Читать книгу "История России. Эпоха Михаила Федоровича Романова. Конец XVI — первая половина XVII века - Дмитрий Иванович Иловайский"

то казакам государево жалованье. С этой грамотой был отправлен дворянин Засецкий. Два донских атамана, Наумов и Сафонов, пришедшие с просьбой принять Азов и прислать помощь, были пока задержаны в Москве, а их есаул Родионов и пятнадцать товарищей отпущены вместе с Засецким. Донцы нисколько не противились и поспешили исполнить царский приказ: очевидно, их уже самих тяготило сидение в разрушенном Азове в ожидании нового прихода турок и татар. Засецкий, в сопровождении казацкого атамана Иванова, воротился и донес об очищении Азова. В конце июля того же 1642 года царь послал на Дон дворянина Тургенева вместе с задержанными атаманами. Тургенев повез похвальную грамоту казакам за их послушание, 2000 рублей денег и 200 поставов сукна. С Воронежа велено доставить им 2500 четвертей хлебного запасу и 200 ведер вина, а из Тулы 250 пудов пороху ружейного и 50 пудов пушечного да 300 пудов свинца[17].

Так разрешен азовский вопрос при Михаиле Федоровиче.

Если мы обратимся к проверке тех жалоб, которые были высказаны разными чинами Московского государства на Земском соборе 1642 года, то увидим, что они оказываются более или менее справедливыми и приблизительно верно определяют слабые стороны московского управления и народного хозяйства. Особенно страдали области государства от неправедных судов, в связи с водворявшейся тогда системой централизации или с тем порядком, по которому областные жители обязаны были по многим важным и неважным делам или без конца ожидать решения из Москвы, или ехать на разбирательство в столицу, нередко очень от них отдаленную, здесь подвергаться разным вымогательствам со стороны жадных приказных людей и бесконечным судебным проволочкам, вообще терпеть пресловутую «московскую волокиту». Это характерное выражение употреблялось тогда самим правительством в его актах. Например, клир новгородского Софийского собора или «протопоп с братией» (протопоп, протодиакон, ключари, попы, дьяконы, певчие, псаломщики, звонцы, просфирник, всего 43 человека) били челом государю, чтобы он пожаловал их, по примеру некоторых новгородских монастырей, велел бы давать им денежную и хлебную ругу или жалованье в Великом Новгороде «без московская волокиты», то есть без ежегодных поездок и мытарств по этому поводу в самой столице. Царь исполнил их просьбу и велел выдавать все на месте «ежелеть, сполна, без московский волокиты» (в 1638 г.). Чтобы показать, какими убытками и тягостями отзывалась для областных жителей московская судебная волокита, приведем для образца следующее.

В 1637 году, по-видимому вследствие жалобы чердынцев, возникло дело о грабежах бывшего их воеводы Христофора Рыльского. По челобитью этого воеводы задержаны в Москве некоторые чердынские посадские люди и вызваны сюда из Чердыни, всего девять человек; более двадцати посадских с бывшими земскими старостами и целовальниками засажены в чердынскую тюрьму, да 112 посадских людей и уездных крестьян отданы на поруки, живут в Чердыни «без съезду» и ежедневно с утра до вечера стоят на правеже. В таком положении дело тянулось два года. Наконец чердынские земские старосты, посадский и уездный, взмолились государю на то, что около полутораста их посадских и уездных людей частию «волочатся на Москве», частью сидят в тюрьмах или стоят на правеже, отбились от своих промыслов и пашен; платить за них подати и отбывать повинности некому; а тут еще в 1638 году случился в Чердыни большой пожар, сгорело около 200 дворов со всеми «животами» (пожитками), после чего жители от бедности «бредут розно». Вследствие этой мольбы государь указал оставить в Москве из девяти человек трех, из двадцати одного сидевшего в тюрьме оставить в ней двух, именно старост, остальных посадских освободить и отдать на «крепкие поруки с записями довершения того Пермского дела», а бывших более ста человек за поруками освободить «для их пожарного разорения». Отсюда мы видим, что дело это, производившееся в приказе Сыскных дел, в 1639 году еще не было окончено и, вероятно, оно еще немало времени утесняло злополучных пермячей, вздумавших воспользоваться правом жалобы на своего воеводу по окончании его воеводства.

Каким разнородным стеснениям подвергались областные жители, показывает челобитная шуйских посадских людей на шуйских приказных, которые под предлогом пожаров не позволяют летом обывателям топить избы и мыльни (последние для рожениц), в том числе хлебникам и калачникам, а кузнецам разводить огонь в кузницах; за ослушание бьют батогами и сажают в тюрьму да заповеди (пени) правят по два рубля. Таким образом многие шуяне лишаются своих торговых промыслов, хотя в их городке нет никакого наряду и зелья (т. е. пушек и пороху). Государь разрешил им топить избы, но с великим береженьем от пожару (1638 г.). Очевидно, и без того стеснительные распоряжения центрального правительства о противопожарных мерах приказные люди на месте еще отягчали своими придирками и вымогательствами, что, как мы видели на примере Чердыни, не мешало пожарам опустошать города по-прежнему.

О печальном состоянии народного хозяйства и нравственности свидетельствует, между прочим, большое количество появившихся в Москве и в городах подделывателей серебряной монеты. Указ царя Михаила (в 1637 г.) объясняет их размножение тем, что в его время их стали наказывать торговой казной, то есть кнутом, тогда как при прежних государях им заливали горло растопленными фальшивыми деньгами. Схваченные подделыватели с пыток показали, что они сами резали маточники, переводили с них чеканы и, отлив медные деньги, посеребрили, иногда подмешивали в медь треть или половину серебра. Означенный указ повелевал уже схваченных преступников на сей раз также бить кнутом на торгах и, заковав в железо, держать в тюрьмах до смерти, а на щеки им наложить клеймо с надписью «вор»; но впредь таковым подделывателям по-прежнему заливать горло.

Наиболее бедственно влиял на общественное хозяйство и нравственность известный народный порок, то есть пьянство, в особенности с той поры, как московское правительство продажу крепких напитков и винокурение сделало своим исключительным правом и одной из важнейших статей своего дохода. После Смутного времени «царев кабак» не только снова возродился, но стал еще сильнее распространяться по всем областям государства. При Михаиле Федоровиче продолжается смешанная система питейной продажи: отчасти правительство отдает кабаки на откуп; но большей частью поручает эту продажу выборным или так называемым «верным» головам и целовальникам, которые производили равно питейные и таможенные сборы. Головы выбирались из посадских людей, состоятельных («прожиточных») и притом принадлежавших иногда к торговым сотням других городов; а «целовальников» выбирали из местных посадских и уездных людей. Так как таможенные и кабацкие головы и целовальники не только несли эту службу безвозмездно, но и отвечали своим имуществом за недоборы и всякие упущения, то естественной является жалоба представителей торговых сотен на разорительность сей