Читать книгу "Иностранный русский - Татьяна Шахматова"

Когда я узнал об условиях, на которых мне предлагалось занять двухкомнатную квартиру в доме по соседству с Викой, я даже не поверил своему счастью. Никакой арендной платы, только присмотр за котом и оплата коммуналки. В общем и целом моя радость была справедливой, омрачило ее впоследствии лишь одно обстоятельство: я сильно недооценил своего нового соседа.

Происхождения кот был самого подлого – каждая помойка в нашем районе могла бы похвастать парой-тройкой точно таких же Филюш. Но в отличие от дворовых кошаков Филя был толст, нагл, бескомпромиссен, круглоглаз и при этом двулик, как тот Янус. Ольга Витальевна приезжала два раза в год не столько проверить квартиру, сколько пообщаться с драгоценным котиком, удостовериться, что попа его по прежнему подобна черному облаку, шерсть лоснится, а глаза горят непоборимым огнем. Впрочем, в присутствии женского пола, особенно родной хозяйки, Филюша чудесным образом огонь укрощал, являя свой второй лик: совершенно ангелоподобный.

Пожив с Филюшей пару недель, я всей душой возненавидел этого иезуита. Он додумался до того, что в присутствии хозяйки поджимал ушки и с неподдельным ужасом в глазах, взирая на меня, прятался за ее спину. Ольга Витальевна даже заподозрила, что я бью этого подлюгу, и собралась выселить меня ко всем чертям, и выселила бы, если бы кот сам не спалился.

Поскольку в отсутствие хозяйки и любых чужих глаз Филюша беззастенчиво налаживал со мной отношения, настойчиво отводил к мисочке и даже заставлял вычесывать любимой деревянной палкой-чесалкой, то однажды Ольга Витальевна застала его привалившимся к моей ноге, бесстыдно выставившим задницу в зенит и блаженно мурлыкающим. Филюша, конечно же, сразу поджался, сделал испуганные глазки, но всклокоченная шерсть на боках говорила красноречивее его наглой морды. Больше в инсинуации кота хозяйка не верила, и я остался жить в квартире на следующие полгода.

Поведение Филюши доказывало лишь одну мысль: как мало надо иметь мозгов, чтобы совершать подлости. Этому товарищу хватало мозга с грецкий орех, чтобы иметь все основные человеческие пороки: подлость, вероломство, склонность ко лжи, наушничество.

– Как дела на новой работе? Как тебе Каролина? – поинтересовалась Виктория, засовывая мою единственную сумку для бумаг в стиральную машину.

– Огонь твоя Каролина! Я себе ее иначе представлял, – ответил я.

Вика подмигнула:

– Студенты-то понравились?

– Нэ спрашивай, тувари парипадуват!

– До сих пор тувари парипадуват? – усмехнулась тетка. – Недалеко вы продвинулись.

Кто бы говорил! Теперь-то я точно знаю: если ты ни разу не стоял перед аудиторией, безмолвный, тупой, с совершенно пустой головой, боящийся разоблачения, ты ничего не знаешь о преподавании. Ничего! Какие бы институты ты ни окончил, сколько бы диссертаций по педагогике ни защитил… Надо сказать, что насчет «тувари парипадуват» я немного преувеличил для красного словца. Моя группа уже неделю как бодро вскакивала при моем появлении и громко чеканила почти без акцента: «Здравия желаем, товарищ преподаватель!» А вот студенты из группы Каролины и Ольги продолжали упорно коверкать слова и звать молодых женщин «ПАРИподаватель». Как выяснилось, делали они это не из упрямства и не из-за сложностей русской фонетики.

– Мы говорим ПАРИпадаватэл, патаму чта пари на фарси – это ангел, – объяснил мне Мустафа – староста группы Каролины, когда я вызвал его для объяснения феномена такого избирательного косноязычия.

Оказалось, Ольга – это пари, а Каролина – пари-пари!

Виктория расхохоталась:

– То есть сначала «женщина, надень чадар», а теперь «пари»?

– Ага. Если коротко о моих студентах, то это все.

Мы еще долго сидели с Викой на кухне и гоняли чаи. Я поймал себя на мысли, что ни одного из наших клиентов мы не обсуждали так увлеченно и тщательно. Мои иностранные орлы давали массу поводов к длинным разговорам.

Преподавательницы, которые работали на других группах, и даже сама Каролина иногда вызывали меня для авторитетного мужского разговора. Вместе со мной всегда приходил староста моей группы Ахмадшах. Он единственный немного говорил по-английски и мог худо-бедно служить переводчиком. И в закрытой аудитории, с глазу на глаз, мы вели самые странные, самые откровенные, самые грубые беседы в моей жизни:

– Нет, русские женщины не легкодоступные, – говорил я и, не зная, как перевести это на английский, вынужден был долго перебирать слова. – То, что нет хиджаба – не значит, что вы можете легко получить русскую женщину.

К сожалению, английский Ахмадшаха был лишь немногим лучше его нынешнего русского. Выходило скверно. Мы обсуждали русских женщин, которых мои студенты видели на улицах и в клубах, куда начали шастать почти сразу же по приезде. Парни несколько раз звали меня с собой, но от этих предложений я всякий раз отказывался, к их немалому удивлению. В конце концов они отстали от меня, нашли таджика-гастарбайтера, который понимал фарси, так как эти языки родственные, и стали таскать его в качестве переводчика. Вопросы о том, как знакомиться с русскими девушками, понемногу утихли – видимо, проблема как-то разрешилась.

Хуже всего было то, что приходилось говорить о наших женщинах-преподавателях:

– Если Каролина и Ольга улыбаются – это не значит, что они заигрывают с вами. В русской культуре люди обоих полов улыбаются друг другу – это нормально.

– Нет, бить вас российские преподаватели не будут. Это противоречит нашей культуре преподавания. Учитель должен быть доброжелателен. Отсюда, кстати, и улыбка.

После этих бесед я выползал красный, как хорошо проваренный рак. Каролина просила пересказывать, и я думал, что провалюсь сквозь землю, однако мои рассказы только веселили ее.

– Ну они у нас мальчики взрослые, волнуются, понятно, – хохотала заведующая, и ее пышная грудь мелко дрожала в разрезе делового черного платья.

В каком-то смысле я понимал беспокойство наших студентов. Возможно, они впервые увидели женщин в столь откровенных нарядах: с открытыми волосами, лицами, шеями и икрами. Кроме того, и Каролина, и Ольга были женщинами, мимо которых не прошел бы ни один нормальный мужчина. Синонимом Каролины можно было бы назвать слово «пышность». При этом она не была полной, скорее объемной во всех предусмотренных для этого местах и вполне себе узкой в талии, лодыжках и запястьях. Женщин этого типа принято называть шикарными. Ольга же была канонически хрупкой, высокой, статуэточной, черноволосой, но, в отличие от женщин Востока, белокожей и сероглазой, что само по себе сводило парней с ума, отвлекая их от обучения.

Виктория слушала внимательно и в итоге резюмировала:

– Значит, ничего не изменилось. Каролина все та же.

– В каком смысле? – насторожился я.

– Держит всех за ручку. Тебя держала уже за ручку?

– Нет, конечно! Ты вообще о чем?

Иногда Виктория пугала меня своими странными умозаключениями.