Читать книгу "Кики Страйк - девочка-детектив - Кирстен Миллер"

Александрийский некрополь, Египет. Александрийский некрополь, еще один грандиозный город мертвых, на протяжении многих веков пребывал в забвении. Некий семилетний мальчик, обнаружив узкий лаз, проник внутрь. Мили и мили туннелей стали для него персональной площадкой для игр, до тех пор, пока, наконец, в 1998 году он не привел в некрополь археологов.

Древний город Рим. Современный Рим возведен над руинами своего древнего предшественника. Зачастую погреба старейших зданий города имеют прямой выход в храмы, дворцы и на улицы античного города, — о чем нынешние жильцы и не подозревают. Во время Второй мировой войны итальянские евреи, спасаясь от нацистов, месяцами и годами прятались в забытом городе.

Деринкую, Турция. Под маленьким городком Деринкую находится крупнейший из по меньшей мере ста пятидесяти подземных городов Анатолийской области в Турции. Свыше тысячелетия десятки тысяч людей рождались и умирали в этом темном потаенном мире, где было все необходимое — от виноделен до конюшен. Истинные масштабы Деринкую неизвестны по сей день. То и дело открываются туннели, уводящие во все новые помещения и соединяющие Деринкую с другими подземными городами. На данный момент раскопаны по меньшей мере 8 этажей, причем по оценкам экспертов число уровней, возможно, доходит до 27.

Пенделтон, штат Орегон. В XIX веке тысячи китайцев приезжали в Соединенные Штаты строить трансконтинентальные железные дороги. Как ни печально, когда работы были закончены, в большинстве городов иммигранты оказались никому не нужны. Ничуть не обескураженные, они решили построить свои собственные города — под уже существующими. Некоторые из этих сооружений, такие, как город под Пенделтоном, штат Орегон, на данный момент обнаружены. Однако не исключено, что в Соединенных Штатах существуют и другие подземные китайские города, до сих пор не открытые.

Наконец, истосковавшись по свежему воздуху, я отложила книги и отправилась искать Город-Призрак пешком. Поначалу я планировала выбраться за пределы своего района, полагая, что на знакомых с детства улицах ничего нового я не обнаружу. Но стоило мне выйти из подъезда — и глазам моим предстал иной, преобразившийся город. Каждый квартал, мимо которого я шла, становился для меня путеводной нитью к Нью-Йорку тех времен, когда Город-Призрак процветал вовсю. Наблюдая за прохожими, что бездумно спешили себе по своим делам, болтали по мобильникам, забегали в магазины вернуть не оцененные по достоинству рождественские подарки, я вдруг осознала: я вижу то, чего не видят они. Высоко над моей головой выцветали рекламы давно почивших в бозе компаний-перевозчиков и снадобий из змеиного масла: поблекшие буквы и по сей день едва заметно проступали на стенах старых построек. Проржавевший столб для коновязи, вот уже сотню лет лошади не видевший, торжественно нес дозор перед приземистым кирпичным домиком. Даже булыжники, что проглядывали сквозь асфальт, свидетельствовали о мире, ныне невидимом для всех, кроме немногих избранных. В детстве я немного досадовала на то, что судьба не наделила меня сверхъестественными способностями, такими, как умение останавливать время или управлять погодой. Я бы даже чем-нибудь совсем простеньким удовольствовалась, вроде телепатии.

Но в тот день, пока я брела по нью-йоркским улицам, меня внезапно осенило: а ведь я и впрямь обладаю особым даром! Каким-то непостижимым образом, в награду за многодневное корпение над книгами, я обрела способность видеть то, чего более не существует. Всего-то навсего сощурившись, я легко могла представить себе город таким, каким он являлся взгляду за сто пятьдесят лет до моего рождения. А видела я место мрачное и опасное, ничуть не похожее на привычный мне Нью-Йорк. Там не было ни небоскребов, ни уличных фонарей; ряды и ряды низких кирпичных строений утопали в густой черной грязи, душившей и пятнавшей город. Гигантские свиньи трусили рядом с запряженными лошадьми повозками, останавливаясь тут и там, дабы порыться в горах мусора на обочине. В каждом углу таились крысы и полуголодные оборванцы, высматривая себе жертву. Я видела мерзостные отбросы, слышала крики уличных торговцев, просто-таки задыхалась от вони сортиров. Но, к превеликому моему разочарованию, Город-Призрак по-прежнему оставался сокрыт от взора. На протяжении целой недели я почитай только и делала, что бродила по улицам, подмечая все то, что проглядела за двенадцать лет. Я заглядывала в окна, перелезала через заборы; я заполнила три блокнота заметками и набросками. Не будь я безобидной с виду девчонкой, мои занятия уж верно навлекли бы на меня подозрения; по счастью, ко мне никто особо не приглядывался. Внимания на меня обращали не больше, чем на пожарный кран или мусорный ящик.

Однажды вечером, возвращаясь домой после целого дня изысканий, я миновала одинокий магазинчик на Второй авеню. Небо распухло от снега, по улицам носился ветер, поднимая в воздух груды сухих листьев и закручивая их яростными смерчами. В магазинчике на мгновение вспыхнул свет — на краткий миг, не более, но я уже успела заметить содержимое захламленной витрины: там, утопая в пыли, покоилось несколько древних карт. Две карты были знакомы, они уже попадались мне в родительской библиотеке.

Одна, около шести футов в длину, изображала остров Манхэттен таким, каким он выглядел двумястами годами ранее, когда на том участке, где в один прекрасный день воздвиглось Эмпайр-Стейт-билдинг, все еще паслись коровы, а открытая сточная труба несла «благоуханные» воды по нынешней Канал-стрит.

Вторая карта представляла собою миниатюрную схему старинных голландских улиц, что змеились через всю южную оконечность острова, изгибаясь и петляя туда-сюда, как Бог на душу положит.

Третья карта лежала у самого стекла, однако она так почернела от въевшейся грязи, что, сколько я ни вглядывалась, опознать ее я так и не смогла.

Любопытство мое разгорелось не на шутку: я вошла в магазинчик, надеясь рассмотреть карту поближе. На табуреточке за прилавком устроилась миниатюрная, ростом с ребенка, особа: сидела она, изящно скрестив ножки, при том, что болтались эти ножки в двух футах над полом. Ее волосы цветом и текстурой изрядно смахивали на здоровенный ком пыли; на лицо они не падали только благодаря громадным очкам, водруженным на самый лоб. Я попросила показать мне карту с витрины; владелица магазинчика просияла улыбкой и спрыгнула с табуреточки. Она не уточнила, какую именно карту я имею в виду; она не усомнилась вслух, стоит ли доверять девочке моего возраста вещь явно редкую и ценную. Я просто-таки остолбенела от нежданной удачи, глядя, как хозяйка ныряет в витрину за картой, так, что в пределах видимости остается лишь нижняя ее половина. Выпрямившись, она чопорно поднесла пластиковый лист к губам, сдула в сторону витрины облако пыли — и вручила карту мне. Ничего подобного я в жизни не видела. Это была вовсе не карта Манхэттена, а какой-то чертеж: три ряда крохотных комнатушек, и длинные коридоры между рядами.

— Знаешь, что это? — поинтересовалась хозяйка с сильным русским акцентом. Глаза ее озорно сверкнули.

— Нет, — чистосердечно призналась я.

— Это Мраморное кладбище.

— В самом деле? — с деланным интересом переспросила я. Вообще-то кладбища завораживают меня ничуть не меньше любого другого, однако в тот момент меня занимали дела поважнее.