Читать книгу "Алтарь Тристана - Анна Малышева"

В трубке послышался протяжный тяжелый вздох. После паузы Нина уважительно произнесла:

– А знаете, я ведь до этого не додумалась… Я думала, конечно, что с Иваном могло случиться несчастье… Хотя надеялась на лучшее, конечно. Виктор не позволял мне наступить на горло невестке. А когда она сегодня сказала, что Иван приедет, и сразу вслед за этим велела мне убираться… Ну, я просто подумала, что я тут лишняя, они ведь боятся, что мне кое-что перепадет по наследству от Виктора. И в самом деле, раз Иван едет, мне там нечего делать. А выходит, вот что…

– Это только мое предположение! – с опаской уточнила Александра.

– Да что там, предположение! – возразила Нина. – Наверняка все так и есть. Просто я до такого не додумалась… Выдать кого-то за Ивана, пользуясь состоянием его отца…

Художницу поразило, что тайные опасения, высказанные ею вслух впервые, сразу нашли полное понимание со стороны непосредственной участницы драмы. «Значит, она была готова принять такую невероятную версию! Хотя почему невероятную… Из-за наследства изобретаются и не такие комбинации… Благо старик болен и потерял слух, лишился возможности контролировать ситуацию… Каждый хочет урвать свой кусок! Нина продала Коровина, Ирина желает заполучить все остальное… Но как она практически представляет себе эту комбинацию? А если старик будет в сознании? А если даже нет – завещание сделано на Ивана и другой человек не сможет вступить в права наследства. Если он только удивительно на него похож и здесь не столкнется с кем-то, кто знал того, первого…»

Эта мысль уколола Александру. Опомнившись, она торопливо спросила молчавшую трубку:

– Скажите, вы знали, что у Ивана был старший брат, который умер совсем крошечным? Не дожил до месяца?

– Конечно знала, – без запинки ответила Нина. – Я ведь и присматривала за ним первые дни, пока Маша была слаба. Да и до самого конца была рядом. Страшное горе… Вам Ирина сказала?

– Я узнала сама… Случайно. Обратилась за справкой в церковь, где был крещен маленький Иван. В храм Святого Людовика Французского. Странно, как вы не знали, что ваша сестра была там крещена, ходила туда и крестила там первенца…

– Ничего странного. Сама я к этой церкви никакого отношения не имею. Родители относились к нам по-разному, – сухо ответила Нина. – То, что делалось для Маши, для меня считалось необязательным… Но я не в обиде, что там.

Однако было ясно, что тема ей очень неприятна. Александра, не желавшая трогать больное место, все же решилась спросить о том, что ее волновало весь день:

– Вероятно, Мария и сама относилась к своим сыновьям по-разному? Старшего Ивана крестила, а младшего почему-то нет?

– А вы разве не слышали: «Грехи отцов падут на головы их детей…»? – отрезала Нина. – Так все и катится, из поколения в поколение, и конца этому нет. Но все это совершенно неважно. Главное, не дать мошенникам завладеть наследством Виктора! Кто знает, они ведь могут пойти до конца, если старик заподозрит обман!

– Что вы имеете в виду? – обмирая, спросила Александра.

– Бросьте, а то непонятно… Он так слаб! Находится в отдельной палате, Ирина вдруг сделала широкий жест. Я уже все узнала, звонила по всем больницам, нашла ту, где он лежит. Пускают только ее. Ну, пережмет капельницу… Он же еле дышит.

– Так надо срочно туда ехать! – взволнованно воскликнула художница.

Но Нина не разделяла ее энтузиазма:

– Надо, но горячку пороть ни к чему. Сунемся мы туда, а там Ира… Конечно, можно сесть с другой стороны кровати и ждать, кто кого пересидит. Но вы там совершенно лишняя. Я вам позвоню, как только что-то будет известно. Спасибо за вразумление! Я-то успокоилась, а надо было встревожиться!

Повторив свое обещание непременно позвонить, как только удастся попасть к больному, Нина завершила разговор очередным изъявлением благодарности.

Когда Александра в очередной раз сняла перчатки и подняла взгляд на окна мансарды, за ними стояла темнота. Плечи и шея художницы ныли от многократного повторения однообразных движений – смочить ватный комок растворителем, осторожно промокнуть очередное место на картине, снять грязь и старый лак, повторить операцию… Полотно было расчищено окончательно. Едкий запах растворителя заполнил мастерскую, несмотря на ее обширную площадь. Поднявшись из-за мольберта и распахнув все окна поочередно, она остановилась возле последнего, вдыхая теплый, почти летний ночной воздух.

Она не чувствовала никакого облегчения от того, что Нина взяла на себя все заботы о том, чтобы умирающего старика не обобрали мошенники. Напротив, Александра терзалась нарастающим беспокойством, смутным и тем более непреодолимым. Художница напрасно уговаривала себя, что никто лучше Нины не сможет разоблачить мошенников. Что она сделала все возможное и невозможное, чтобы разъяснить ситуацию… Женщина чувствовала, как это неубедительно звучит. Слишком многое осталось недосказанным, остался страх, осталась тайна, на которую так и не удалось пролить свет.

«Неужели я права, они избавились от Ивана?! – повторяла про себя Александра. – Вот что главное… Это, а вовсе не квартира, дача, коллекция… И кто такая Ирина? Возможно, все, что она рассказывала об их встрече в Париже, о внезапно вспыхнувшей любви, о свадьбе, – ложь. То-то мне показалось, что в этой истории многое притянуто за уши. Но тогда кто она такая и откуда взялась на его пути? Сам-то он, вне всяких сомнений, отправился работать в Париж, хотя бы это точно известно! И сгинул там, по всей видимости… Но что я еще могу узнать? Каким образом?»

В садике на углу переулка хрипло переругивались вороны. Перепархивая с ветки на ветку, они на миг появлялись в свете только что вспыхнувшего фонаря. Птиц явно что-то встревожило. «Цирцея опять загуляла. – Александра с тревогой всмотрелась в тени между деревьями. – Запереть ее невозможно, тогда следующее исчезновение станет последним. Если так переживаешь из-за кошки, которая решила гулять сама по себе, что должен чувствовать родитель, который не имеет известий о своем ребенке?»

О чем бы художница ни думала, ее мысли неизбежно возвращались к семье Гдынских. «Лгут они обе! Ирина даже не смущается, когда я разоблачаю ее ложь. Но Нина тоже ведь врет, хотя бы в той части, которая касается ценности проданных ею вещей! А это ее странное заявление, будто она не имела понятия о том, что Мария была прихожанкой церкви! За ребенком ухаживала после роддома и вплоть до смерти, а о том, что его успели крестить, не знала? И что в этой семье за странный обычай – крестить только первенцев? Никогда о таком не слышала! Наследство, землю, титул действительно часто передавали только первенцу, чтобы не дробить состояние и герб. Но чтобы распространять подобные вещи на таинство крещения…»

Почувствовав голод, она порылась в шкафчике, заменявшем ей буфет и холодильник, и обнаружила только несколько сухариков и пакет гречки. «Неудивительно, что Цирцея предпочитает угощаться у знакомых продавщиц в окрестных магазинах!» Накинув куртку, женщина заперла дверь мастерской и спустилась по неосвещенной лестнице, легко двигаясь наугад, как кошка, свободно ориентирующаяся в темноте.