Читать книгу "Марш обреченных - Валерий Рощин"

– Я о таких и говорю! – искренне доказывает он. – О надежных, о тех, кому можно довериться!..

Сидим долго, невзирая на усталость и желание выспаться. Все ж не байки травим с анекдотами, а решаем важный и непростой вопрос. Какие-то предложения отбрасываем сразу, какие-то обсуждаем. В общем, спорим, мозгуем, желая прийти к единому мнению.

И все равно ничего путного в головы не приходит. Наверное, потому, что срабатывает давняя спецназовская привычка: всегда оставаться вместе, всегда бок о бок идти к одной цели. Пути и действия могли при этом быть разными, но главная цель – единая и общая для всех.

В третьем часу ночи, подсвечивая фонарем развернутую на коленях карту, беру заключительное слово:

– Значит, так, товарищи морские пехотинцы. Для того чтобы вернуться в Россию, мы должны сначала протопать по территории Армении – по аппендиксу между Азербайджаном и Нахичеванью, потом вдоль восточного берега озера Севан. После повернуть на восток и, преодолев пятидесятикилометровый участок Западного Азербайджана, попасть в Грузию. Здесь на юге имеется с десяток мелких сел – как-нибудь проскочим. На равнине – две ветки железной дороги, несколько городков вдоль них, а дальше горы. Грузию считаю самым опасным участком пути, но, если идти строго на север, отрезок получается небольшим – около восьмидесяти километров.

– И куда нас занесет? – любопытствует прапорщик.

– В Дагестан, Серега. К истокам реки Джурмут.

– Джурмут? Никогда не слышал о такой…

– Ладно, разберемся, – уже Супрун готовится к отбою.

– Впервой, что ли? – посмеивается Куценко.

Кажется, Борька больше всех радовался тому, что группа пойдет на север в полном составе, а не разделится и не разбежится в разные стороны, как предлагалось в начале совещания.

Глава вторая

Армения

10–11 августа

Территория юго-восточной Армении как нельзя лучше подходит для скрытного передвижения в светлое время суток. Горы под три тысячи метров; бесконечные складки, сплошь покрытые густой растительностью; хребты, разделенные глубокими ущельями; быстрые, неглубокие реки. И снова хребты…

Пасмурным утром, оставив справа двухтысячник Бартаз с его укрытой в свинцовых облаках вершиной, группа двинулась на север. За предстоящий день я намереваюсь одолеть около сорока километров, чтобы ближе к ночи миновать оживленную асфальтовую дорогу, шедшую от города Капан.

Держимся в двух-трех километрах от азербайджанской границы. В глубь Армении не забираем, дабы не увеличивать и без того немалый путь. Но и ближе к границе подходить опасаемся, не желая увеличивать риск свидания с погранцами. Отношения двух стран из-за спорного Карабаха остаются натянутыми, и любой пограничный наряд запросто примет нас за лазутчиков неприятеля.

Погодка не радует: дождь то утихает, то расходится с новой силой. Одежда и обувь давно промокли насквозь, а горы Южной Армении, будто испытывая нас, поднимаются все выше и выше.

– Ничего, выдюжим! – подбадривает старый охотник. – Главное, ночлег в правильном месте обустроить – чтоб за шиворот не текло, и дровишки сухие сыскались. С костерком-то оно все веселее: и харч сготовим, и обогреемся, и одежку высушим…

Пока же мы согреваемся старым и безотказным способом: изредка пускаю по кругу заветную фляжку со спиртом; каждый делает по глотку, потом закуривает. И спасительное тепло медленно растекается по продрогшим телам.

А к вечеру, когда группа для безопасного обхода Капана повернула на запад, случилось непредвиденное. Идем по раскисшей тропе, петляющей в опасной близости от обрывистого склона. Тропа неудобна, но деваться некуда: слева – обрыв, справа – покатый склон, пройти по которому и в нормальную погоду сложно. На одном из поворотов Куценко поскальзывается, неуклюже взмахивает ручищами и… без криков и воплей, а с каким-то невразумительным мычанием исчезает за краем обрыва.

Опомнившись и затаив дыхание, мы заглядываем вниз…

Вначале охренели от высоты. Потом дружно загалдели, увидев копошащегося в грязи товарища.

И точно, когда нашли пологий спуск и сбежали вниз, показалось: Борьку больше беспокоит коричневый суглинок, толстым слоем облепивший одежду, чем последствия стремительного полета. Подняв грязную рожу, он кисло улыбается и отковыривает от бедра жирный пласт. Потом пробует встать и, скривившись, хватается за голень. За ту самую голень, простреленную в Абхазии много лет назад…

Вот тогда-то и дошло: дело серьезное. Если уж Куцый – истинный боец и предельно терпеливый мужик – корчится от боли, значит, как минимум нужен врач.

После осмотра становится ясно: перелом.

– Мужики, кажется, и с рукой какая-то фигня. Не поднимается… – сконфуженно признается морпех.

Мы снимаем с него куртку и принимаемся ощупывать суставы и кости.

– Здесь больно? А здесь?..

Тот мотает лобастой башкой, а когда дело доходит до плеча, дергается и стонет.

– Понятно. Еще и ключица, – подвожу невеселый итог.

Палыч поднимается, вытирает рукавом мокрое лицо и тянет Илью в сторону ближайших зарослей:

– Хорош стоять, рот проветривать! Идем, нарубим подходящих палок…

* * *

Вероятно, каждый из тащивших самопальные носилки вспоминал погибшего Юрку Белого. Как же его сейчас не хватало! Пока двое корячатся и еле продвигаются по размокшему грунту, третий идет впереди с «Винторезом» – осматривается, ищет в фиолетовых сумерках дорогу, а заодно отдыхает. Но менял-то он минут через пятнадцать только одного! А второму опять приходится хрипеть от изнеможения и материться сквозь зубы.

И все же Капан обошли. Выбрав момент, аккуратно перетащили носилки по лужам на асфальтовой дороге. И для верности углубились метров на семьсот в лесистое ущелье.

– Ну, и кабан же ты, Борька! – устроив носилки на траву, падает рядом Матвеев. – Лучше бы я слетел с того обрыва, ей-богу! Во мне всего-то шестьдесят килограммов с хвостиком.

– Закон подлости в действии, – жадно хватает ртом холодный воздух Супрун.

– Дальше не пойдем – ночуем здесь. – Сажусь у изголовья носилок. – Ты как, акробат?

Тот приподнимается на локте здоровой руки. На искалеченную ногу наложена шина – две прямые палки, накрепко примотанные брезентовыми лентами от разрезанного рюкзака. Пострадавшая при падении рука прижата к корпусу в согнутом положении и лишена свободы ремнями от той же «приговоренной к смерти» заплечной торбы.

– Нормально, – смущенно шмыгает носом Куцый. – Мне-то что – лежу себе и лежу. А вот вам туго приходится.

– Не тушуйся – со всяким бывает. Радуйся, что легко отделался.

– Да, блин, высота там приличная. Я, пока кувыркался по кочкам склона, всю службу в морской пехоте успел вспомнить два раза…