Читать книгу "Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис - Людмила Соколова"

Порой жаловался, когда подводили, плохо работали. Сильно уставал не столько от работы, сколько от непрофессионализма. Выкладываясь на все сто, он не понимал, как можно иначе относиться к делу. Жена утешала: «Да разгони всех к чертям! И набери новых». Сам Гайдай по складу характера не то что никогда голоса не повышал, но даже при необходимости распечь нерадивого сотрудника не мог. Единственное замечание, которое он себе позволял: «Вот Нина Павловна советовала мне вас всех поувольнять!» Но супруга не обижалась, что он делал ее «стрелочником».

Большой ребенок Гайдай

Леонид Иович был не прочь иногда выпить. Кстати, ничуть не больше нормальных людей. Но Гребешкова, очень переживавшая за его здоровье, этого не поощряла. Потому, когда находился повод для рюмочки-другой, он просил в группе: «Только не говорите Нине Павловне».

— В детстве Леня не выговаривал «р» и «л». Но для того, чтобы стать актером — научился. А стоило ему выпить, у него заедало. Вот я и придумала для него тест на трезвость: «Скажи-ка параллелограмм».

Создавалась видимость, которую он сознательно культивировал, будто он побаивался свою «грозную» жену. Хотя и на самом деле ее авторитет в бытовых вопросах был для него непререкаем. Было время, когда они с друзьями ночами просиживали за картами. Леонид Иович был страшно азартным человеком, а Гребешкова умела прекрасно владеть собой, что и позволяло ей с непроницаемым видом частенько блефовать. И выигрывать. Но как-то ей так жалко стало потраченного впустую времени, что раз и навсегда отрубила: «Все!» С той поры ни в гостях, ни дома в карты они не играли. Правда, свою страсть Гайдай нет-нет и выплескивал на стороне: в зале игральных автоматов.

— В Америке, когда мы поехали в экспедицию «На Дерибасовской…», он вдруг предлагает мне деньги разделить. Я спрашиваю зачем? Объясняет, что хочет что-то для машины купить. Я прекрасно понимаю, что хитрит, но соглашаюсь. Приезжаем мы с Лас-Вегас, а там в аэропорту стоят «однорукие бандиты». Леня сразу к ним. Бросает — выигрывает, бросает — выигрывает!.. Все просто в изумлении. А потом проиграл все. Приходит скукоженный: «Нинок, дай мне доллар, а я тебе принесу десять». Ну, как ребенок. Я ему говорю: «Ты же сам предложил разделить деньги! Я рассчитываю на свои что-нибудь себе купить, Оксанке». А самой его так жалко, — я ведь его обожала! Понимала, что это как трехлетнего ребенка лишить игрушки. Даю. Уходит. Через пятнадцать минут возвращается, мнется. Спрашиваю: «Ну, и где деньги?» — «Я тебе в Москве отдам».

В этом он весь! Непостижимый. Про него можно рассказывать самые невероятные случаи.

И она охотно рассказывает. Не о себе, а все о нем, о своем Лене.

О том, к примеру, что Гайдай всю жизнь любил животных. И они отвечали ему взаимностью. Мог в ресторане огорошить сидящих за одним с ним столом, даже если это были иностранцы: «Вы это не будете доедать?» — и старательно все собирать с тарелок, чтобы накормить бездомных собак. О своей собаке мечтал долго.

— Лет пять мы все об этом говорили. Покупали книги, изучали породы. А тут дочкин одноклассник (впоследствии жених и муж — прим. авт.), предложил щенка фокстерьера. Леня с Оксанкой сразу рванули и принесли на ладошке маленького щеночка. Назвали его Ричи. Я их строго предупредила, чтобы в комнатах собаки не было. Ночью просыпаюсь, а Лени рядом нет. На кухне горит свет. И вижу такую картину: сидит на полу мой Леня и, привалившись к столу, спит. А на его вытянутой больной ноге спит щенок. Я как фурия: «Что происходит?» А он: «Нинок, она так плакала!» Ну, что тут скажешь? Так он три ночи с ней и просидел.

