Читать книгу "Преступления прошлого - Кейт Аткинсон"

— Значит, по-вашему, она страдала от послеродовой депрессии?

Джексон вспомнил, как Джози после рождения Марли дни напролет плакала, оттого что была несчастна, а Марли плакала по ночам от колик. Джексон чувствовал себя совершенно бесполезным, потому что не мог помочь ни той, ни другой. А потом все вдруг прекратилось, солнце вышло из-за туч, и Джози посмотрела, как Марли мирно спит у себя в колыбельке, засмеялась и сказала Джексону: «Такая миленькая. Давай оставим ее у себя?» Давным-давно, когда они были счастливы.

Ширли Моррисон взглянула на него, мол, он-то что знает о послеродовых депрессиях, потом пожала плечами:

— Может быть. Вероятно. Она совсем не спала, а от недосыпа крыша едет. Но они все хотели ее крови: пресса, семья Кита. Он не сделал ничего плохого, не бил ее. Хороший был парень, добродушный такой. Мне он нравился. Он всем нравился. И он обожал Таню.

— У Мишель были синяки на лице, — вставил Джексон.

Ширли без выражения посмотрела на него:

— Синяки?

— Так записано в отчете офицера, производившего арест. Почему защита это не использовала?

— Не знаю.

У Ширли были изящные, дочерна загорелые ступни, надо полагать, она много ходила босиком. В индейских сандалиях из тисненой кожи они смотрелись особенно хорошо. Джексону нравились женские ноги, не в фетишистском смысле (он на это надеялся) и только не уродливые, — по какой-то таинственной причине у красивых женщин часто бывают уродливые ступни. Просто красивые ступни казались ему привлекательными. (Он, кажется, начал оправдываться.) У Николы Спенсер, к примеру, были большие ноги. Сейчас она была в ночном рейсе в Копенгаген, поди, бог знает чем занималась.

— Запах стоял невероятный, ужасный, это мне больше всего запомнилось, просто… тошнотворный. Таня сидела в манежике и прямо заходилась от крика, я ни до того, ни после не слышала, чтобы ребенок так кричал. Я детская медсестра, — добавила она, — в отделении интенсивной терапии.

Джексон это уже знал — позвонил в больницу и спросил: «Так в каком отделении Ширли Моррисон?» — и ему сказали. Получить информацию проще, чем кажется большинству людей. Задайте вопрос — получите ответ. Не на важные вопросы, понятно, не о том, кто убил Лору Уайр или где находятся останки Оливии Ленд. Или почему женщина, которую он когда-то обещал любить и беречь до последнего вздоха, решила увезти их единственного ребенка на другой конец света. Вот так взяла и решила. («Да, Джексон, взяла и решила».)

— Первым делом я взяла Таню на руки, но она все равно орала. Она была грязная, бог знает когда ей в последний раз меняли подгузник, и вся забрызгана кровью. — Ширли Моррисон запнулась и на мгновение потеряла самообладание, вспомнив эту картину и все, что с ней было связано. Она смотрела в окно, но ее взгляд был обращен не на улицу и не в настоящее. — На ней был новый комбинезончик, которые я ей купила. «ОшКош». Я работала в магазинчике недалеко от дома, после школы, по субботам. Мы с Мишель всегда работали, иначе у нас бы ничего не было. Помню, я подумала, какой он дорогой, этот комбинезон, и что кровь никогда не отстирается. Моя сестра только что убила моего зятя, а я думала про выведение пятен.

— При сильном стрессе происходит диссоциация, чтобы человек не сошел с ума.

— Мистер Броуди, вы считаете, что я этого не знаю?

Ногти на ногах Ширли Моррисон были покрыты светлым лаком, а на одной лодыжке она носила тонкую золотую цепочку. Джексон помнил времена, когда браслеты на лодыжках носили только распутные девицы и проститутки. Когда Джексон был маленький, на их улице жила проститутка. Она подводила глаза изумрудно-зеленым и ходила в красных туфлях на шпильке, и у нее были белые ноги с просвечивающими венами. Носила ли она браслет на лодыжке? И как ее звали? Джексон обычно в панике пробегал мимо ее дома, боясь, что она выйдет и схватит его: мать сказала ему, что эта женщина — «прислужница Сатаны», что сбило его с толку, потому что Сатаной звали собаку — здоровенного ротвейлера их соседа по огородному участку.

