Читать книгу "Песнь теней - С. Джей-Джонс"

Йозеф сглотнул и посмотрел на Франсуа. Юноша едва заметно подбадривающе кивнул, и это движение не ускользнуло от их учителя.

– Довольно, – прорычал маэстро Антониус. – Ты, – сказал он, указывая на Франсуа, – прекрати ему потакать, а ты, – указал он на Йозефа, – соберись с духом. Сейчас мы не можем позволить себе потерять голову. Мы начнем с нескольких подборок моего сочинения, затем, как планировали, перейдем к Моцарту, ça va[7]?

Йозеф сжался под взглядом учителя.

– Да, маэстро, – прошептал он.

– Если сыграешь хорошо – и только если сыграешь хорошо, – то на бис исполнишь Вивальди. – Старый виртуоз буравил своего ученика глазами-бусинками. – И никакой бессмыслицы вроде Эрлькёнига. Эта аудитория привыкла к музыке великих. Не оскорбляй их слух такой чудовищностью.

– Да, маэстро, – едва слышно повторил Йозеф.

Заметив, как покраснели щеки Йозефа и как он сжал зубы, Франсуа обнял своей теплой ладонью кулак возлюбленного. «Потерпи, mon coeur[8]», – как будто говорило это прикосновение.

Но юноша не ответил.

Маэстро Антониус раздвинул шторы, и мальчики вышли к публике, которая вежливо приветствовала их аплодисментами. Франсуа сел за фортепиано, пока Йозеф готовил скрипку. Они посмотрели друг на друга – мгновение, чувство, вопрос.

Концерт начался, как было запланировано. Под аккомпанемент юноши за клавишами ученик сыграл подборки авторства своего учителя. Но публика была искушенной и помнила, какой божественной была игра учителя, каким живым был звук. Этот мальчик был хорош: ноты звучали чисто, фразировка – элегантно. Но не хватало души, искры. Это словно слушать стихотворение знаменитого поэта, переведенное на другой язык.

Возможно, они ожидали слишком многого. В конце концов, талант переменчив, и те, чей талант пылал ярче остальных, долго не протягивали.

«Ангелы заберут Антониуса, если дьявол не доберется до него первым», – когда-то сказали о старом виртуозе. Такие дары не предназначались ушам смертных.

Возраст настиг маэстро Антониуса прежде, чем это успели сделать Бог или Дьявол, но было не похоже, чтобы его ученик был отмечен такой же божественной искрой. Публика послушно хлопала после каждого фрагмента музыкального произведения, настраиваясь на долгий и нудный вечер, в то время как стоявший за кулисами старый виртуоз волновался и кипятился, глядя на слабую игру своего ученика.

С противоположного края кулис за выступлением следила другая пара глаз. Это были глаза потрясающего зеленого цвета изумрудов или глубоких вод летнего озера, и в темноте они горели.

Подборки закончились, и Йозеф с Франсуа приступили к сонате Моцарта. В комнате растекалась тишина, унылая, скучная, наполненная невнимательным затишьем благородной скуки. Мягкий храп донесся из задней части салона, и маэстро Антониус безмолвно закипал. Однако зеленые глаза продолжали следить за юношами. И чего-то ждать.

Когда концерт закончился, слушатели поднялись со своих мест, формально вызывая артистов на бис. Йозеф и Франсуа поклонились, а маэстро Антониус схватился за парик, отправляя в воздух облака пудры. «Да спасет нас Вивальди, – подумал он. – Рыжий Священник[9], услышь мои мольбы». Йозеф и Франсуа поклонились еще раз, обменявшись интимным взглядом как ответом на невысказанный вопрос.

Юноша сел обратно за фортепиано, и темные кисти рук в обрамлении белых кружев легли на черные диезы и натуральную слоновую кость. Мальчик зажал скрипку под подбородком и поднял смычок, лошадиный волос дрожал в предвкушении. Йозеф задал темп, Франсуа мягко ответил, и они заиграли, гармонично сплетая мелодию в гобелен.

Это был не Вивальди.

Слушатели выпрямились на стульях и слушали то ли настороженно, то ли озадаченно. Никогда прежде они не слышали такой игры. Никогда прежде они не слышали такой музыки.

Это был «Эрлькёниг».

За кулисами маэстро Антониус в отчаянии закрыл лицо руками. По другую сторону сцены зеленые глаза заблестели.

По комнате будто пролетел прохладный ветерок, хотя никакое дуновение не коснулось ни кружев, ни перьев на шеях слушателей. Их окружил аромат земли, глины и то ли глубоких оврагов, то ли пещер. Был ли это звон капель в пещере или отдаленный грохот погони? Краем глаза слушатели видели, как кружатся и извиваются тени на стенах, как помрачнел обнаженный младенец с лицом херувима, как мрак укрыл резной цветочный орнамент на колоннах в углам салона. Всматриваться в темноту любители музыки не стали из страха, что ангелы и горгульи превратились в демонов и гоблинов.

Все, кроме одного.

Зеленые глаза с оживлением наблюдали за переменами, привнесенными музыкой, а затем исчезли в темноте.

Когда выступление на бис подошло к концу, на мгновение наступила тишина, как будто мир затаил дыхание перед бурей. Затем грянул гром бурных оваций и аплодисментов. Публика ликовала, стараясь не заплакать от смутного беспокойства и восторга, всколыхнувшего их души. Маэстро Антониус с отвращением сорвал с головы парик и в припадке гнева покинул свое место.

По пути он прошел мимо красивой зеленоглазой женщины, которая несла серебряную солонку в форме лебедя. Они склонили головы в приветственном поклоне, и старый виртуоз вернулся в свои комнаты, а женщина, едва заметно прихрамывая, направилась в салон. Он не видел, как она принялась сыпать вдоль порога соль. Он не слышал восхвалений, льющихся в адрес его ученика, и не заметил прибывшего с сообщением почтальона.

– Маэстро Антониус? – спросил курьер, когда зеленоглазая женщина открыла дверь. К ее корсету был прикреплен ярко-алый мак.

– Он отдыхает, – ответила женщина. – Чем могу помочь?

– Не могли бы вы вручить это его ученику, герру Фоглеру? – Почтальон залез в ранец и достал пачку писем, подписанных одной, отчаянной рукой. – Они адресованы на его прежний адрес в Париже, но лишь теперь мы смогли отыскать его здесь, в Вене.

– Понимаю, – ответила женщина. – Я позабочусь о том, чтобы они попали в нужные руки. – Она передала курьеру золотую монету, а тот в ответ склонил шляпу и ускакал в ночь.

Зеленоглазая женщина переступила через соль и вошла в салон, аккуратно, стараясь юбками не стереть защитную линию. Оказавшись в тени, она просмотрела письмо в поисках подписи.

Автор «Эрлькёнига».

Она улыбнулась и засунула письма в корсет, а потом, припадая на одну ногу, отправилась поздравлять мальчика и его темнокожего друга.

А наверху маэстро Антониус рвал и метал и вертелся в постели, пытаясь заглушить звук копыт и вой гончих псов и думая о том, не пришел ли за ним, наконец, Дьявол.