Леня так любил Ричи! Он играл с ней, как маленький! Из своей тарелки приносил ей мозговую кость. Она начинала есть, а он становился на четвереньки, рычал и загонял ее в угол. Ричи, вероятно, это надоедало: она приносила ему кость, клала ему под ноги и уходила, высоко подняв голову. Обожал он ее безмерно.

Гайдай много возился с собакой и придумал потрясающий трюк, достойный того, чтобы вставить его в картину. У него в комнате в определенном порядке, который никому нарушать было нельзя, лежали газеты, которые семья во множестве выписывала.

— Леня быстро уставал от занудливых гостей, а выгнать — не позволяло воспитание. Тогда он заводил разговор: «Ты читал статью о (следовала какая-то тема)?.. Да, я лучше тебе сейчас покажу». Звал Ричу и говорил: «Принеси-ка мне „Литературную газету“». Рича понимала слово «газета» и — цок-цок — приносила верхнюю газету из стопки. Леня разворачивал: «Здесь нет, и здесь… Неужели я ошибся и это в „Вечерке“? Рича, принеси-ка мне газету „Вечерняя Москва“.» И так повторялось пять-шесть раз. Гость совершенно обалдевал: «Она у вас что, читать умеет?» А Гайдай хитро посмеивался: ему уже не было скучно.

Когда Ричи внезапно умерла, он переживал безмерно, плакал. И хотел опять собаку завести. Но я наотрез отказала. Он попросил: «Ну, давай тогда кошку». Я говорю, что устала скрести ковер от шерсти. Он согласился. А когда его не стало, приехала внучка Ольга и сказала фразу, которую говорил Леня: «Вот ты такая умная, все знаешь, но как ты можешь воспитывать ребенка без животных? Ты должна мне завести собачку или кошечку». Ну, я сказала: «Ладно, не для себя, не для тебя, а во искупление вины перед Леней, возьму кошку. Но только условие — гладкошерстую».

Насколько последовательна Нина Павловна в своих категорических утверждениях, можно судить по неописуемой красоты «дымчатому облаку» на лапках — супер-породистой кошке Глэдис, в просторечье Глашке. Она в последнее время ужасно устала от нашествия репортеров, ревниво относится к появлению чужаков, даже если они пристают к ней с нежностями, и несмотря на «голубые кровя» цапнуть может так, что мало не покажется. Хотя хозяйка считает: «Она такая деликатная. Это просто человек».

Видимо, Глашке просто надоели посторонние люди… Животному проще выразить свое недовольство происходящим, деликатному человеку приходится терпеть.

Гостеприимная хозяйка и чаем с вкуснейшим пирогом своего изготовления попотчует и будет терпеливо, «в сотый раз» отвечать на вопросы. Ей до сих пор кажется, будто все, происходившее с ней вне понятия «Гайдай», не заслуживает внимания. Хотя кроме эпизодов были у нее и заметные роли: Рая в «Беспокойной весне» (1956); сестра героя из сказки «Звездный мальчик» (1956); Татьяна из «Муму» (1958), в которую был влюблен немой Герасим; Катя из «Жизни сначала» (1963); Лена из «Острова Ольховый» (1964); мама героя фильма «Приключения Толи Клюквина» (1965) и др.

Жена № 1 Советского Союза

С «Кавказской пленницы» Гайдай станет снимать супругу во всех своих фильмах. Но в основном в эпизодах. Как-то со словами: «Почитай: там есть для тебя роль», — даст ей сценарий «Бриллиантовой руки».

— Он написал сценарий с постоянными соавторами Морисом Слободским и Яковом Костюковским. Я читаю. Ну, Анну Сергеевну играть не могу — я же некрасивая (как раз и навсегда внушил ей любящий супруг — прим. авт.), но домоуправшу Плющ ведь могу! Характер интересный. А он говорит: «Нет, ты будешь играть жену Горбункова». Поначалу я даже обиделась: «Леня, там же нечего играть: ничего не выписано. Какая-то она бледно-розовая!» А он категорически: «Вот такая и должна быть жена!» В общем-то, я такой женой и была.