Джексон уже давно не вспоминал про ту улицу, про мрачный ряд домов и проходы-туннели, ведущие в переулок. Когда Джексону исполнилось девять, они переехали на улицу классом повыше, где не разгуливали, дымя сигаретами, шлюхи. Интересно, Ширли Моррисон замужем? У нее было кольцо на пальце, но не обручальное и не такое, какое дарят на помолвку. Серебряное колечко то ли с кельтским, то ли со скандинавским орнаментом — что бы это значило?

— Когда я взяла Таню на руки, Мишель засмеялась и сказала: «Любит она поголосить, правда?» Вот это — настоящая диссоциация.

— У нее должна была быть хоть какая-нибудь причина, чтобы убить его, — размышлял Джексон. — Даже если это не было спланировано. Значит, что-то ее спровоцировало.

Казалось, из кабинета выкачали воздух. Еще не перевалило за полдень, но солнце уже палило вовсю. Светло-каштановые волосы Ширли были небрежно собраны наверх, и тонкие волоски у нее на загривке потемнели от пота. Что, если пригласить ее на ланч в уютный паб с садом или, может, купить по сэндвичу и прогуляться вдоль реки? Это не было бы непрофессионально, просто они вынесли бы встречу за пределы офиса. Кого он пытается обмануть? Его мотивы не имеют с профессионализмом ничего общего.

В случае смерти Джози Джексон получил бы полную опеку. Марли не увезли бы на другой конец света. («Во „Властелин колец“»,[105]— сообщила она с восторгом, словно Бильбо с Гэндальфом и вся честная компания живут в Новой Зеландии и ждут не дождутся, когда же она к ним присоединится. Книги она не читала, но зато видела фильмы на DVD; Джексон считал, что для восьмилетнего ребенка они слишком страшные, но Дэвид Ластингем, как выяснилось, был иного мнения.)

Джози не сдержала ни одного из данных когда-то обещаний — любить и почитать его, хранить ему верность, — а он так отчетливо помнил, как дрогнул у нее голос на словах «пока смерть не разлучит нас». У них была традиционная церемония. Теперь же она планировала свадьбу на тропическом пляже с маорийским госпел-хором и самодельными клятвами. Она собиралась выйти замуж за этого ублюдка и «начать новую жизнь».

Джексон раздумывал, способен ли убить Джози. Эрудирован в этом вопросе он был лучше многих — знал все возможные способы. Но загвоздка не в том, как убить, а в том, как остаться безнаказанным. Он не стал бы сидеть полдня с топором на коленях. Как там поется в песенке про Лиззи Борден?[106]«Лиззи хвать за рукоять, сорок раз прибила мать». Если бы он убил Джози, это было бы «предумышленное хладнокровное убийство»: пожар, взрывчатка, огнестрельное оружие.

Предпочтительнее снайперская винтовка Л96-А1 с оптическим прицелом «Шмидт и Бендер», чтобы можно было находиться как можно дальше, — он не смог бы убить ее с близкого расстояния, задушить или зарезать, не смог бы стоять рядом и смотреть, как ее неверное сердце перестает прокачивать кровь, как гаснут ее глаза. Яд тоже не пойдет. Яд — удел психопатов и сумасшедших викторианок. Действительно ли его хотели ограбить прошлым вечером? У него ничего не пропало: бумажник, часы, машина — все на месте, но опять же он ведь врезал тому парню прежде, чем тот смог что-нибудь взять. По опыту Джексона, уличные грабители обычно не пытаются раскроить жертве череп. «Тут много всякого сброда ошивается, сэр», — прокомментировал констебль («детектив Лаутер, сэр»), который брал у него показания. Полиция прислала детектива, хотя в таких случаях обычно ограничивались участковым. Джексон полагал, что должен быть польщен. Он помнил детектива Лаутера, когда тот еще был рьяным новобранцем. «В этом районе сейчас всплеск ограблений, инспектор», — сказал Лаутер. «Я теперь просто мистер Броуди», — сказал Джексон. Забавно, он никогда не был «мистером Броуди» — в шестнадцать он пошел в армию, а до того был просто Джексоном и иногда «Броуди!», если учителем был мужчина. Потом он стал «рядовым Броуди» и так далее вверх по званиям, пока не демобилизовался и не начал заново «констеблем Броуди». Он до сих пор не разобрался, нравится ли ему быть «просто мистером Броуди».