Читать книгу "Подземный мир и живая вода - Алексей Вячеславович Зубков"

живую воду, — сказал Фредерик, — По-хорошему такого коня Чорторыльский не отдаст, а платить выкуп я не буду. Нострадамус прав, это война.

Восемнадцатое декабря. Минск. Три дня до Волыни, если местные не врут. И еще день, чтобы сменить колеса телег на запасливо захваченные с собой полозья. Служба Обеспечения такие вещи не забывает. Лучше бы Полоцк, только тогда как быть с легализацией в Полоцком воеводстве внезапно появившегося из ниоткуда отряда немцев с обозом? Постоялые дворы при переходах между мирами давали возможность пройти транзитом тысячи верст, не показываясь на глаза властям. Но шаг в сторону, и у местных властей появится предсказуемый вопрос, кто это такие и почему о них не доложили раньше.

Для минского воеводы и каштеляна Фредерик запасся фальшивой подорожной, будто он везет дочь на выданье в Дерпт. Долго не думал. Вот под рукой самая настоящая дочь на выданье, и ничего мудрить не надо. Дерпт городок маленький и далекий. Вряд ли случайный шляхтич из окрестностей Минска знает тамошних женихов. Рейтары сойдут за свиту, а обоз за приданое.

Ждет ли Чорторыльский погони за своими душегубами? Помчится ли к нему гонец о прибытии отряда Службы Обеспечения в Минск? Это вряд ли. Скорее, засада, если и есть, то где-нибудь поближе, где удобно встать на ночевку перед дневным переходом. Или засады не будет, но гонец с предупреждением поскачет сломя голову.

Узнав конечную точку поездки и дату, когда там надо быть, Олаф сильно удивился.

— Между Минском и Полоцком? Карту можно посмотреть?

Фредерик достал карту. Все, что касалось обеспечения, в Службе реализовывалось наилучшим образом.

— Браслав оттуда примерно в двух пеших переходах, — сказал вервольф и ткнул пальцем в точку, подписанную мелкими буквами.

— В двух летних пеших переходах, — уточнил Фредерик.

— В двух человеческих, — отмахнулся Олаф.

— Что у вас в Браславе?

— Недалеко от города есть развалины старого замка. Там мы празднуем Волчье Рождество. Ходит слух, что там собираются мало не тысячи вервольфов. На самом деле, не думаю, что больше двухсот. Мы идем туда со всех сторон, и по пути частенько перекусываем домашней скотиной.

— И людьми?

— Людьми редко. Тощие людишки откармливают жирных свиней, чтобы заколоть их к Рождеству.

— Что вы там делаете?

— Прыгаем на стены. Прыгаем через ров. Бьемся насмерть друг с другом.

— Рождественский турнир?

— Можно и так сказать.

— Почему рождественский? Причем здесь Иисус? Почему не любой другой день?

— Потому что у всего мира праздник, и у нас праздник. Даже Подземный Сейм сделает перерыв на рождественские каникулы. Никто не удивится, когда человек уехал из дома, чтобы погулять на Рождество в другом городе, а вернулся побитый, усталый, но довольный. Даже простаки понимают, что бузить, нажравшись в сопли, ловчее там, где тебя никто не знает. Учудишь что в родном городке, так тебе до смерти пенять будут и еще детей и внуков вышучивать. А то же самое учудил за двести верст, так и ты там никого не знаешь, и тебя никто не знает.

— Надеюсь, ты не просишь отпустить тебя на эту волчью гулянку? — нахмурился Фредерик, — Или кого-то из твоих?

— Нет, — оскалился Олаф, — Я интересуюсь, не надо ли тебе больше вервольфов? Про плотность огня мы слышали. Как насчет плотности клыков?

13. Глава. Крепкое слово и честная сделка

В Волынь Ласка, Вольф и Бенвенуто прибыли двадцать второго декабря и смело поехали к пану Люциусу, минуя постоялый двор.

Гостей встретил один из клиентов пана. Этот малый тоже сидел за столом в апреле и знал, что один русский должен привезти жалованную грамоту на Виленское воеводство. Он бы, конечно, забыл за полгода, но Кшиштоф и Богдан на днях вернулись из Кракова и рассказали, что грамота уже подписана королем.

Душегуб представился как Вацлав и проводил гостей поставить лошадей в конюшне. Более важные персоны бросили бы поводья слугам и прошли в дом. Менее важным досталось бы привязать коней у коновязи, не расседлывая, и пусть мерзнут.

Конюшня у пана, который содержал отряд кавалерии и часто принимал гостей, оказалась капитальным строением стойл на тридцать в три секции, разделенные противопожарными каменными стенами. С огромным удивлением Ласка увидел в одном из стойл Элефанта, который стоял как пришибленный и даже не поздоровался. У них в гостях Рафаэлла? Зачем она так его заколдовала?

— Чей это конь? — спросил Ласка.

— Богдан Забодай из Кракова привел, — ответил Вацлав, — Жинка его, Оксана, у каких-то немцев коня угнала.

— А кто на нем ездит? Оксана? Что он смурной такой?

— Пан выкупил. Полдня торговались. Зверь, а не конь. Жрет за троих. Пана еще признает, а больше никого в грош не ставит, даже Кшиштофа и Атамана.

Ласка подумал, что Оксана наверняка украла Элефанта у Рафаэллы. Он мог бы легко расколдовать коня. Но сразу бы тогда поссорился с Чорторыльским и остался бы без живой воды. Да и что бы он стал делать с расколдованным жеребцом? Полтора месяца гнать его обратно в Вену? Некогда. Брать с собой в Москву? Нет. Рафаэлла наверняка идет по следу, и с ней вся отцовская рать. Надо быстро забирать живую воду и уходить.

— Как же я рад тебя видеть, сын боярский Ласка Умной, — хозяин даже на крыльцо вышел, — Два дня до Рождества, так что не опоздал, хотя я тебя прождал все лето. Друзья с тобой или попутчики?

— Вольфа ты знаешь, а это Бенвенуто Белледонне, брат мой названный.

Бенвенуто сделал шаг вперед и изысканно поклонился, сняв шляпу.

— Люциус Чорторыльский, — представился хозяин и тоже приподнял шапку, — Прошу всех за стол, потом дела. Хлопцы мне передали про жалованную грамоту, да смотрю, и сабля при тебе. Никуда не торопись, выпей, закуси. Сейчас еще баньку растопим.

— Тороплюсь я, ясновельможный пан,