Читать книгу "Ключи от Петербурга. От Гумилева до Гребенщикова за тысячу шагов. Путеводитель по петербургской культуре XX в - Илья Стогов"

Самой яркой звездой «Собаки» была актриса и модная колумнистка Паллада Богданова-Бельская. Репутацию светской львицы ей принес 1909 год: тогда из-за любви к Палладе застрелилось сразу двое молодых людей.

Сперва погиб сын покорителя Туркестана, генерала Головачева. Он жил в доме напротив Паллады, и девушка иногда дразнила его, переодеваясь при раздвинутых занавесках. Шутка закончилась плачевно. Как-то юноша все-таки позвонил в дверь Богдановой и попросил соседку выйти к нему, а когда она отказалась, выстрелил себе в сердце. Вторым самоубийцей стал внук драматурга Островского. С этим у замужней на тот момент Паллады вроде бы даже были какие-то отношения. Но всем подружкам Богданова рассказывала, что отдаваться этому зануде ей скучно. Когда слухи дошли до молодого человека, тот пригласил Палладу к себе и застрелился в тот момент, когда она открыла дверь.

Второй звездой заведения была Ольга Глебова-Судейкина. Тоже двойная фамилия, тоже очень свободные взгляды, тоже погибший возлюбленный. Судейкина встречалась с юным гусаром по фамилии Князев. Но не часто, так как основным возлюбленным Князева был поэт Михаил Кузмин. Ольга нравилась ему тем, что красивая, и тем, что девушка, а Михаил – тем, что умный, и еще ласковый. Не в силах разрулить эти сложные отношения, Князев как-то тоже взял да и выстрелил себе из браунинга в грудь.

Обе львицы были близкими подружками Анны Ахматовой. Хотя сама она на их фоне выглядела бледненько. То есть любовников обоих полов у нее, конечно, хватало. Но счеты с жизнью из-за нее никто не сводил, да и ярких имен среди возлюбленных было немного.

Сама Ахматова считала, что дело это поправимое. Не менее трех-четырех вечеров в неделю она проводила в «Собаке» и верила, что самые главные достижения у нее еще впереди.

5

Арт-кафе «Бродячая собака» давно превратилось в миф. О заведении написаны десятки книг, и каждый год выходят новые. При этом существовал-то кабачок меньше пяти лет, а если точнее, то и вовсе четыре с небольшим.

Город менялся, а поэтам было плевать. Когда началась война с Германией, по Петербургу прокатилась волна погромов. На центральных проспектах не осталось ни одного не разграбленного магазина, принадлежавшего немцу или еврею с немецкой фамилией. Разъяренная толпа ворвалась даже в немецкое посольство на Исаакиевской площади. Дошло до того, что стоявшую на крыше посольства чугунную колесницу патриоты скинули в Мойку – и, говорят, торчащие из ила на дне конские ноги можно разглядеть там до сих пор.

Поэт Пяст писал:

Благодаря «Собаке» мы стали совсем ночными. Последние месяцы тут было открыто уже не только по средам и субботам, как в начале, а пять дней в неделю, а то и каждую ночь. И всем нам, Мандельштаму, мне, всем вообще, стало мерещиться, будто именно тут, в «Собаке», сосредоточен весь мир. Что нет мира, нет иных интересов, нет никакой другой жизни, а только эти кирпичные стены…

Потом наконец указом градоначальника «Собака» была закрыта. Первый раз за четыре года завсегдатаи выбрались на свежий воздух и протерли глаза. Мир вокруг выглядел непривычно. Настолько непривычно, что поэты махнули на него рукой, открыли за пару кварталов от «Собаки» новое заведение (оно называлось «Привал комедиантов») и уж там тусовались до тех пор, пока страна не развалилась окончательно. Пала монархия, из эмиграции вернулись Ленин и Троцкий, вспыхнул и погас корниловский мятеж, матросы штурмом взяли Зимний, а поэты всё пили, всё ухаживали за барышнями, всё читали осоловелым слушателям свои бессмертные строки.

Потом кто-то из них уехал за границу, кто-то стал орденоносцем и классиком советской литературы, кто-то спился и умер. Красотки, спавшие с поэтами, постарели, подурнели, обзавелись зубными протезами и старушечьими болезнями. Но сама легенда осталась.

Как писал один из завсегдатаев «Бродячей собаки», «Все, кто блистал в тринадцатом году, – лишь призраки на петербургском льду». В городе, каким он стал в наступавшем столетии, легенды значили куда больше, чем то, что можно потрогать руками. Теперь Петербург был нищ. Ехать сюда за карьерой или богатством не имело смысла. Единственное, что он мог дать, – шанс приобщиться к легенде. Стать частью прекрасного и мертвого мифа. Как ни странно, людей, которых такая плата устраивает, до сих пор находится довольно много.

Остановка вторая:

Мраморный дворец (Миллионная улица, дом 5)

1

В Петербурге на удивление мало привидений. Приезжим обычно показывают достопримечательности, связанные с литературой: вот дом, где Раскольников зарубил старушку; вот каменные львы, на которых пушкинский Евгений пересидел наводнение 1824 года; вот улица Бассейная, по которой ходил Рассеянный из стихотворения Самуила Маршака. А с привидениями у нас как-то не очень.

Юрист и литератор Анатолий Федорович Кони, правда, упоминает, что приблизительно в 1870-х на углу Невского и Рубинштейна (сейчас в этом здании «Макдоналдс») жила некая дамочка в летах, у которой квартировал хорошенький студент. Дамочка была от жильца без ума и даже рискнула объясниться ему в чувствах. Молодой человек ее отверг, и дамочка в отчаянии выбросилась в лестничный пролет. И вот, пишет Кони, с тех пор в здании иногда видят ее силуэт: пожилая женщина, прежде чем растаять в воздухе, пристально смотрит вслед хорошеньким юношам.

Забавно, что недавно я читал воспоминания Севы Гаккеля (виолончелиста из первого состава группы «Аквариум») и встретил там упоминание того же самого лестничного пролета. Сева пишет, что для оформления обложки «аквариумовского» альбома «Радио Африка» группа устроила фотосессию на том самом месте, где когда-то разбилась пожилая сластолюбица. При этом, разумеется, ничего и слыхом не слыхав о давней трагедии. Молодые и симпатичные парни долго принимали эффектные позы, фотограф щелкал камерой, но в результате вся пленка оказалась потом засвечена. Что именно с ней случилось, понять фотограф так и не смог.

Что еще? По городским окраинам бродит популярная байка про насмерть забитого скинхедами вьетнамца, который оказался коммандос из элитного вьетконговского подразделения и даже с того света в течение месяца поубивал всех своих обидчиков. Но в целом для города с трехсотлетней историей призраков тут явный недобор.

Самый же известный случай явления привидения в Северной столице имел место два с половиной века тому назад и описан сразу несколькими приближенными императрицы Анны Иоанновны.

На теплую часть года государыня имела обыкновение переезжать из Зимнего дворца в Летний. Располагался этот дворец в Летнем саду, приблизительно на том месте, где сейчас стоит знаменитая садовая решетка. Само здание было деревянным, одноэтажным, вытянутым вдоль еще не зажатой в гранит Невы. Места тут были тихие, почти сельские. Из окна дворца государыня иногда стреляла пролетающих над рекой уток. Спать, несмотря на белые ночи, ложились рано. Вечерами специально обученные бабки чесали государыне пятки и заунывными голосами рассказывали сказки, пока Анна не засыпала. Единственным развлечением был приезд раз в неделю фаворита императрицы герцога Бирона. А так – тоска зеленая.