Читать книгу "Таинственный сосуд времени - Наталья Николаевна Александрова"

необъяснимое ее пугало.

Или это…

Или это то самое, над чем тогда, много лет назад, работал Евгений Кулаков?

Ольга вспомнила, что Евгения Кулакова больше нет, что только что она сама его убила, и поняла: нужно уходить отсюда, уходить как можно скорее.

Она выскользнула из кабинета, прошла мимо кухни, стараясь не глядеть туда, вышла на улицу.

Что-то говорило ей, что не надо выходить через ворота – но она, к счастью, нашла в углу участка неприметную калитку, закрывавшуюся изнутри на простую защелку, и вышла через нее, быстро пошла к выезду из коттеджного поселка.

Возле ворот стоял белый пикап с рекламой молочных продуктов, в нем сидела румяная молодка, она болтала с охранником, то и дело заливаясь смехом.

Ольга незамеченной проскользнула за этим пикапом и устремилась туда, где оставила свою машину.

Получив заветную бутылку, Бернгард приступил к главному.

Он сосредоточился на том времени, в которое хотел попасть, и перевернул бутылку, чтобы ее содержимое полилось через изогнутое горлышко…

В его жилище и прежде было темно, оно освещалось только тусклой масляной лампадой – а тут свет на мгновение и вовсе померк. Голова Бернгарда закружилась, во рту его пересохло, сердце забилось в груди, как чужое… ему показалось, что он падает в бесконечную, бездонную пропасть…

Но через какое-то короткое время свет стал ярче, голова перестала кружиться.

Бернгард никуда не падал.

Он стоял на своих двух ногах, среди странно одетых людей.

Один из этих людей обратился к Бернгарду с вопросом на непонятном языке…

Вдруг в голове у Бернгарда что-то щелкнуло, и он понял, что сказал ему странный незнакомец:

– Парень, твоя очередь. Не задерживай людей, говори, что тебе нужно.

Перед Бернгардом был прилавок.

За ним стояла рослая женщина с большими сильными руками, перед ней лежали куски мяса.

Бернгарда снова затошнило.

Он отошел от прилавка, оглядываясь по сторонам.

К нему подошел тот же человек и спросил с интересом:

– Вам там хорошо платят?

– Где? – переспросил Бернгард, с удивлением осознав, что не только понимает здешний язык, но даже каким-то непостижимым образом может на нем говорить.

– Как – где? Ты ведь в кино снимаешься. Где еще такую чудную одежду носят?

Бернгард ответил что-то невразумительное и вышел на улицу.

На улице все было странное, невиданное, непривычное – бесчисленные толпы странно одетых людей, многоэтажные дома, удивительные колесницы, разъезжающие без лошадей…

Какое-то время Бернгард думал, что сошел с ума…

Но потом он нашел иное объяснение.

Благодаря бутылке алхимика он перенесся в другое, небывалое время.

Как далеко он перенесся?

На тысячу лет вперед?

Распрощавшись с Кулаковым, который, надо сказать, порядком мне надоел, я дождалась утреннего автобуса и поехала к теткам, чтобы переодеться, потому что, крути не крути, а на работу надо идти. Вот именно, больничный тетя Муся устроила мне на три дня, которые уже прошли, так что если я и сегодня не приду, то начальник точно скажет, чтобы я срочно писала заявление.

Начальник у нас мужик неплохой, но, как он сам говорит, когда его терпению приходит конец, то в гневе он страшен. Нет, конечно, никто его особенно не боится, мы просто притворяемся, чтобы сделать ему приятное…

Дома встретила меня очень сердитая тетя Муся.

– Где тебя носит? – набросилась она на меня с порога. – Опять не позвонила и телефон выключила!

– Ой, а я…

– Шляешься черт знает где, дома не ночуешь! Ногу небось снова натрудила! Лидия, я тебя в последний раз предупреждаю, ты должна серьезно подумать о своем поведении…

Тут я, честно, малость струхнула, потому что, если уж тетка назвала меня полным именем, значит, она и правда находится в крайней степени ярости.

Было такое однажды, когда в четырнадцать лет я поссорилась с матерью и убежала из дома. Ночевала на вокзале, потом села в поезд. Меня сняли на третьей остановке, забрали в полицию, позвонили почему-то не матери, а тете Мусе. Она приехала и называла меня исключительно Лидией. Потом уже призналась, что хотела меня отлупить, до того была сердита, потому что за эти два дня чего только не передумала, представляла самые страшные картины.

Но в полиции бить меня было никак нельзя, а пока мы доехали до дома, то тетка уже немного успокоилась и взяла себя в руки. Но сейчас-то что случилось?

Я не заметила, что сказала это вслух.

– Да все как обычно! – Тетка отвернулась. – Племянница меня ни в грош не ставит, сестра с катушек сошла…

– Да что такое?

– А ты не слышишь?

Я подошла к двери тети-Нюсиной комнаты и услышала звуки рыданий.

– Что, ее бросил бойфренд?

– Тебе все шуточки, – вздохнула тетка, – а я вот думаю, что врачи ничего не поняли, когда обследовали. Реакции у нее, конечно, хорошие, и соображает она быстрее меня, но все равно крыша у Нюськи едет. Причем со скоростью курьерского поезда.

– Да с чего ее так разобрало, чтобы так рыдать?

– Вот именно, что ни с чего. Сама посуди, приходил этот… часовщик ее знакомый.

– Иннокентий Романович?

– Он самый. Да, кстати, вот он тебе принес. – Тетя Муся подала мне сверток, в котором оказались часы Кулакова.

Часы шли и выглядели как новенькие.

– Починил? – обрадовалась я. – Какой мастер!

– Ага, – вздохнула тетя Муся. – Ну, пригласила я его к чаю, сидим на кухне, тут появляется Нюська, ну, ты понимаешь, в каком виде: волосы дыбом стоят, глаза как у медведя-коалы подведены и джинсы все рваные. Часовщик ее как увидел – так едва со стула не упал. И поскорее засобирался. А Нюська в комнате закрылась и давай рыдать. Я пробовала ее урезонить, так такого наслушалась… И что я ее притесняю, и всегда ненавидела, и вообще все ее ненавидят и хотят ее смерти. Ну, просто как подросток пятнадцати лет себя ведет!

Я подумала, что тетя Муся поставила совершенно правильный диагноз, сама того не зная, что сестра ее и правда чувствует себя подростком. Кулаков сказал, что это пройдет… Как-то я не очень ему доверяю, но будем надеяться на лучшее.

Все же я постучалась к тете Нюсе, и после долгих уговоров она открыла дверь.

Вся зареванная, с размазанной тушью, выглядела она не очень. Я уговорила ее умыться, причесаться и выпить какао, сама я в подростковом возрасте очень любила какао.

Со всеми этими заморочками на работу я, разумеется, опоздала. Но так артистично хромала, что начальник, выглянувший из кабинета с грозным видом, ничего не сказал и тут же втянулся обратно.

Девицы, конечно, умирали от любопытства и мечтали узнать, как у нас