Читать книгу "Мухи творчества - Елена Логунова"

Московские гости – журналисты, критики, искусствоведы; галерейщики, аукционисты и прочие коммерсанты от искусства; чиновники из профильных департаментов и местный бомонд; богемный люд, интеллигенция, всевозможные любители и ценители прекрасного – вся эта разношерстная толпа меркла в сравнении с дружным десантом из Пеструхина.

И Вася Петров, и мой Андрей позвали на выставку наших деревенских, и это воистину было яркой новацией в непростом деле популяризации искусства и презентации отдельных его образцов.

Епифанов подсуетился, тряхнул своими связями в райотделе культуры и организовал автобус, так что прибыли пеструхинские с комфортом и убывать должны были так же. Это добавляло градуса радости и веселью.

Градус обещал вплотную приблизиться к сорока – и это с учетом того, что на церемонии открытия выставки наливали только дорогое шампанское. «Шо за кислятина? Совсем не забирает!» – с подкупающей прямотой охарактеризовала продукцию французских виноделов Любаня Горохова. Я не сомневалась, что пеструхинцы добросовестно выдержат паузу с узкими бокалами в руках на время торжественных речей, а потом без тени смущения доукомплектуют напиток аристократов своим, родным, деревенским.

Дед Селиванов, кстати, благополучно нашел свой пропавший самогонный аппарат и на радостях увеличил объемы производства, в чем всем нам еще предстояло убедиться. Я видела, как деревенские гости выходили из автобуса – кто с большой сумкой, кто с полной пазухой или оттопыренными карманами, и все – с характерной хитрой улыбкой. Мой деверь-галерейщик еще не знал, насколько необычным будет его мероприятие.

– По-моему, все просто прекрасно! – Я постаралась успокоить Максима. – Особенно истуканы!

– Да, я не помню, чтобы экспонат провинциальной выставки имел такой успех, – согласился наш галерейщик, и его лицо прояснилось. – У нас уже есть приглашение на выставку в Лондоне и два предложения о продаже, причем за очень хорошие деньги!

Макс удержался и не потер ладони, но глаза его заблестели весьма выразительно.

– А еще мы только что получили заказ на новую работу для частной коллекции! – сообщил, подойдя к нам, Андрей.

– Все заказы только через меня! – заволновался Максим и издали погрозил пальцем какому-то импозантному толстяку в прекрасном костюме.

Тот улыбнулся и отсалютовал нам бокалом.

– Это же Клоповский, он настоящий упырь и высосет из тебя всю кровушку, – ответив упырю широкой улыбкой, обеспокоенно нашептал Андрею Макс.

– Мы пока не согласились, будем думать. Да, Васек? – Мой муж потянулся и обнял за плечи юного Петрова.

Тот ответил старшему товарищу взглядом, полным восхищения и вассальной преданности.

История с пропажей деревянных голов закончилась как нельзя лучше.

Василий сам пришел к Андрею, во всем признался, раскаялся и выразил готовность искупить вину.

Мой добрый муж, изрядно удивившись тому, что в его отсутствие у нас тут такие страсти кипели, захотел посмотреть на работу своего юного конкурента, а увидев ее – загорелся новой идеей.

В итоге две инсталляции были объединены в одну – необыкновенно эффектную. Грозные истуканы с яркими янтарными очами так интересно контрастировали со сверкающим металлом начищенных тазов и бубенцов! Колокольчики качались и сверкали, озвученные мелодичным позвякиванием-побрякиванием, деревянные гиганты со скачущими по ним солнечными зайчиками казались живыми и дышащими…

Андрей был доволен успехом, Василий и вовсе сиял, как его тазы. Максим заслуженно гордился: эта его выставка открыла миру немало талантов.

Так, мастерице Ольке, явившейся в одном из своих жемчужных уборов, предложили продавать уникальные авторские работы в ювелирном салоне. А тетку Веру, по настоянию которой в меню фуршета были включены пеструхинские пряники, сразу после дегустации деревенского десерта начал осаждать столичный ресторатор. Элегантно ввинчиваясь между теткой и охраняющим честь мамани Митяем, он рассыпался в комплиментах пряникам, облизывался на их создательницу и нагло напрашивался погостить в благословенном Пеструхине. Тетка Вера млела, Митяй забавно свирепел, мы с Лизкой умилялись.

– Глядишь, и маманю еще замуж выдадим! – размечталась моя подруга, забегая, по своему обыкновению, далеко вперед. – А у ресторатора ценный опыт перенимать будем, нам же еще сеть заведений «У спрута» раскручивать…

– Уже сеть? Собирались же всего один киоск открывать?

– Один – это для начала, а там мы ка-ак развернемся! – Лизка широко раскинула руки, заодно вернув на подносы снующих по залу официантов свои стаканы из-под сока.

Она оторвала Митяя от его обязанностей цербера при тетке Вере, потащила муженька танцевать.

– Разворачиваться – это мы умеем, – запоздало согласилась я, проводив подружку взглядом.

Выставочный зал солидной художественной галереи уверенно превращался в филиал нашего старого доброго деревенского клуба. Приглашенным из консерватории чопорным музыкантам, похоже, уже налили «фирменного селивановского», управление струнным квартетом взяла на себя Любаня, и доносящиеся с подиума звуки уверенно обещали в кратчайшие сроки обеспечить смычку города и деревни.

Вслед за Лизкой с Митяем на импровизированный танцпол потянулись тетка Вера с ресторатором, Епифанов с важной дамой из департамента культуры, Зинаида Дятлова с профессором Яковом Львовичем и четырежды разведенный дядя Боря с томной девой-художницей…

– Разрешите пригласить? – Мой муж, такой красивый в новом костюме, изобразил полупоклон и предложил мне руку.

– Ой, я не вовремя? Простите, – нам помешала умчаться в вихре вальса Олька. Смущаясь и краснея, она протянула моему супругу небольшую акварель в изящной жемчужной рамке. – Андрей Петрович, я хочу подарить вам… Вот. На память о пеструхинском периоде вашего творчества.

Неловко сунув свой подарок Андрею в руки, Олька еще раз извинилась, тут же отступила и потерялась в толпе.

– Оля, куда ты? – Муж поискал глазами соседку, понял, что это дело безнадежное, и перевел взгляд на картинку. – Ладно, я ее позже поблагодарю… Ух ты! Это же мои истуканы!

– Они самые. – Я даже всхлипнула, растрогавшись.

Соседка нарисовала не то закат, не то рассвет, а на его пламенном фоне – четверку темных истуканов. В детали художница не вдавалась, заботясь не о точности изображения, а о передаче настроения, и разглядеть деревянные лица не представлялось возможным, зато хорошо было видно, что три истукана на голову ниже четвертого.

При этом в верхней точке самого высокого столба ослепительно полыхало белое пламя. И я-то сразу поняла, что это блестит в лучах восходящего (или заходящего) солнца импровизированный шлем из алюминиевой кастрюли, а вот Андрюша озадачился.

– Я не понял, он что, горит? Почему тут огонь? – Андрей потыкал пальцем в белое пятно на рисунке и с подозрением посмотрел на меня. – Очень странно… Алис, признайся, ты не все мне рассказала?