Читать книгу "Час эльфов - Жан-Луи Фетжен"

В противоположность человеческим женщинам, которые не имели другого выбора, как только заботиться о своих детях день и ночь – настолько малыши были хрупкими и беззащитными, – эльфы довольно рано обрывали связи со своим потомством. Спустя несколько недель после рождения роли отца и матери для новорожденного брал на себя клан. Маленькие эльфы, как оленята, через несколько дней уже становились на ноги и быстро вырастали – по крайней мере, их телосложение позволяло им следовать за соплеменниками через леса в их бесконечных странствиях. Рианнон, несмотря на свое наполовину человеческое происхождение, жила именно так, идя по стопам матери. Многие эльфийки пришли на остров Фей за королевой и ее дочерью, вместе с маленьким народцем высоких трав, достаточно многочисленным, так что вскоре сформировался клан, способный заботиться о Рианнон. Самыми первыми пришедшими были целительница Блодевез и лесные жрицы, бандруи, никогда ее не покидавшие. Затем к ним присоединились молодые матери, готовящиеся скоро родить, которые искали защиты королевы. Ллиэн приняла их с радостью, однако мужчинам-эльфам путь на остров был закрыт. Они остались там, на берегу, даже не видя острова, затерянного в тумане, и ждали по целым месяцам возвращения своих жен. Иногда напрасно.

Скоро на Авалоне образовался целый народ. Народ женщин и детей, над которыми царствовала Рианнон, как в пророчестве рун. С ними девочка была в безопасности… И потом, был Мирддин, мужчина-ребенок, родившийся от эльфийки, тот самый, кого люди называли Мерлин. Он не знал, почему (впрочем, он никогда и не осмеливался спросить) он оказался единственным представителем сильного пола, допущенным на остров Фей. Словно королева, подчиняясь предсказаниям старца Гвидиона, не имела мужества разлучить свою дочь с единственным существом, таким же, как и она, в жилах которого текла кровь как людей, так и эльфов…

Коснувшись, наконец, дна озера, Ллиэн шевельнула кончиками пальцев сероватый ил, покрывавший корни кустика водных растений, и, забавляясь, стала наблюдать, как облачко тины поднялось со дна, окружило ее и осело тонкой пылью на ее нагом теле. Потом, резко оттолкнувшись пятками, она устремилась вверх. Когда она наполовину вынырнула из воды, странное ощущение вновь охватило ее – столь же острое, как внезапные угрызения совести, но еще более сильное. Несколько сильных взмахов – и она достигла берега, подхватила свою тунику и взбежала на скалу, возвышающуюся над зарослями камышей и утёсника. Оттуда ей был виден весь остров и все озеро, вплоть до берегов. Все дышало спокойствием. Опасность находилась где-то в стороне, за Элиандским лесом.

Там Мирддин и нашел ее, нежащуюся под солнцем и нагую, как фигура на носу корабля. И это захватывающее зрелище так потрясло его, что он затаился в высокой траве, как нашкодивший ребенок. Эльфы не знали стыда, но Мирддин был скорее человеком, чем эльфом, и никакой человек, старый или молодой, будь то мужчина или женщина, не мог бы созерцать неземную красоту королевы Высоких эльфов, не испытывая желания… Без того, чтобы в душе не поселилось неотвязное сожаление о том, что нет возможности его удовлетворить.

Тонкая и хрупкая, как все ее соплеменники, королева происходила из древнего клана Высоких эльфов – так называли тех, кто еще жил в Элиандском лесу. В противоположность зеленым эльфам, обитающим в лесах и на холмах, и эльфам болот, затерявшимся на Границах, Высокие эльфы были почти такого же роста, как люди, а их необыкновенная красота вызывала у других племен нечто вроде священного ужаса. Что уж говорить об их королеве! В ее длинных черных волосах и ярко-зеленых глазах, в которых словно было заключено пламя, сквозила такая сила, что она как будто проникала сквозь бледность ее кожи – это была сила животного, укрощенный огонь. В каждом ее жесте, в каждом движении ее изящных рук и изгибе бедер была такая равнодушная чувственность, такая возвышенная непристойность, что можно было просто потерять голову, но при этом в ней присутствовало и чувство опасности, угрозы. Простые люди, живущие по краю большого леса, говорили о феях и вампирах, чтобы описать эльфов, что, по сути, вполне соответствовало их истинной природе.

В своем абсурдном познании пространства люди готовы были завоевать весь мир, в то время как у них под ногами расстилались необозримые равнины. Но редко кто из них пытался покорить Элиандский лес, а те, кто сунулся туда однажды, не возвращались, чтобы похвастаться. Именно там, в самом сердце бескрайней растительной крепости, находилась священная роща эльфов, роща из семи деревьев, посаженных самой Богиней. Предки верили, что эти деревья объединяют три уровня мироздания, связывая своими корнями Митгаард – Срединную Землю – с подземным миром, черпая живительный сок во мраке и грязи, чтобы подняться над мертвым прахом и соединить этот нижний мир с миром небес, к которому устремлялись их вершины. Эти семь деревьев носили имена дуир, кверт, бетх, сайле, коль, тинне, фирн – то есть дуб, яблоня, береза, ива, орешник, остролист и ольха, и образовывали круг, в котором и до сих пор был спрятан талисман эльфов – Чаша Дагды, Грааль познания, душа мира. Именно там родилась Ллиэн, там же она приняла посвящение, очень давно, от старца Гвидиона.

Сам Мирддин, несмотря на то, что являлся друидом[3]– так эльфы называли своих жрецов, – не знал многого из магии Высоких эльфов, и сейчас мог только созерцать, охваченный любовью и трепетом, изящный силуэт королевы, гладкий и светлый, словно вырезанный из бука, и в самом деле похожий на дерево, с поднятыми руками и черными развевающимися от ветра волосами, пряди которых переплетались вокруг нее, как ветви. Легкий бриз раннего утра не ослабевал, а небо с каждой минутой все сильнее затягивалось тяжелыми черными тучами, словно в ответ на безмолвную молитву королевы. Вскоре порывы ветра пригнули к земле траву вокруг него, его длинный темно-синий плащ начал хлопать, как знамя, воды озера пришли в движение и стали ударять о берега. Ллиэн так и стояла среди этого шквала, откинув голову назад, и казалось, что она притягивает к себе дикое неистовство восточного ветра, того самого ветра, что прилетел издалека, из-за озера и леса, из-за равнин, вспаханных людьми. Мирддин, лежа на земле, застигнутый внезапно хлынувшими струями дождя, различил смутное послание, растворенное в дыхании бури, но его человеческая половина дрожала от холода и дурного предчувствия, затемняющего его суждение. Ослепший, оглохший, раздавленный этим абсурдным смятением, возникшим из ничего, он не мог понять слов, слышащихся в вое яростных природных стихий. Однако из самой глубины его животного страха вопреки его воле выплыл какой-то образ.

Моргана… Маленькая девочка была одна в этой буре. Он взглянул на королеву, величественную в своем равнодушии к царящему вокруг хаосу. Ее бедра, живот и грудь блестели от водяных брызг. Лишь волосы разметались ветром и словно жили своей собственной жизнью, но она сама стояла не шелохнувшись. Как могла она стоять на этой скале, бичуемой ливнем и озерными волнами? Дикие порывы ветра разбивались о ее тело, не пошатнув ее, в то время как сам он вцепился руками и ногами в траву, чтобы его не смело. И снова, среди рева бури, он различил голос ветра, а вместе с ним высокий и чистый голос королевы, уносившийся вдаль.