Читать книгу "Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш"

защитить самих себя от тщательного расследования. Ранее в этом месяце группа врачей и психиатров освидетельствовала Гесса и не пришла к единому мнению, симулирует ли он амнезию. Вышинский велел Руденко договориться с западными обвинителями, что Гесс находится в здравом уме и может предстать перед судом. В случае разногласий он и Никитченко должны будут потребовать, чтобы Трибунал привлек дополнительных медиков для экспертизы[534].

Вышинский затронул и вопрос вступительной речи Руденко, который становился все неотложнее. Москва по-прежнему намеревалась использовать Нюрнберг для закрепления роли СССР как великой европейской и мировой державы. Вышинский видел, что американцы стремятся к лидерству в послевоенном мире и не намерены делить сцену ни с кем. Всего неделю назад он узнал, что другие главные обвинители будут произносить долгие вступительные речи. Речь Руденко в подготовленной на тот момент редакции должна была длиться всего два часа, тогда как речь, произнесенная Джексоном, и те речи, что готовили британцы и французы, занимали от четырех до восьми часов. Это, очевидно, никуда не годилось. Вышинский теперь считал, что речь Руденко необходимо существенно растянуть и «насытить», по его словам, документальными доказательствами. Он разделил собравшихся на четыре группы. Каждая должна была подготовить раздел речи по назначенной ей теме: военные преступления и преступления против человечности; фашистская идеология; агрессия против Чехословакии, Польши и Югославии; и агрессия против СССР[535].

Вышинский опасался, что к тому моменту, как Руденко должен будет произнести свою вступительную речь, ему ничего не останется сказать. Ранее этой осенью Руденко поддержал Джексона, когда тот сделал обвинение в заговоре ключевым в этом деле. С тех пор Джексон запрашивал у Руденко оригиналы всех советских документов, настаивая, что они необходимы для доказательства нацистского заговора[536]. Уже на первой неделе суда американские обвинители зачитывали неиссякаемые свидетельства о преступлениях, совершенных в отношении советских людей. Вышинский приказал Руденко выступить против Джексона и потребовать, чтобы американские обвинители оставили все документы, касающиеся СССР, советскому обвинению[537]. Вышинский не собирался позволить украсть у себя оружие.

Вышинский дождался конца первого заседания комиссии, чтобы поднять самый деликатный вопрос из всех: просьбу Джексона от 9 ноября, чтобы британские, французские и советские главные обвинители написали секретные меморандумы, подробно излагающие суть потенциальных военных преступлений их собственных стран, в предвидении возможных контратак со стороны защиты[538]. Еще в Москве советские руководители по-своему отреагировали на запрос Джексона. Не признавая за собой никаких грехов, они составили список «запретных тем», которые не хотели выносить на обсуждение в зале суда. Теперь Вышинский представил его на обсуждение собравшимся.

Неудивительно, что этот сверхсекретный список – напечатанный в Москве на одном-единственном листе бумаги – содержал ряд пунктов о советско-германских отношениях: «отношение СССР к Версальскому миру»; «советско-германский пакт о ненападении 1939 года и все вопросы, имеющие к нему какое-либо отношение»; «посещение Молотовым Берлина, посещение Риббентропом Москвы»; и «советско-германское соглашение об обмене немецкого населения Литвы, Латвии и Эстонии с Германией». В списке были и более общие темы, относящиеся к советской внешней политике: «вопросы о проливах [Босфор и Дарданеллы], о якобы территориальных притязаниях СССР»; «Балканский вопрос»; и «советско-польские отношения» (особенно касающиеся «Западной Украины и Западной Белоруссии»). За рамками остались и любые вопросы, «связанные с общественно-политическим строем СССР» и «советскими прибалтийскими республиками»[539].

Немного обсудив угрозы со стороны немецкой защиты, члены комиссии Вышинского изучили список. Вышинский велел Руденко достичь устной договоренности с другими обвинителями «не касаться ряда вопросов, чтобы СССР, США, Англия и Франция и другие Объединенные Нации не стали предметом критики со стороны подсудимых». Для верности он также поручил Руденко и Никитченко заблаговременно изучить сотни документов, которые другие страны-обвинители планируют представить Трибуналу: нужно будет выявить любые документы, касающиеся тем из московского списка или как-то иначе нарушающие советские интересы[540]. Вышинский остановился в шаге от полного удовлетворения просьбы Джексона: он не разрешил Руденко делиться физическим экземпляром списка ни с кем из западных обвинителей. Он сам не получил на это разрешения от Сталина и Молотова. Вышинский также понимал, что, как только копия пойдет по рукам, советская сторона потеряет возможность защищаться путем правдоподобного отрицания.

Визит Вышинского стал событием даже для тех, кто не был осведомлен о его непосредственном участии в процессе и видел в нем лишь высокопоставленного советского чиновника. Джексон устроил в «Гранд-отеле» ужин в его честь. Тейлор впоследствии вспоминал, что там присутствовали все «крупные фигуры», кроме британцев, занятых другими мероприятиями. Ужин состоялся почти сразу после заседания комиссии Вышинского; Вышинский и Горшенин приехали прямо с обсуждения советской делегацией Джексона и его мотивов. Один раз в тот вечер Вышинский встал и предложил тост за подсудимых: «Скатертью им дорога из суда на кладбище!» Все осушили бокалы прежде, чем закончили переводить, и американские судьи в шоке услышали, что только что выпили за смерть обвиняемых[541]. Наверное, единственный раз советские представители не возражали против слишком медленного перевода с русского на английский. Вышинский явно наслаждался моментом[542].

В оставшиеся дни недели ежедневные слушания чередовались с частными вечеринками. В зале суда Олдерман зачитывал документы о нацистском заговоре с целью завоевания Австрии, Польши и Чехословакии. Вышинский сидел рядом с Горшениным, злобно разглядывая обвиняемых. Вишневский отметил в дневнике, что Геринг, Риббентроп и другие «напряженно» смотрели в ответ на Вышинского[543]. По вечерам продолжались гулянья. Несмотря на послевоенный дефицит, в Нюрнберге почему-то было полно выпивки. Особенно изобиловали французские коньяки и ликеры, но появлялись и скотч, виски или водка – смотря кто угощал[544]. Британцы дали в честь русских гостей ужин с традиционным шотландским блюдом хаггис и приветствовали их звуками волынки, на которой играл музыкант шотландской гвардии. Вышинский, Горшенин, Руденко, Александров и Покровский присутствовали и, казалось, получали удовольствие и от музыки, и от угощения[545]. (После американского офицерского рациона им явно оказался в радость и хаггис, приготовленный из бараньей требухи.) Другим вечером принимал гостей Руденко. Тейлор впоследствии вспоминал, что «пили водку, произнося тосты не меньше двадцати пяти раз»[546]. Британский судья-заместитель Норман Биркетт был впечатлен качеством водки, шампанского и коньяка у советской делегации, а также «горами снеди»[547].

Ил. 20. Андрей Вышинский (наклонился вперед) и Константин Горшенин (слева от него) на местах для почетных гостей в нюрнбергском зале суда. Ноябрь – декабрь 1945 года. Фотограф: Евгений Халдей. Источник: Российский государственный архив кинофотодокументов, В-3208

Эти вечеринки были важной частью неформальных дипломатических отношений в Нюрнберге – кулуарного