Читать книгу "Серое зеркало - Андрей Жвалевский"

Но по возвращении компьютер решил пока не будить. Надо себя ограничивать. Я конечно, не Димон, по двадцать часов кряду монстров не гоняю, но все равно. Буду беречь здоровье.

5

В понедельник все проблемы с призрачным Димоном выдуло из головы нормальным производственным процессом. Кто-то где-то опять накосячил, тестировщики мышей не ловили, проект вместе не собирался, начальник орал на всех, кто оказывался в зоне поражения. Наорал и на меня. Я конструктивно возразил в том смысле, что раз так, то вот мое заявление об уходе. Он в течение пяти секунд подписал, разорвал, обозвал меня штрейкбрехером, одумался, заменил «штрейкбрехера» на «дезертира»…

Короче, не до мистики мне было. На этой неделе заканчивались все сроки по сдаче проекта, а америкосы – они тупые. Они не понимают, что «практически готово» – то же самое, что «готово». Им подавай, видите ли, работающий продукт, причем в те сроки, которые обозначены в договоре.

Четверо суток мы бились с проектом, как Гондор с Сауроном. Уходили в девять и возвращались в девять. Две последние ночи я и трое моих «правых» рук ночевали в офисе.

И сделали! Работал, как швейцарские часы! Всю пятницу тестеры гоняли его без жалости, но проект выдержал, не заглючил и был торжественно переслан заказчику! И знаете, что ответила эта американская морда? «О’кей, все получил, деньги будут переведены после проверки в течение двух банковских дней». Это вместо: «Парни, я в вас верил!», «Вы гении, русские программеры!» или хотя бы «Ну вы, блин, даете!»

Тупой прагматизм и монетизация духовных ценностей.

Зато шеф на радостях показал приказ – со следующего месяца я из и.о. превращаюсь в полноценного начальника! Наши все радовались, кричали ура и подбрасывали меня в воздух. Думаю, это было лишним. Два раза я ударился о плафон – потолки у нас чудовищно низкие. Вечером шеф угощал меня в кабинете представительским коньяком и философствовал: мол, штатовцы бездуховные, а у наших столько духу, что хоть на экспорт продавай. А в среднем получается нормально.

Он еще много чего-то умного говорил, но я не услышал – уснул прямо на директорском столе. Надо отдать шефу должное: до дома меня доставил на такси и лично передал маме из рук в руки. Она сначала перепугалась, увидев мое безжизненное тело на плече у представительного мужчины в два часа ночи. Однако начальник веско представился, объяснил причину моего пассивного состояния – и до кучи рассказал, какой я молодец, быстро расту и скоро займу его место. Во всяком случае, так его спич поняла мама. Я крепко спал.

В субботу дрых до полудня. Встал легкий и благостный, комп включать не стал. Сияющая мама поила меня зеленым чаем (сама упорно пила черный, сколько я ее ни приобщал) и вслух мечтала, как мы заживем, когда я стану большим начальником, куплю отдельную квартиру и женюсь. Я быстренько допил чай и смылся. Что-то мама в последнее время обильно на мозги мне капает насчет женитьбы.

В лифте ехать не стал, спустился по лестнице – неторопливой походкой никуда не спешащего человека. Вышел…

…и обнаружил нашего Лавтеррора, который изображал Пизанскую башню. В том смысле, что стоял под заметным наклоном, упираясь головой в стену дома. У его ног валялось что-то омерзительно кровавое. Сам Лавтеррор был бледен, как вампир на диете.

Я подошел поближе и вздрогнул. У ног Лава лежали растерзанные кошки. Две. Или три. По этим ошметкам понять количество бедных созданий было трудно.

– Это Катины, – сказал Лав.

Я вообще перестал что-либо понимать. Катька была объектом ухаживания Лава. То есть в чате они постоянно ругались, но потом Лавтеррор (в миру Никита Быстров, студент первого курса Политеха) всегда покупал букет и шел извиняться к Кэтти (в миру Катька Никанорова, студентка первого курса педа). И всегда был извиняем, напоен чаем… и, возможно, что-то еще у них было, но это не моего ума дело. А потом они опять ругались в чате. Иногда до матерщины.

Но чтобы Лав вот так расправился с любимыми котами любимой девушки!..

Видимо, я очень выразительно посмотрел на Никиту, потому что он торопливо замотал бледной (он кучерявый блондин) головой.

– Нет-нет! Это не я! – успокоил он меня, чтобы тут же огорошить. – Это она сама!

– Катя? – спросил я, чувствуя, что глаза от изумления расползаются по лицу.

Он кивнул.

– Выбросила своих котиков в окно?

– Сначала оторвала им головы, – прошептал в ответ Лав и отвернулся.

Я стоял и растерянно смотрел, как парня тошнит прямо под окна.

– Всех пятерых? – тупо спросил я.

Зря спросил. Лав не очень был расположен к беседе. Я повернулся к останкам, и меня самого замутило. Нет, кажется, кошачьих голов было все-таки две. Гадость какая!

– Только двоих, – ответил Никита, тяжело дыша, – остальных я отбил. Их… похоронить надо… а то чего они тут…

Мы вместе собрали в пакет, который обнаружился у Лава в кармане, останки и отнесли на помойку. Никита заикнулся было о могиле, но я его отговорил. Где мы их зароем? В песочнице? В общем, отнесли, постояли немного, а потом Никита вдруг заплакал. Я чуть не поперхнулся.

– Я ей нахамил… Она обиделась… Пишу – не отвечает. На мобилку звоню – сбрасывает. Я купил тортик, пошел… Она открывает, а у нее глаза…

Он несколько раз сжал и разжал кулаки, пытаясь показать Катины глаза. Не очень понятно, но я сразу догадался. Как у Димона.

– Стальные, – подсказал я.

Он вскинулся:

– Ты ее видел, да?

– Не ее. Ну, так она открыла, и что?

– Я прощения прошу. Она молчит. Я тортик протягиваю. Она не реагирует. А у нее кошки кричат. Она меня дослушала, к кошкам поворачивается и говорит так спокойно-спокойно: «Как вы меня все достали, поиграть по-человечески не даете!» Взяла свою серую…

Дальше он ничего уже не говорил. Только рот кривил и сопли растирал по лицу. Я отвел Лава домой (его родители, слава богу, где-то в гостях были), уложил, вернулся к себе.

Там я врубил комп и открыл чат. Ацкий Демон и Кэтти активно чатились.

Мне все больше и больше не нравился этот странный «Рефлекс».

6

В воскресенье зашел к Ване и начал осторожно расспрашивать – в какие шутеры народ режется, как вообще дела и не случилось ли с кем-нибудь несчастного случая? Ванечка выслушал меня с присущим ему хладнокровием, а потом сказал, не повышая голоса:

– Сука ты, Юрец. Ты почему меня сразу не предупредил?

Мне стало зябко. Я живо представил себе, как Ванечка запускает «Рефлекс», доходит до зеркальной комнаты, останавливается, всматривается в отражение… и наливается сталью. А потом… что потом? Крушит все вокруг? Я боязливо огляделся. Кругом царила разруха, но покрытая пылью и паутиной. Если Ваня тут и буянил, то уже довольно давно.

– Что башкой вертишь? Почему не предупредил, что игрушка уже ломаная?