Читать книгу "Большая охота - Андрей Мартьянов"

– А они? – голос Скользкого зазвучал сварливыми интонациями рачительного хозяина, видящего напрасно потраченное добро. Он ткнул пальцем в сторону объевшихся коней – мерин уже не мог держаться на ногах и неуклюже завалился набок. – Что, бросим их здешним оборванцам?

– Бросим, и пусть подавятся, – отрезал Ральф. – Ты пойми, со дня на день начнутся шторма. Корабельщики станут отсиживаться по гаваням. А мне позарез нужно через седмицу-другую добраться до Сицилии.

– Ты платишь, мы делаем. Тебе виднее, – лаконично откликнулся подручный. – Коней только жаль. Подохнут ведь.

– Наплевать, – порой Джейль начинал сожалеть, что не выбрал другое ремесло. Милость госпожи Элеоноры и близость к сильным мира сего не стоили всей той грязи, в которой ему частенько доводилось барахтаться в поисках утраченных жемчужин.

* * *

Подобно тому, как болотная трясина затягивает неосторожно свернувшего с тропы и оступившегося путника, так и совершаемые нами поступки влекут нас к небесам или к падению в пропасть. Как бы ты не пытался свернуть с погибельной дороги, обстоятельства оказываются сильнее, вновь и вновь возвращая тебя в проклятый круг.

За последние два дня Гиллем де Фортэн на собственной шкуре убедился в справедливости сей простой истины. Единственный необдуманный шаг – и теперь ему не вырываться, он обречен скатываться ниже и ниже, обречен, как прикованный незримой цепью, следовать за павшим сюзереном.

Мыслей о бегстве у него больше не появлялось, и Гиллем старался даже мысленно не вынашивать подобных замыслов. Он боялся – как, впрочем, и все в их отряде, в большей или меньше степени – и уже не пытался скрывать свой страх. Ему хотелось только одного: чтобы эта безумная круговерть закончилась. Все равно, как. Пусть даже ценой их гибели. Иногда ему казалось, что смерть будет куда лучшим уделом, нежели преследование, в которое их увлек Рамон де Транкавель. Еще несколько дней такой жизни, и они точно превратятся в Дикую Охоту, мертвецов, обреченных до Второго Пришествия гнаться за недостижимой добычей.

…После визита мэтра Калькодиса в уединенный охотничий домик Рамон несколько оживился и воспрял духом, устроив перекличку соратников. Из первоначальной группы его не покинули всего пятеро, включая Гиллема – те, кому было некуда сбежать и негде укрыться. Рамон равнодушно проклял струсивших и приказал немедля выступать в путь – к Фортэну, прилепившемуся на склонах горы Рокко-Негро. По прямой, как летают птицы, замок семейства Бланшфоров и нынешнее убежище наследника Ренн-ле-Шато разделяли всего пять с небольшим лиг. Иное дело, что эти лиги пролегали через скалистые предгорья Рокко, приличных дорог там не имелось, а извилистые тропинки отличались прихотливостью и непредсказуемостью. Ночью там можно было запросто переломать ноги лошадям и свернуть собственную шею.

Возразить Рамону никто не решился – выехали по его слову, несмотря на поздний час и сгущающуюся темноту. Промыслом Господним (хотя Гиллем все больше склонялся к мысли, что Господь тут совершенно не при чем, а их везение обеспечено совсем иными покровителями) никто не пострадал и не убился. Ближе к рассвету половину неба с гаснущими звездами загородила непроглядная тьма – скальные уступы и выраставший из них Фортэн – не столь большой, как Ренн, но зато слывший совершенно неприступным.

