Читать книгу "Марш обреченных - Валерий Рощин"

«Иранцы. Как пить дать, иранцы, – утверждаюсь в своем предположении. – Стало быть, здесь не задержатся и искать нас до победного не станут – не резон им нарываться на международный скандал. Сейчас заберут ценный груз и смотаются через реку восвояси».

И пока друзья не просекли, откуда прилетели винтокрылые «птички» и куда улетят, командую:

– Пора, граждане. Сваливаем по северному склону…

* * *

Налегке группа быстро спустилась с горы и через полчаса достигла лесистого склона длинного, уходящего далеко на север хребта. В лесу отдышались, перекурили…

Борька и Палыч молчат. Куценко всегда слыл пофигистом и очень легким человеком, не привыкшим долго и глубоко над чем-либо размышлять. Матвеев же – человек обстоятельный и разумный. Если за что-то берется, работу выполняет скрупулезно, вникая в каждую мелочь и тонкость. Однако за последние годы он сильно сдал – «утерял бодрость мыслей», как сам же выразился при встрече.

Потому-то неприятные вопросы я жду только от Ильи.

И, туша подошвой окурок, он действительно говорит о самом главном:

– Слушай, Аркадий… а ведь твой друг Барков обещал…

– Знаю, о чем ты хочешь спросить. Братцы, потерпите до большого привала на ночевку. Сядем у костерка и обо всем потолкуем – мне есть о чем вам рассказать. Тема серьезная и требует времени. Договорились?

Приятели встают и закидывают за спины похудевшие рюкзаки.

Спустя минуту небольшая группа бывших морских пехотинцев снова двигается за командиром, отчего-то повернувшим строго на запад – вслед за садившимся за холмами солнцем. Мы внаглую пересекаем нарезанный Барковым район – прямо у подножия самой высокой горы обозначенного им треугольника. Когда закончили восхождение на пограничный хребет, шедший последним снайпер предупреждает:

– Командир, вижу внизу людей!

Прячемся за камни, наблюдаем…

По дну неглубокого ущелья, который мы пересекли полчаса назад, топает отряд из тридцати хорошо вооруженных бойцов.

– А вот эти похожи на спецназ, – рассматривает их с помощью оптики снайпер.

– Дай-ка взглянуть…

Приятель прав: крепкие ребята в камуфляже, с ранцами на манер десантных, в касках, с разнообразным оружием и снаряжением, в приличном темпе шагают вниз по ущелью – туда, где пара иранских вертолетов нарушила азербайджанскую границу. Впереди – на удалении двухсот метров идет группа лидеров. За спинами у двоих замечаю антенны мощных радиостанций. Еще двое тащат на плечах ручные пулеметы.

– Да, похожи на натовских спецов, – возвращаю винтовку с оптикой. И немного выждав, тороплю: – Подъем, граждане, через час стемнеет. А нам нужно перевалить хребет, проскочить границу и разбить лагерь.

– Какую границу? – ловлю недоуменный взгляд Ильи.

– Для начала в Армению. Там найдем укромное местечко для ночлега и спокойно обсудим дальнейшие действия.

Такой вариант на данном этапе устраивает всех. Мы здорово выдохлись, таская на плечах неподъемный груз; да и нервишки пребывали на взводе от постоянного риска напороться на засаду или быть застигнутыми врасплох погоней…

* * *

На небосклоне ни одной звезды – небо затянуто сплошной облачностью. Верно, поэтому ночь тепла и безветренна.

Оказавшись в Армении, мы слегка осмелели. Бедная страна – ни ресурсов, ни толковой армии, ни важного геополитического положения. Оттого, видать, и не чурается дружбой с Россией. К тому же операция закончена: все невзгоды, преследования и прочие непонятки остались в Азербайджане. Можно распалить костерок и, повременив с дозором, посидеть вокруг пляшущих красновато-желтых языков…

Глядя на «дышащие» угли костра, разведенного в приямке средь густого леса, я коротко рассказываю об электронном приборчике, снятом с запястья пожилого грузного мужика; о том, как тот вибрировал и высвечивал явно повышенные показания возле проклятых металлических ящиков. Делюсь предположениями относительно финала операции и прилетавших вертолетов…

Друзья слушают молча. И с тем же молчаливым недоумением избегают смотреть в глаза друг другу после окончания невеселого монолога.

А что им остается делать? Упрекать меня в том, что доверился малознакомому человеку и втянул в авантюру остальных? Но, во-первых, я и сам оказался в том же идиотском положении. А, во-вторых, авантюрой эта операция была с самого начала – все это понимали и согласились участвовать в ней отнюдь не от хорошей жизни. Что они, собственно, потеряли? Супрун так и сидел бы в зоне; Куценко продолжал бы спиваться; Палыч скрывался бы у родственницы и костерил бы бандитскую власть. Сам же я в поисках денег на операцию жены наверняка бы влип в какую-нибудь не менее скверную историю…

– Ладно, мужики, мы взрослые люди, и никто нас насильно сюда не тянул, – подбрасывает Илья ветки в костер. – Давайте думать, как выбираться из дерьма.

– Может, отсидеться в тихом месте? – предлагает Борька. – А там, глядишь, и забудут про нас…

– Это в каком же тихом? – косит в его сторону Палыч.

– Черт его знает.

Обычно из уст Куценко ничего путного не вылетает, но то, что сказал сейчас Борис, пустой болтовней мне не кажется.

– У кого есть родственники или надежные друзья в Армении, в Грузии? – спрашиваю я.

Приятели молчат.

– Ясно. Отпадает. Какие еще предложения?

– Проще топать в Россию. Там и скроемся, – весомо изрекает Матвеев. – Когда мне приспичило исчезнуть – полгода жил в подполье. И ни одна сволочь не просекла.

– Ты способности фээсбэшников и бандюганов в один ряд не ставь, – возражает подрывник. – Эти при желании кого угодно вычислят, а желание добраться до нас в данном случае будет огромное.

– Почему ты так думаешь?

И Супрун почти слово в слово повторяет мои мысли, тревожившие сутками ранее:

– А потому, что мы в курсе их темных делишек с ураном. На кой черт им такие свидетели?! Уверен, что они еще до старта операции «пробили» всех наших родственников и друзей.

Опять помолчали. Потянули из пачек сигареты…

Первым тишину нарушает Борька:

– Не, парни, фигня какая-то!

– Ты о чем?

– Ну, по родственникам понятно – про них и в личных делах написано, и выяснить можно. А про друзей – не согласен! У меня, к примеру, в каждом гарнизоне, где служил, их человек по тридцать осталось.

– Ты токо пьянь свою к делу не приплетай, – сердится прапорщик. – За гаражами портвейн хлестать – это одно, а прийти и на постой попроситься – совсем другой коленкор. Нам же не просто отсидеться надо, а спрятаться так, чтобы никто не прознал: ни жена, ни дети, ни соседи! Понял?

Натура у Куценко легкая, он необидчив. К тому же давно привык к ворчливым нравоучениям пожилого товарища.