава. Кстати, грибы тут — что называется, косой коси. Да какие! Может, набрать с десяток на ужин? Давно я грибочками не баловался.

— Ну, уважаемые, поговорим?

— Ты кто? — спросил говорун, мелко потряхивая головой. Понятно, контузия у него. Только легкая. Скоро пройдет.

— Интересный ты какой, дядя. Когда на съедение отправлял, имени не спрашивал. А теперь вдруг заинтересовался. Это вы-то кто такие?

— Медведи мы, не слыхал?

— Вы? — делано изумился я. Никогда про таких не слышал. Но мы прокуроры такие, хитрые.

— А ты думал?

— Я-то? Я-то как раз не думал, что меня вы в жертву приговорите. Так что теперь сами… Эй, ты! Сидеть!

Это еще один парнишка втихую сделал попытку оставить место встречи. Он оказался чуть поодаль от остальных и, возможно, полагал, что я его не контролирую. Ошибка.

— Все в кучу! Сидеть. В ряд. Чтобы я видел руки! Стрелять буду без предупреждения. Быстро, быстро!

По роду службы мне приходилось посещать места несения наказаний. Разные. В том числе и особого режима. Скажу без утайки, что впечатление оставалось тяжелое. После этого зрелища засыпал с трудом. Но при этом кое-чего нахватался. Все эти «стоять!», «руки в стену, ноги раздвинуть!» и все такое. Иногда пользуюсь. Часто помогает. Правда, порой в ответ пытаются стрелять или просто бить морду. Что ж, издержки профессии.

Надлежащий порядок навел только после того, как выстрелил одному интеллигенту прямо около коленки, вспоров землю. Я видел, народ крученый, опытный. И поглядывают на меня без дружбы. Зверовато. Ладно, я им тоже в приятели не набиваюсь. Вопрос только в том, как мне уходить, оставляя их за спиной. Но не расстреливать же их в самом деле! Может, подстрелить одного слегка? Скажем, в ногу. Хоть того же говоруна. Но пока я не оставлял надежды как-то договориться. С теми, у кого внутри стержень, договариваться можно. Это не урки, которые направо и налево продают хоть чужих, хоть своих. Почти всегда народец мелкий и грязный в смысле морали. Ничего святого. В этом случае я готов даже за церковь обе руки поднять, пускай воспитывают. Только вот меня смущает, что, истовые католики, испанцы почем зря резали и жгли тех же индейцев. А протестанты, в полный рост торговавшие рабами? Православные, яро поддерживавшие крепостничество? Любая религия, если дать ей распуститься, такое творит, тушите свет. Единоначалие вкупе со слепым подчинением и обожествлением первого лица приводит, как метко заметил художник, к сну разума. Ему в те времена это было куда видней. Впрочем, я несколько перефразировал Гойю, ему от этого не холодно, не жарко, а мне к слову пришлось.

И чего меня занесло сегодня в религиозную тему? Никогда, кажется, этой проблемой особо не страдал. Стресс, наверное.

Все, хватит лирики. Дело к ночи. Мне еще обратно добираться. По свету точно не успею, а впотьмах в лесу — ох! До машины разве что к утру доберусь. Да еще имея за спиной этих интеллигентов. Замечу, хреновых. Не хотел я их за спиной иметь.

— Куда направляетесь? Ты, — показал я стволом на раненого.

— Так известно куда…

— Отвечать быстро! — давил я на психику. Сумерки были уже просто на подходе.

— К себе, — выдавил тот, морщась.

Пора, пора уходить! Черт, не подумал. Плюнуть надо было на все эти побрякушки и спокойно делать ноги. И, собственно, дело. Так нет, взыграло ретивое! Это не прокурор, это крохобор какой-то. Народный, значит, маму его нехорошо, мститель. Прости, мать. Сорвалось.

Расстрелять к чертовой матери! Всех до единого. Злость, не до конца остывшая, забурлила во мне, как вода в чайнике. С пузырями.

Ладно, сами напросились. Получите театр. В главной роли на подмостках прокурор экологической прокуратуры майор Попов. Не знаю ни одного актера, ставшего генералом. Хотя все они там лицедеи. Насмотрелся. Хотя нет, грешу, конечно. Толковых людей хватает. Без них лицедеям делать было бы нечего. Щеки-то можно понадувать некоторое время, но и результаты ведь нужно показывать.

Сам я на сейнерах, где ловят и готовят рыбу, не бывал, но по телевизору видел. Идет конвейер с тушками, часто еще живыми, а работницы возле него их выхватывают и вспарывают животы, вытряхивая внутренности. Потрошат, стало быть. Ох и работенка там, полагаю! Пахучая и тяжелая. У нас, когда идет потрошение, примерно то же. Только мы не с рыбой безмозглой дело имеем, а с людьми. Времени у меня в обрез, поэтому потрошить я принялся быстро и жестко.

— Далеко еще?

— К ночи успеем.

Судя по их темпу передвижения, это километров пять-шесть.

— Народу много? Отвечать быстро! — возбудился я, играя предельное раздражение, переходящее в истерику.

— Зачем тебе знать? — спросил говорун.

— Тебе молчать! Тебе говорить!

— Целая деревня.

— Как звать? Тебя, тебя! — давил я на раненого.

— Егор…

— А тебя? — перевел я ствол на говоруна.

— Люди Большаком кличут.

Ох, хорошо хоть не коммунистом. Одного мне как-то хватило. Ладно, мне-то все равно. Надеюсь, это оттого, что он просто главный или один из. Ну вожак.

— Вот что, Большак. На кой дьявол вы меня привязали?

— Без этого нам против траков никак. Не отобьемся. Теперь придется своим жертвовать. Времени совсем нет.

— Тогда я могу всех вас прямо тут в жертву и положить.

— Это не жертва будет, подношение. Против траков… Это я уже слыхал, так что дослушивать не стал.

— И чего, срабатывает?

— Обязательно помогает. А как же. Без этого никак. Так что убивать нас без толку. Отпусти.

— Значит, полагаешь, надо отпустить вас?

— А как же? Конечно. И кошель бы вернул, а? Ну и наглец! Кошель ему вернуть.

— Ага! И вы меня потом опять в жертву? Нет, не уговорил.

— Да зачем теперь-то? — искренне, кажется, удивился говорун. — Коли ты сам вырвался, то все. На том конец. Закон такой.

Второй мужик согласно покивал раздвоенным подбородком, на котором угадывалась тонкая нитка шрама, уходящая к горлу. По-моему, на нем следы швов.

— Ну, допустим пока. Сейчас проверю, правду говоришь или как. Ты Лося знаешь?