Читать книгу "Три осколка луны - Аркадий Арно"

в его тихом и прекрасном саду.

– Кто вы? – наконец пролепетал он; задержав взгляд на ружьях, растерянно посмотрел на незваных гостей. – Как… сюда попали?

– А кто вы? – грозно спросил Алексей.

– Простите, – человек несмело улыбнулся, – вы… воры?

Гордеев неожиданно рассмеялся.

– Мы похожи на воров? – спросил он у седого человека, а следом обратился к Алексею. – Думаю, похожи. И не то чтобы на воров – на самых отчаянных бандитов.

Алексей, еще плохо понимая, к чему клонит его спутник, тоже улыбнулся.

– Вы Федор Иванович Скороходов? – опуская ружье, спросил Гордеев.

– Да, но…

Петр покачал головой:

– Простите нас за вторжение. Мы… как бы это сказать… пошли на зверя, крупного зверя, а вышли на вас… Ошиблись.

– Но… – дрогнувшим голосом, протянул хозяин дома.

– Простите, простите, простите. – Гордеев перехватил рукой дуло ружья, принадлежавшего Алексею, и опустил его. – Ах, Федор Иванович, мы охотились на кабана. Вы знаете, очень опасный зверь. У него крепкая шея, лоб – броня, и два отточенных клыка, которыми он легко может распороть охотнику брюхо. Да что там брюхо – разорвать грудную клетку, как плетеную корзину.

– О каком звере вы говорите? Что еще за кабан? – Пожилой человек немного пришел в себя. – Кто вы, наконец? И что делаете в моем доме?

Мужчины переглянулись.

– Мы – знакомые Павла Анисимовича Панова, – с расстановкой объяснил Гордеев. – И его сыновей. Приехали поохотиться в ваши края. Только не на уток, как другие, а на кабана. Но больше охоты я люблю слушать хорошие истории. – Для пущей уверенности, что он не вор и не бандит, Гордеев приставил ружье к стене дома. – Я, знаете, очень увлечен Африкой. Вчера мы разговорились за чашкой чая у Пановых, и они мне сказали, что есть такой знаменитый человек, Федор Иванович Скороходов, врач, работавший в Африке много лет, изъездивший ее вдоль и поперек. Он-то может такого порассказать, о чем другие и слышать не слышали. Мы постучались, а калитка оказалась открытой. И вот теперь здесь, перед вами…

Поставив ружье на приклад, Алексей улыбался, глядя на носки своих башмаков.

– Фу, господи, – пробормотал Скороходов, – а я-то уж было подумал невесть что… Напугали… Но почему с ружьями… наперевес?

– А мы и впрямь охотились на кабана, Федор Иванович, мы даже видели его, – продолжал Гордеев, – да вот неудача: упустили. Мы только видели, как он в эту сторону рванул, а потом исчез. Дом-то ваш на обочине. Бывали случаи, когда дикие звери с перепугу забирались на участки.

– Вы… издеваетесь?

– Никак нет, Федор Иванович. В описанных натуралистами случаях и жертвы бывали…

Подозрительно взглянув на Алексея, Скороходов оперся на трость и обратился к Гордееву:

– Собственно, что вы хотите узнать? Я, видите ли, не самый близкий друг Павла Анисимовича Панова, последние лет этак двадцать пять. К его семье, конечно, я отношусь очень даже хорошо, мой покойный сын был близким другом Вениамина, но с Пашей, знаете…

– Да мы с Пановым-старшим и сами шапочные знакомые: Бог с ним, с Павлом Анисимовичем, нам бы послушать про ваше путешествие…

– Какое такое путешествие?

– Панов нам рассказал, что вы жили в племени, у аборигенов, это правда?

– Правда.

– А еще он рассказал, что вы… столкнулись с явлением, которое вот так, запросто, в повседневной жизни не встретишь. Это тоже правда?

Скороходов с любопытством посмотрел на собеседника:

– Вот вы к чему…

– Расскажите, Федор Иванович, – заискивающе попросил Гордеев. – Очень хочется послушать.

Скороходов понимающе покачал головой.

– Значит, рассказать… Наверное, вам известно: я врач. Меня всегда интересовало, как лечат от тех или иных болезней у других народов. Европейская медицина традиционна: поднялась температура – глотай аспирин, беспокоит живот – съешь активированного угля или выпей имодиум. Но если бы вы знали, как интересна народная медицина! Когда отвар той или иной травы, мимо которой непосвященный чужак пройдет, растопчет, вдруг поднимает на ноги почти безнадежно больного! А трава эта растет тысячелетия, возможно – десятки тысяч лет на том самом месте и помогает жить сотням поколений. – Скороходов взглянул на небо. – Как потемнело. Ладно, что это мы говорим у порога? Идемте в дом. Тем более не прогоню же я вас, когда такая гроза приближается.

Взяв ружья, Гордеев и Алексей поднялись за Скороходовым на крыльцо, вошли в просторный и практически пустой холл. Если не брать во внимание старый громоздкий шкаф и заморские трофеи – рога антилоп, львиные черепа, черные маски, висевшие по стенам. Почему-то чувствовалось, что хозяин дома живет замкнуто, вряд ли кого-то впускает, действительность мало что для него значит, а более ценны воспоминания.

Скороходов пропустил гостей, оставивших оружие в прихожей, в гостиную, где из мебели сразу бросался в глаза старинный буфет, собравший за своими стеклами изысканную посуду: блюда, графинчики, изящнейшие чашечки, отливавшие перламутром, и прочее. Выделялся кожаный диван, рыжий, громоздкий, похожий на выброшенного волной на берег кита, готовый простоять еще лет сто, не менее; большой круглый стол, укрытый когда-то дорогой, а ныне штопаной-перештопаной скатертью, и три рыжих стула, стоявших вкруг и точно поджидавших хозяина и двух его гостей.

Все окна гостиной были открыты, весенним ветром продувался каждый уголок залы, и шум садовых деревьев слышался отовсюду… Мелькнула яркая вспышка, а следом где-то далеко прокатился громовой отзвук.

– Первая гроза в этом году, – остановившись у стола, задумчиво проговорил Скороходов. – Ливень идет к нам. – А потом, точно очнувшись, он, прихрамывая, направился к буфету, открыл створки и обернулся: – Кальвадос моего приготовления будете?

Гордеев улыбнулся:

– Не откажусь.

– А ваш молчаливый спутник?

Алексей пожал плечами:

– Давайте.

– Ну, вот и хорошо. Так разговор теплее выйдет.

Через пять минут они пили из высоких стопок яблочную водку – чистую и крепкую, возможно, готовую в самый неожиданный момент как следует врезать по мозгам. Также на столе оказалась большая плетеная ваза с яблоками, хранившимися, как объяснил рачительный хозяин, всю долгую зиму в кладовке. Косточки, точно сердце и почки, просвечивали внутри каждого плода прозрачной славянки.

– Я завербовался врачом тридцати лет от роду и уехал в Африку, – рассказывал им Скороходов. – Биография у меня была в порядке: коммунист, активист, морально устойчив, женат и так далее. И в Америку меня заносило, и в Азию, и в Китай, но именно в Африке я жил и работал очень долго. С небольшим перерывом восемь лет.

– Ого, – вырвалось у Гордеева.

– Именно так, – кивнул Скороходов. – И вот однажды я попал в племя туземцев, славившихся своей воинственностью и нежеланием общаться с пришельцами. Осталось их к тому времени совсем немного: несколько сотен. А когда-то они хозяйничали на внушительной территории африканского континента. И белые, кстати, – англичане,