Читать книгу "Большая охота - Андрей Мартьянов"

– Будет, будет, а как же, – торопливо поддакнул Гиллем, озираясь и воочию выясняя неприглядное обстоятельство – они остались втроем. Под шумок двое былых преданных клевретов и единомышленников наследника Ренна предпочли исчезнуть, оставив на память о себе удаляющийся цокот копыт по скользким камням. Монтеро д'А-Ниор, правда, пребывал на прежнем месте, продемонстрировав стоявшему на стене мессиру Бланшфору пару непристойных жестов.

– Почему ты их не остановил? – накинулся на приятеля Рамон.

– А зачем? – вопросом на вопрос откликнулся Монтеро. – Они всю дорогу шептались у меня за спиной, как бы половчее смыться. Если бы они остались, у нас только и забот было, что приглядывать за ними. Так куда теперь подадимся, господин и повелитель?

– Не знаю, – искренне признался наследник де Транкавелей. Мир внезапно повернулся к нему совершенно незнакомой и непривычной стороной, напрочь отказываясь потакать его желаниям и повиноваться его распоряжениям. Люди, коих он самоуверенно почитал преданными до гроба, один за другим покидали его. Ренн-ле-Шато закрыл перед ним ворота, также поступили в Фортэне, и, куда бы он не направился, его ждет столь же ледяной прием.

– Мэтр Калькодис, между прочим, сулил проводника, когда мы доберемся до римской дороги, – отважился напомнить Гиллем. Ответом стало желчное замечание:

– И что же, ты предлагаешь втроем мчаться за нашими беглецами, которые, если верить почтенному мэтру, нашли себе каких-то покровителей и обзавелись охраной?

– Тогда одна дорога – в Ренн, – даже в причудливом окружении Рамона мессир А-Ниор выделялся странным характером: он с одинаковым равнодушием воспринимал и творимые Рамоном бесчинства, и мысль о том, что за них рано или поздно придется ответить, на том свете или на этом. Монтеро был одним из немногих, принимавших участие в ритуалах Санктуария, которые не вызывали у него ни восторга, ни отвращения. Его вело по жизни болезненное любопытство: а что будет дальше? – Тебя папенька с братцем, может, и простят, а нас вздернут – в назидание и заради поучительного примера. Спляшем вдвоем, как в былые времена, верно, Красавчик?

– Катись ты… – уныло отругнулся Гиллем. Дальнейшее стояние под стеной становилось бессмысленным: мессир Амьен ушел, расхрабрившаяся стража уже начала выкрикивать в адрес былого наследника Ренна и провинции замысловатые оскорбления и предложения касательно ожидающей его судьбы.

– Едем к Виа Валерия, – внезапно решил Рамон, положив конец перебранке спутников.

Прикинув время и возможности беглецов, Гиллем только развел руками: те наверняка уже успели одолеть не меньше трети дороги к Марселю, и возможность догнать их представлялась весьма сомнительной. Однако усомниться, а тем более вступить в пререкания с Рамоном – себе дороже.

* * *

Проводник дожидался в условленном месте.

Как и заверял мэтр Калькодис, пройти мимо него было невозможно – заметив трех приближающихся всадников, он поднялся с обочины и лениво встал посередине дороги. При виде посланца мэтра Гиллем в очередной раз подумал о спасении души, придя к безнадежному выводу – слишком глубоко он увяз в болоте грехов и проступков, чтобы надеяться на прощение. Следовать за таким проводником – все равно что добровольно встать на дорогу в ад.

Посланец тем временем зевнул и нехотя подошел ближе, заставив лошадей нервно запрядать ушами и попятиться. Лошадок можно было понять: попробуй-ка сохранить твердость духа, когда на тебя наступает здоровенный зверь ростом не меньше испанского мула, поросший черной клочковатой шерстью и с вытянутой клыкастой мордой, в точности рылом морского чудовища! Язык как-то не поворачивался назвать эту тварь просто собакой. Ни один из его дальних и близких родичей явно никогда в жизни не опускался до дружелюбного помахивания хвостом, приношения шлепанцев хозяина и дремоты у полыхающего камина.

