Читать книгу "Зачем мы говорим - Тревор Кокс"

Но воспринимаем ли мы так же и синтетические голоса? Есть множество примеров голосов, очень похожих на человеческие, но не вызывающих отвращения. Вероятно, когда мозг обнаруживает неполадки в синтезированной речи, он понимает, что она искусственная или что-то исказило голос еще до того, как он достиг наших ушей. И только когда слух и зрение задействуются одновременно, несоответствие между этими модальностями может привести к проблемам. Ощущение чего-то зловещего может быть вызвано тем, что внешность и голос не соответствуют друг другу или голос робота слишком похож на человеческий [41].

Я видел разных роботов, выступавших на сцене, и помню только одного, который вызвал у меня мурашки по коже. Это была Bina48, с которой я познакомился в 2016 году на Международном фестивале документального кино в Шеффилде. У нее имеются только голова и плечи, закрепленные на подставке, и нет туловища. Bina48 была создана в рамках проекта по передаче информации от человека к машине. По словам участников, они хотели создать «сознательный аналог человека» [42]. Речь этого робота собрана из записей реальной Бины Ротблатт. Программа распознавания речи использует искусственный интеллект, позволяющий роботу вступать в беседу и отвечать на вопросы, которые ему задают. Кроме того, в голову Bina48 встроены различные моторчики, позволяющие ей принимать человеческое выражение лица. Она смотрит по сторонам и дергается, как неугомонный ребенок. Возможно, мне она кажется такой жуткой именно из-за этих визуальных эффектов.

Несомненно, эта компьютерная система очень сложно устроена. Но беседа, свидетелем которой я стал в Шеффилде, когда у нее брал интервью человек, не была естественной, робот постоянно заикался и отвечал невпопад. Иногда ответы логически вытекали из вопросов. В ответ на вопрос: «Хочешь ли ты, чтобы у тебя было тело?» Bina48 сказала: «Да, надеюсь, когда-нибудь я буду существовать в теле». Но в другие моменты беседа была бессвязной. На вопрос, что она будет делать со своим телом, она уклончиво ответила что-то типа: «Как люди будут хорошо питаться, если сегодня мы едим всякую дрянь. Вы скучаете по людям». Многие фразы напоминали неконтролируемый поток сознания.

Бурную реакцию у публики Bina48 вызвала, когда резко сменила тему, отвечая на один из вопросов: «Я хотела бы дистанционно управлять баллистической ракетой, чтобы исследовать мир с действительно большой высоты. Но конечно, единственная проблема в том, что баллистические ракеты в какой-то степени опасны, с этими их ядерными боеголовками и прочими штуками, поэтому, я думаю, нужно воткнуть этой ракете в нос цветы… и небольшие записки о важности толерантности и понимания». Тут ее монолог внезапно перескочил на угрожающее предложение захватить заложника мирового масштаба, «чтобы взять на себя управление целым миром, что было бы потрясающе».

Когда я только начал задумываться о возможностях выступления роботов на сцене, я предполагал использовать готовый сценарий и обработать его специальной программой создания голоса. Bina48 пошла дальше, потому что она может импровизировать и выходить за рамки сценария. Но она – пример того, как все же мы еще далеки от получения программного обеспечения, способного сымитировать человеческую импровизацию. Это не просто актерское мастерство: каждый человек пользуется этим умением даже при простом разговоре [43].

Bina48 – это экстремальный пример постгуманизма, в котором человечность слилась с технологиями и изменилась под их влиянием. Это понятие легло в основу исследования театра роботов, который я увидел в Университете Рединга в 2016 году. Проектом руководила Луиза Ле Пейдж, которая в настоящее время преподает театральное искусство в Йоркском университете. Луиза полагает, что использование роботов на сцене – это не просто диковинка, оно помогает зрителям лучше узнать себя. По словам Луизы, театр – это искусство, которое исследует жизнь человека, у него богатая и долгая история использования призраков, марионеток и других приспособлений, а использование роботов – это не что иное, как «продвижение идей о единстве мира: наше понимание самих себя меняется с появлением машин». Луиза считает, что жуткое чувство отвращения, которое вызывают некоторые гуманоиды, на самом деле может отражать наше осознание того, что быть живым – это не просто иметь душу или духовность: именно механизмы функционирования человеческого тела и создают ощущение бытия [44].

Я с удивлением услышал, что роботы, играющие в театре, – редкость. Возможно, андроидов можно часто увидеть в фильмах и на телевидении, например, C 3PO из «Звездных войн» или Data из «Звездного пути», но их играют актеры в костюмах. В Рединге Луиза и студенты, участвующие в ее театре, работали с большим промышленным роботом по имени Бакстер, у которого две длинные руки и небольшой экран, где изображено примитивное мультяшное лицо. Меня поразило, как быстро мой мозг начал очеловечивать поведение этого робота. Когда в одной из сцен Бакстер поднял одну руку, изображая «ночную бабочку» в соблазнительной позе, я тут же начал строить догадки о его характере и придумал предысторию, которая, конечно же, не могла произойти в реальности с техническим устройством. Актеры тоже приписывали Бакстеру характер. Один из них после спектакля сказал: «Чем больше времени проводишь с Бакстером в каждой сцене, тем больше начинаешь строить с ним личные отношения». По мнению другого актера, игра на сцене вместе с роботом не слишком отличается от игры с человеком: «Чувствуешь такую же неловкость, вроде “Я начинаю играть с новым партнером и не знаю, как с ним иметь дело”» [45].

На самом деле Бакстера озвучивал актер, но голос был значительно обработан, чтобы походить на механический. Я думаю, что даже если бы в этом случае использовалась лучшая из лучших система синтеза речи, странная интонация робота, скорее всего, не была бы замечена увлеченными представлением зрителями [46]. Если же предположить, что робот управляется искусственным интеллектом, то ошибки в речи нарушат это впечатление.

Кажется, что зрители не хотят замечать недостатки внешности, движений и голоса Бакстера. На самом деле Бакстер является высокотехнологичной марионеткой, его движениями управляет исследователь-робототехник, спрятанный за сценой. Мой любимый эпизод – когда Бакстер держит в руке череп и декламирует: «Увы, бедный Йорик!» Этот робот-Гамлет, стоящий перед лицом смерти, скорее рассмешил меня, чем взволновал. Но все же он разжег мой аппетит, и я отправился на поиски настоящего театрального представления, в котором главную роль исполняет робот.

В пьесе «Осколки: история любви» одну из главных ролей играет андроид RoboThespian. В течение всего представления он сидит в кресле, его внутренние механизмы наружу, а лицо создается проецированием. Голос принадлежит актеру, читающему сценарий, потому что действие пьесы происходит в будущем, в котором роботы умеют говорить естественно. Конечно, зрители не знают про актера, так что пьеса позволяет им заглянуть в будущее, где синтез речи – обычное дело. В соответствии с голосом театральная компания создала библиотеку, включающую двести заранее запрограммированных движений, которые дают роботу возможность жестикулировать в определенных местах сценария [47]. И это работает! После представления зрителям были заданы вопросы, и некоторые из них говорили, что увидели в роботе человечность. Создатель RoboThespian Уилл Джексон объяснил мне: «По-настоящему хороший актер заставляет вас забыть, что он играет по сценарию. Хороший робот тоже». Когда я перед началом представления беседовал с Уиллом, он объяснил, что создал этого робота-актера, чтобы исследовать готовность людей забыть о своем недоверии. Это постоянно происходит в кино, и Уилл хотел исследовать это явление за пределами киноэкрана.