Несмотря на то, что Фортэн был его и Идуанны родным домом, Гиллем де Бланшфор не испытывал к нему никакой привязанности. Отчасти причиной этому служило принятое года три назад решение правителя края, Бертрана де Транкавеля. После смерти предыдущего владельца замка, отца Гиллема и Идуанны, Железный Бертран издевательски заявил, что у наследника семьи слишком много иных обязанностей, чтобы еще добросовестно управлять замком и прилегающими землями. Посему Фортэн переходит к Амьену де Бланшфору, родному дядюшке Гиллема – дабы тот от имени своего сюзерена содержал укрепление в надлежащем порядке, ежегодно выделяя непутевому племяннику круглую сумму на проживание, пропитание и прочие расходы. Дядюшка Амьен соглашения пока не нарушал, однако старался, дабы визиты племянника в родовое гнездо были как можно более редкими и краткими.

И, само собой, мессир Амьен де Бланшфор совершенно не обрадовался, когда спозаранку под воротами замка объявился Рамон де Транкавель собственной персоной, за коим тащилась малая компания весьма потрепанного и унылого вида. После долгого переругивания со стражей на воротах и ожидания, занявшего почти час, управляющий замка соизволил подняться на стену и лично взглянуть на незваных гостей. Приказа открыть ворота так и не последовало – и из первых слов господина Амьена стало ясно, почему. Хозяин Фортэна уже знал о происшествии в Ренне – в общих чертах и без красочных подробностей, но знал. Птицы, как известно, куда быстрее людей, а горы для них не помеха. За двое минувших суток из голубятни Ренн-ле-Шато выпорхнуло немало крылатых гонцов, оповестивших подданных Бертрана Транкавеля о том, что его наследник нынче в немилости и опале.

– Ничего я вам не дам, – без обиняков заявил с надежной высоты надвратной башни мессир Амьен, человек средних лет, слывший упрямым, как кабан, и преданным, словно гончий пес. Слово графа Редэ было для него законом, а Рамона он всегда недолюбливал, не считая нужным скрывать свою неприязнь. – Ни людей, ни припасов. Ступайте, ваша милость, туда, откуда взялись. Вам тут больше не рады. Послушайте лучше доброго совета: возвращайтесь домой и повинитесь перед отцом. Он разослал по графству бумагу, в коей говорится…

– Открой ворота! – раненым волком взвыл Рамон. – Открой, мерзавец! Я приказываю!..

– Чихал я на ваши приказы, – с нескрываемым злорадством ответствовал комендант Фортэна. – Говорю же: вашим батюшкой велено прибежища вам не давать. А ежели станете упорствовать и настаивать, то, Богом клянусь, повяжу вашу шайку и отвезу в Ренн! Пусть господин Бертран сами решают, как с вами быть!

В темных глазах Рамона появилось, подобно всплывающему из глубин чудовищу, неуловимо-отсутствующее выражение, предвестник надвигающейся грозы. Гиллем по опыту знал – еще мгновение-другое, и вокруг Рамона начнут твориться странные вещи. Люди, доселе упорствовавшие в своем мнении, станут послушно повторять слова наследника Ренна. Свечи и факелы погаснут, как от сильного дуновения ветра. Похолодеет, сделается стылым и промозглым воздух. Рамон превратится из человека в нечто, распахнутую дверь, сквозь которую в мир заглядывает ухмыляющееся безумие.

…И мессир Амьен, не желающий уступать в споре, шагнет между зубцов крепостной стены – с рассеянной улыбкой, не понимая, что творит…

– Не надо, – собравшись с духом, Гиллем осторожно потряс сюзерена за плечо. – Не надо, Рамон. Оставь его. Найдем помощь еще где-нибудь.

Несколько тягучих, звенящих от напряжения мгновений Гиллем де Бланшфор пребывал в твердой уверенности: вот и пришел конец его бестолковой и грешной жизни. Но застывшее янтарной смолой время покатилось дальше, Рамон тряхнул головой, приходя в себя, и глухо рыкнул в сторону коричневых с желтыми прожилками стен Фортэна:

– Я тебе это припомню… Попросишь еще пощады, умолять будешь…