Читать книгу "Ключи от Петербурга. От Гумилева до Гребенщикова за тысячу шагов. Путеводитель по петербургской культуре XX в - Илья Стогов"

Именно его люди контролировали теперь все, что худо-бедно приносило прибыль, от топливных компаний до рынка рекламы, а чиновников из Смольного новые хозяева города и в грош не ставили. Для тех, кстати, это стало отличной школой выживания. Первая половина «девяностых» стала очень адреналиновым периодом, зато уж тем, кто выжил в эти непростые времена, по плечу была почти любая задача. К концу десятилетия некоторые из тогдашних смольнинских обитателей стали перебираться в Москву, и после этого дни кумаринской бизнес-империи были сочтены. За первые два срока правления президента Путина все до единого лидеры «бандитского Петербурга» либо погибли, либо надолго сели. Как говорится, то, что меня не убивает, здорово потом об этом жалеет.

Впрочем, в середине 1990-х вряд ли кто-нибудь поверил бы, что все обернется так, как в результате обернулось. Главы криминальных кланов в те годы увлеченно делили бизнес-активы, а рядовое пушечное мясо ежевечерне отправлялось потанцевать в «Тоннель». Поход в этот клуб быстро превратился в смертельно опасный аттракцион.

Игравший в «Тоннеле» DJ Слон позже вспоминал:

Там были вечеринки, когда приходишь, а из публики – только бандиты плюс немного шлюх на шпильках. А рейверов всего человек десять. Нормальные люди всего этого просто боялись. Войти в клуб можно спокойно, да только никто не гарантировал, что ты оттуда выйдешь.

Помню, отличная была драка: два бандоса полезли на диджея, а я, Леха Хаас, Массальский, Кузьма и еще человек восемь пытались с ними справиться. Их было всего двое, но нас они разбрасывали как щенков.

У дверей даже в те годы, разумеется, стояли охранники. Да только что они могли сделать против нескольких сотен накачанных и вооруженных разбойников, так и прущих на конфликт?

Ты стоишь у входа, за которым бьется, пытается протиснуться внутрь громадная толпа. Потом в дверь кто-то лупит с такой силой, что едва не сносит ее с петель. Ты открываешь: снаружи – гиббон-бандит с двумя проститутками. Кулаки держит так, чтобы было видно, какие они у него здоровенные и синие. В то время бандиты специально закачивали под костяшки парафин. Бить сильнее от этого не станешь, но размером кулак будет ровно с дыню.

Зная расклад на три хода вперед, ты произносишь три предложения:

– Это частная вечеринка. Вам отказано в посещении. До свидания.

После этого ты пытаешься закрыть дверь, а гиббон сует в проем носок ботинка и одновременно достает из-за пазухи пистолет. Ствол наставляет тебе в лоб. И что ты будешь делать?

Сперва охранники пугались. Потом привыкли, и в такие минуты просто делали шаг в сторону.

– Ну хорошо. Проходите, пожалуйста.

За первый год работы клуба ребята стали большими специалистами по огнестрельному оружию. Видывали и реально экзотические модели. В гардеробе у них был особый шкафчик для стволов, и в некоторые вечера в каждую ячейку приходилось класть по два пистолета, потому что иначе не хватало места.

А один обторчанный урод приперся в клуб с динамитной шашкой. Что-то ему не понравилось, и он запалил шашку на улице перед самым входом. Ничего не соображая, он орал:

– Ты мужик?! Нет, ты мужик или конь чихнул?! Раз мужик, держись вот здесь! Кто первый шашку отпустит, тот и не мужик!

Оба они, и охранник и этот полудурок, в четыре руки держали шашку с зажженным фитилем и смотрели друг на друга выпученными глазами. Посетителей от входа сдуло, а они просто стояли и смотрели друг на друга. Потушил фитиль выскочивший из клуба администратор. От фитиля осталось полсантиметра. После этого охранник не выдержал и все-таки уволился.

5

Именно в этих заведениях я провел десять лучших лет собственной жизни. Вспомнить их в подробностях давно уже не удается. Если из памяти что и всплывает, то лишь какие-то странные, отдельные от всего остального эпизоды.

Например, я прекрасно помню, как пытался приударить за девушкой, которая потом стала довольно известной телеведущей. Дело было ночью. В Петербурге шел дождь (разумеется, шел). Девушка была москвичкой. Оба мы здорово напились, но все же не настолько, чтобы взять да и броситься наконец друг дружке в объятья. Мы вывалились из душного помещения на улицу, курили и пытались целоваться. Девушка хихикала и (совершенно не помню почему) требовала, чтобы я почитал ей стихи.

Над домами торчал шпиль Петропавловского собора, и я, мобилизовавшись, попытался прочесть то стихотворение последнего советского лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского, где он говорит, что умирать придет на Васильевский остров.

Я был пьян и несколько раз забывал слова. Но с грехом пополам доковылял-таки до конца последней строки.

Москвичка постояла молча, а потом как-то очень трезво вдруг сказала:

– Н-да. Жить-то в твоем городе все равно невозможно. Единственное, на что он годится, это красиво сдохнуть тут в промокших декорациях.

Я редко смотрю телевизор. Но если все-таки включаю иногда и натыкаюсь там на лицо этой девушки, то каждый раз думаю, что она права. Жить в Петербурге действительно невозможно. Зато умереть тут – по-настоящему красиво.

В этом городе никто никуда не спешит. По крайней мере среди людей, с которыми общаюсь я. Все срочное, что могло здесь случиться, уже случилось. Причем давно. В каком-то смысле нынешний Петербург – это давно лишь воспоминание о себе самом: перед вами мертвый и оттого особенно прекрасный город.

Те, кто строил эту легенду, давно умерли – или уехали отсюда, что по сути одно и то же. За последние лет сто Петербург несколько раз погибал и возрождался, но с каждым разом живого в нем оставалось все меньше. Нищета и рушащиеся здания снаружи. Развеселая жизнь внутри. Власть уехала и увезла деньги с собой. Зато те, кто остался, могут собраться все вместе и до утра болтать на абсолютно никому (кроме них самих) не интересные темы.

Собственно, из таких вот разговоров, из таких вот компаний и состояла вся петербургская история ХХ века. Та история, о которой я попробовал рассказать вам в этой книжке.