Черная псина окинула Рамона де Транкавеля оценивающим взглядом. Глазки у зверюги были маленькие, близко посаженные, с красноватым отливом. Чуть позже выяснилось, что пес носит ошейник – широкую кожаную ленту с заклепками, на которой болтается крохотная подвеска, алый камешек в медной оправе.

– Ты… Тебя прислали за нами?.. – голос Рамона неуловимо дрогнул. Пес с достоинством наклонил косматую башку, и, развернувшись, потрусил по старой дороге. Отросшие кривые когти при ходьбе громко скребли по песчанику.

При общей страховидности хвост у черной псины подкачал: всего-то жалкий обрубок не длиннее пальца, раскачивающийся в такт шагам влево-вправо. Созерцание этого хвоста заставило Гиллема приглушенно фыркнуть, и первоначальный испуг сменился натянутой бравадой. Подумаешь, здоровенная собака. Даже самый натасканный пес – не более чем умное животное. Поблизости наверняка дожидается его хозяин.

Бланшфор-младший только хотел поделиться своими соображениями, как Виа Валерия вильнула, скатившись с пригорка в неглубокую, ставшую весьма людной ложбину.

На первый взгляд, в разбитом у обочины лагере обосновалось не меньше двух или трех десятков человек. Тлел костерок, неровными рядами выстроились холщовые навесы, бродили оседланные лошади. Кто-то бездельно валялся в пожухлой траве, кто-то сидел у огня. Бренчал расстроенный рыль, и несколько луженых глоток старательно выводили:

…А добыча измельчала, йо-хо-хо,

Все конина вместо сала, йо-хо-хо,

В кошельках металла мало, йо-хо-хо,

Не клиент, а скупердяй!

Это что же за работа? Йо-хо-хо…

Разбирает нас зевота – йо-хо-хо,

Даже грабить неохота – йо-хо-хо,

Хоть обычаи меняй…

– Иисус Спаситель, ну и сброд! – громко возмутился Гиллем де Бланшфор. – И вот это – обещанная помощь?! Да им же одна дорога – до ближайшей виселицы!

По злокозненной прихоти судьбы его слова в точности совпали с окончанием песни и прозвучали в абсолютной тишине. Два десятка голов повернулись на голос, множество глаз внимательно и недобро впились в пришельцев. Черная псина утробно гавкнула. Гиллем побледнел и попятился.

– Вроде у этого красавчика что-то лишнее надо отрезать, – задумчиво произнес один из сидевших у костра, долговязый детина с невыразительным лицом, поигрывая длинным охотничьим ножом. – Не пойму только, что. Язык, что ли, ему подкоротить? Как думаете, братие?

– Какой там язык? Совсем у тя глаз замылился, Шустрик, – хриплым басом сказал неопрятный толстяк, опирающийся на суковатую дубину. – Это ж петушок, аль ты не видишь? Каплуна с него сделать надобно…

Поляна взорвалась грубым хохотом, не сулившим, впрочем, никакого веселья Гиллему де Бланшфору – упомянутый красавчик затрясся, как лист на ветру, и спешно спрятался за спину Рамона. Долговязый с ножом сделал шаг вперед, нехорошо улыбаясь.

– Спокойно, ребятки, – прогудел еще один голос. – Великое дело, петушок не в свой черед прокукарекал. Что ж нам, обижаться на глупую птицу? Ну-ка, вольный люд, дорогу атаману!

Помимо гортанного акцента простеца, урожденного в глухомани провинции Лангедок, в этом голосе слышались отчетливые властные нотки. «Ребятки» уважительно расступались перед его обладателем – низкорослый, кривоногий, чудовищно плечистый человек, до самых глаз заросший дикой пегой бородищей, уверенно протопал через поляну и остановился в трех шагах от Рамона сотоварищи.