Читать книгу "Грехи маленького городка - Кен Джаворовски"

все еще лежит у меня на плече.

Но ничего не почувствовал.

Софи ушла.

* * *

В поисках Софи я бродил по улицам Филадельфии, неделями о ней спрашивал. Иногда даже гадал, не примерещилась ли она мне из-за наркотиков, но на самом деле знал, что действительно с ней встретился. Сейчас, вспоминая то время, я понимаю: это было дно. Вскоре я набил сумасшедшую дозу и был готов на все, чтобы добыть двести долларов, с грехом пополам покрывающие мои суточные потребности. Когда действие наркотиков отпускало, я ловил себя на том, что таскаюсь по городу и то бормочу, то ору всякую ерунду, лишь бы избавиться от мыслей о Софи и Дэнни.

Я считал и считаю до сих пор, что виноват в гибели Дэнни и в судьбе Софи, потому что дал слабину и не перерезал Сли горло. Облажался и разрушил жизнь двум хорошим людям.

Даже, наверное, правильнее будет сказать – трем. Но я не в счет.

* * *

– Так что давай не облажайся на этот раз, – сказал я себе, сидя дома в Локсбурге.

Потом попытался подняться, но тут же рухнул обратно на кровать, совершил еще две неудачные попытки и наконец додумался передвинуться к стене, чтобы держаться за нее на ходу. После посещения туалета (на то, чтобы встать с толчка, ушло еще пять минут) я проглотил три последние пилюли от менструальных болей и запил водой.

Четыре первые ступеньки лестницы в подвал я преодолел в вертикальном положении, а остальные до самого низа – сидя на заднице. Немного порыскал вокруг и нашел то, за чем сюда явился: старые костыли. Они остались с тех пор, когда Кейт вывихнула лодыжку. Я попробовал ходить с ними и обнаружил, что так гораздо легче.

– Вот теперь как два пальца об асфальт! – радостно провозгласил я, крутанулся на костылях и тут же рухнул рожей вниз.

* * *

Наконец мне удалось подняться обратно на первый этаж, сходить в спальню, найти джинсы и осторожно натянуть их на себя. Не самая удобная одежда в июньскую жару, но они скроют рану на ноге и вообще лучше подходят для моего плана. Я кое-как побрился, надел условно чистую футболку и пошел в комнату Энджи. Ее школьный рюкзачок висел на крючке – фиолетовый, с блестками и изображениями всяких мультяшных героев. Конечно, мне не хотелось его брать, но других рюкзаков в доме не было, а для дела требовался именно рюкзак. Я продел руки в лямки.

– Как думаешь, справишься? – спросил я у зеркала в гостиной. – Если нет, даже из дома не выходи: незачем. Возьми бабки того извращенца, удолбайся и сиди тут, если думаешь, что не осилишь это дерьмо.

Отвечать вслух на собственную речь я не стал. Не хотел внушать себе ложную уверенность, чтобы потом не оказаться лжецом.

Вместо этого я открыл дверь и поковылял на костылях по улице к универмагу строительных товаров Кайзера.

Нейтан

За годы долготерпения я уверился, будто могу вынести все. Может, так оно и есть, если говорить о разочарованиях бездетного брака и бесперспективной работы, которые со временем лишь усугубляются. Однако меньше чем за неделю я нашел мешок с миллионами долларов, несколько раз солгал полицейским, узнал ужасную правду о событиях собственной юности, а всего шесть часов назад утопил в озере труп. Слишком уж быстро развивались события, и в результате у меня поехала крыша. Отлетела кукушка. Снесло башню. Такие фразы в детстве кажутся ужасно забавными, но оборачиваются ужасом в ситуации, когда подобное состояние становится реальностью.

Я изгрыз ногти, два – даже до крови, пока почти час расхаживал по гостиной. А когда перестал метаться туда-сюда, увидел на ковре диагональную линию, которую оставили мои хождения. Однако успокоиться они совсем не помогли, поэтому я переключился на бурбон и к возвращению Полы с вечернего больничного дежурства пил уже третью порцию.

– Привет, – покосившись на стакан, поздоровалась жена.

– Привет. Как дела на, гм, работе?

– Хорошо.

– А тот парень как?

– Его будут стабилизировать у нас еще два дня, а потом отвезут на вертолете в Филли.

– Он очнулся?

– Нет, но начал шевелиться, так что скоро придет в себя.

Пола пошла в кухню, я – за ней.

– Мы можем поговорить?

– Поговорить с тобой, Нейтан, я готова в любой момент. Только этого и хочу: поговорить. Но ты каждый раз меня затыкаешь.

– Прости. Я понял, что слишком… не знаю, какое слово лучше подойдет. Издергался. Распсиховался. Даже еще хуже.

– Ну так верни деньги.

Я сделал глоток бурбона.

– Помогает? – поинтересовалась жена.

– Нет.

– И что? Вернешь деньги?

– Нет.

– Тогда мы их сожжем. Вот что нам надо сделать: сжечь все купюры до последней. И доказательств не останется.

– Я не стану сжигать два миллиона долларов. Ни за что. Это мои деньги. Даже не проси.

– Тогда о чем нам говорить?

– Слушай, давай уедем во Флориду. Или куда-нибудь еще, куда захочешь. Возьмем деньги. И еще… мы говорили об усыновлении, но было слишком дорого. А теперь нет.

– Так вот для чего все это? Ради детей? Хочешь прикупить одного на ворованные деньги?

– Ты не хочешь ребенка?

– Это кем же надо быть, чтобы задать мне такой вопрос?

– Я неудачно выбрал слова. Извини.

В кухне стало тихо. Пола выдвинула стул, собираясь сесть, но передумала и осталась на ногах. Она пристально посмотрела на меня и отвернулась. На лице у нее было написано горе. А потом она произнесла слова, которые, возможно, носила в душе лет десять, а то и больше, но никогда не разрешала им сорваться с губ.

– Каждую ночь каждой недели каждого года я молила Бога о беременности. И каждый месяц запиралась в ванной, увидев кровь на белье, и рыдала в скомканное полотенце, а потом говорила тебе, что придется попробовать еще раз, и делала вид, будто все это не имеет особого значения. Но это имело огромное значение, Нейтан. Самое большое значение в моей жизни. Год за годом я наблюдала, как все остальные катят детские коляски и приводят ребятишек в больницу. Среди родителей попадались откровенно дерьмовые, и я спрашивала Бога: «Почему ты дал детей им, но не дал мне? В чем я провинилась? Что я такого сделала, Бог?»

– Может, сейчас мы получили ответ.

– Это не ответ. Ты спрашиваешь, хочу ли я ребенка? Больше всего на свете. Но не за эти деньги. Я не возьму их. Вот мой ответ.

– Меня засадят за решетку, Пола. В тюрьму Кэролл-Вэлли. Вот где я окажусь. Там и умру.