Читать книгу "По рукам и ногам. Книга 1 - Анна Шеол"

Будучи начальником охраны в гареме, сколько он провёл откровенных разговоров вроде этого? Сколько видел девичьих слёз и пресёк интриг?

– Я теперь знаю, что это была не ты. Не бойся. – Отеческие интонации говорили, что много. Но чтобы до конца им верить, нужно быть чуть менее сломанным человечком, чем я. Добрым и всепрощающим.

– А Кэри это с самого начала знал, – пробухтела я, разглядывая свои пальцы, изодранные в кровь от волнения. – Знал и не сказал.

– Что ты вообще чувствуешь к нему? – Нет, сегодня приз «внезапная внезапность вечера» забирает всё-таки Генрих. Этот разговор ещё более невероятен, чем тот факт, что меня всё-таки не ударили тогда на автостоянке.

– Безграничную светлую любовь и благодарность, – монотонно пробубнила я, чтоб он отстал, и умолкла, силясь припомнить то, за что хозяина будет уместнее благодарить. За кров и пищу или за то, что он пока не затрахал до смерти?

– А если честно?

– Не знаю! Что вы пристали ко мне? – взвилась я неожиданно резко, будто на досуге обнаружила у себя пару ненужных рёбер и целую запасную голову.

Честно во всём признаться? Смешно. Стоит мне сказать хоть одно честное слово, как ты его с ума сведёшь со своим бесконечным потоком из «С ней надо быть начеку!» и «Держать ухо востро, а то…»

И вообще, с чего ты решил, что брутальный начальник охраны – это прям идеальная компания для вечерней сессии откровений. Даже если он и заявляется со стаканом молока. Удачно вспомнив о нём, я скованным движением цапнула стакан и притворилась, что пью и что мне сейчас не до глупых вопросов.

Генрих многозначительно вздохнул и снисходительно позволил увести себя от заданного вопроса. Только, наверное, из соображений своей генриховской деликатности. Иначе бы доконал.

– Где его, кстати, носит? – как бы невзначай поинтересовалась я, прерывая затянувшееся молчание. – Уже за полночь перевалило. Он у вас не потерялся случаем?

Голос, более напряжённый, чем полагалось ему, прошил воздух колючей шерстяной нитью, да так и повис в нём. Я боялась этой встречи. Её и того, что за ней последует.

– Не жди его, ложись спать, – мягко посоветовал Генрих. – Он будет, скорее всего, к утру.

– А что так? – я склонила голову, уже теперь безотрывно и беззастенчиво наблюдая за начальником охраны. Что-то было в его словах настораживающе-странное, заставившее меня и саму держать ухо востро.

– У него сегодня важная встреча. На кону весьма серьёзный контракт, если не вдаваться в подробности. И, между прочим, он должен был к ней готовиться, вместо того чтобы… – Начальник охраны явно усилием воли остановил себя от того, чтобы всласть почитать мне нотации, которые я, в общем, заслужила. – Как бы дело ни обернулось, он там с девушкой из эскорта. Останется с ней на ночь в отеле, скорее всего.

– Он там… что?!

Я выкашляла молоко, которым подавилась, поспешно утирая лицо рукавом.

Генрих и бровью не повёл. И я тоже быстро себя одёрнула, уже секундой позже не понимая, что это меня так удивило в его словах. У Ланкмиллера, на секундочку, имеется целый гарем, и в его желании даже эту палитру разнообразить время от времени нет ничего необычного. Просто он… никогда при мне не делал этого раньше. Память вдруг снова вызвала на свет его руки – образ настолько яркий, что захватывало дыхание. Одинаково хорош в боли и наслаждении, он мог касаться ими так, что забываешь собственное имя и все системы отказывают. Но сегодня Ланкмиллер демонстрирует свои выдающиеся навыки той, из эскорта, целует её, оставляет наедине с собой в душном и безысходном сумраке, где нежная вуаль из случайных прикосновений оседает на коже ласками, сворачивается внизу живота приятной тяжестью. И это даже в чём-то весело.

– Что, возбуждает высшее экономическое образование? – ехидно хехекнула себе в кулак так, чтобы не услышал Генрих.

Мне стоило радоваться, ведь неприятный разговор с хозяином откладывался на утро. Если девушка из эскорта будет достаточно хороша, то, возможно, он не произойдёт вообще.

И почему бы мне действительно не пойти спать. На этом подоконнике я отсидела себе уже всю задницу только так.

14. Девяносто килограммов мудака

Вообще, просыпаться было здорово. Если тебя, разумеется, никто не тормошил ни тем, что окна пора выдраить и столы, ни требованием утреннего минета. В такие дни, когда за окном не небо, а чистый свинец, а ты в одеяло укутался и сонный, как кот. Щекой греешься о подушку, придрёмывая время от времени, потому что ленивая тёплая нега ещё не до конца выпустила тебя из своих объятий. Просыпаться было здорово.

Обнаруживать, что ты лежишь под чьей-то тяжёлой рукой, – не очень.

– Ланкмиллер! – ошарашенно зашипела я. – Мы же по раздельности засыпали!

Если мне не изменяет память, я вообще осталась в той самой маленькой комнате на матрасе с васильками. Слишком долго думала свои тупые мысли в тишине и случайно отрубилась, сама того не заметив. Почему я вдруг проснулась в хозяйской спальне, было для меня на данной момент основной загадкой человечества.

Услышав в ответ сонное мычание, я поняла, что разбудила его по дурости, и сразу же приутихла, опасаясь ланкмиллерского гнева, но спустя минуту всё равно осторожно поинтересовалась, с опаской отодвигаясь чуть дальше:

– З-зачем ты меня сюда притащил?

Кэри сдавленно прыснул в кулак и поднял на меня прямо совсем какие-то бесстыжие глаза, в которых отчётливо читался подвох. Я растерянно нахмурилась, не понимая, с чего это он так радостно ухмыляется.

– У тебя амнезия, а не склероз. Давай-ка, девочка моя, поднапряги память.

Я сдвинула брови, следуя его совету, и досадливо заурчала, вспоминая детали минувшей ночи. Хотя, если быть до конца точной, это случилось утром. Я сама пришла к нему, потому что замёрзла нечеловечески. Одеяло в той комнате было тонкое, та же простынка по сути: в наступивший вместе с рассветом морозильник оно не грело совсем, поэтому я решилась на стратегическую передислокацию.

В такой холод к кому угодно под одеяло залезешь, даже к Генриху. А мучитель как раз тогда вернулся из своих отелей. Кажется, тогда он даже бормотал мне что-то ласковое в макушку, что-то вроде «котик» и «замёрз, маленький».

Кэри вдруг притиснул к себе так крепко, что даже перехватило дыхание. Любитель душевных объятий, которые очень сложно пережить, не задохнувшись. Я попыталась кое-как вывернуться из этой хватки, чем спровоцировала хозяйское недовольство.

– Кику, ну не отпихивайся, это так утомляет, – Ланкмиллер навис надо мной, прижав запястья к покрывалу. – Все хорошо, разве тебе больно?

И правда, чего это я. Замерла, глядя в его лицо, чувствуя вдруг странную болезненную потребность повторить за ним эти фразы. «Всё хорошо». «Мне не больно». Пришлось прикусить язык, буквально глотая их вместе с воздухом, чтобы они случайно не вырвались наружу. «Сделай так ещё». «Обними меня».