Читать книгу "Лидия Русланова. Душа-певица - Сергей Михеенков"

«Научилась ходить на свадьбы…» Ведь ходить на деревенские свадьбы — это отнюдь не застольничать. Деревенская свадьба в прежние времена, когда была крепка сельская община и песня всё ещё оставалась частью повседневной жизни, — это мистерия, народный театр, в котором менялись только главные персонажи — жених, невеста, родители. Всё же остальное было прежним. И эта народная мистерия переходила из дома в дом, повторяя одну и ту же пьесу под названием «Свадьба» снова и снова. И чем лучше были артисты, тем зрелищнее и проникновеннее получалось действо. Это действо потом вспоминали, восхищались им: «А вот у Горшениных была свадьба!..»

Вот откуда Русланова вынесла главные приёмы своей песенной игры, её драматургию, образность, проникновенность. Её народность не была наигранной, искусственной. Она взяла у своих земляков их песенную душу, облагородила её своим Божьим даром, талантом, мастерством и вынесла на сцену всё это одухотворённым, преображённым до уровня искусства.

Только и всего.

Глава вторая

СИРОТА

«А голос звучал всё сильнее, и было в нём что-то мистическое…»

— Ты, девонька, прежде чем петь, публике о себе расскажи, — наставляла её хорошо одетая дама в одном из саратовских дворов, куда Паня забрела в поисках куска хлеба. — Так, мол, и так, остались мы с братиком и сестрой на свете одни-одинёшеньки, сиротинушки бесприютные… Подайте, люди добрые, копеечку ради Христа и на спасение ваших душ! А уже когда подадут, тогда и пой. Что ж ты задаром-то поёшь? Нечего петь задаром. Соловей и тот, поди, на тощий желудок не поёт…

Постепенно у Пани появились свои постоянные слушатели и даже поклонники. Сложился репертуар, который она меняла в зависимости от публики и иных обстоятельств. Уже тогда она научилась понимать, кому какая песня милее, какая душа по ком тоскует. За год со своей сумой и песнями она обошла весь Саратов и все его окрестности. Ходила теперь Прасковья одна. Бабушку похоронили. Но иногда брала с собой брата и сестру. Тогда им подавали больше.

И вот однажды во время очередного выступления в Саратове, как повествует ещё одна легенда из местных хроник, к певунье подошла вдова некоего чиновника, погибшего под Мукденом. Добрая женщина долго слушала её песни — они тронули её своей искренностью. Понравился и голос, сильный и в то же время детски-чистый, проникновенный. После того как девочка закончила свой концерт и собрала подаяние, женщина расспросила её, кто она и откуда. Затем привела к себе домой, накормила. Узнала о сиротстве Прасковьи, о её брате и сестре. Обладая большими связями, она вскоре всех троих пристроила в приюты. Заботясь о будущем Прасковьи, благородная женщина добилась того, чтобы маленькую певицу взяли в лучший саратовский приют, учреждённый при Киновийской церкви. Приют опекало Братство Святого Креста. Оно открыло учебно-заботный дом для сирот. Но принимали в тот дом детей не всех сословий. Крестьянских не брали.

Так появилась на сироту новая метрика, сочинённая той богатой вдовой. Девочке дали другое, более благородное имя, и с той поры, согласно новой грамоте, девочка значилась Лидией Руслановой.

Детей разлучили. Все трое были определены в разные приюты. Почему такое произошло, доподлинно неизвестно. У саратовских краеведов есть своя версия: в начале прошлого века в Саратове было 11 приютов, в одном воспитывались дворянские дети, в другом — дети духовенства, в третьем — те, чьи родители оказались в тюрьме или на каторге, четвёртый был для мальчиков, пятый — для девочек, для самых маленьких приют-ясли. Вот и разбросала их судьба.

Точно неизвестно и то, в каком именно приюте воспитывалась будущая певица. Возможно, в приюте Братства Святого Креста. Возможно, в Убежище Святого Хрисанфа.

Последнее, имеющее столь необычное название, довольно подробно описано саратовским краеведом той поры А. Н. Минхом: «Приятно видеть образцовую чистоту в этом далеко не богатом заведении: у каждой девочки, на средства убежища, железная кровать, тюфячок, подушка и байковое одеяло, постельное бельё грубовато, но зато чисто; одежда, тоже от заведения, самая простая и однообразная: тёмные, одинакового покроя платья и белые холщовые пелеринки и фартучки; обстановка совершенно нероскошная, но зато выполняет назначение убежища — образовать, из призреваемой бедноты, неизбалованных излишней щеголеватостью девиц, но опрятных и трудолюбивых работниц. Пища простая, но из свежей провизии: утром дают детям чай с порцией калача, за обедом щи с говядиной, каша или гречневая густая кашица с маслом, ужин тоже состоит из двух блюд: условия стола с избытком удовлетворяющие бедняка.

Дети обучаются здесь пять лет…

…Я видел их вышивание гладью, шитьё всякого белья, вязание и проч., что требуется для обыденной жизни; при девочках две мастерицы, одна для кройки и шитья платьев, другая для белошвейной работы, обе они постоянно находятся в заведении и помогают смотрительнице в надзоре за детьми.

Кроме занятий рукоделием девочки приучаются к самым простым работам, необходимым в домашнем обиходе: они сами по очереди метут и моют полы, прибирают в дортуарах и комнатах, стирают мелкое бельё, прислуживают за столом и помогают на кухне.

При заведении есть небольшая библиотека, образовавшаяся преимущественно из пожертвований и служащая подспорьем для вечерних чтений девочкам. Как пособие при обучении мастерства, находятся три швейные машины, ручные и стоячие пяльцы и другие необходимые вещи».

Такие заведения, как Убежище Святого Хрисанфа, принадлежали к привилегированным. Детей из крестьянской среды сюда принимали крайне редко, в виде исключений.

Примерно такая же обстановка царила и в приюте Братства Святого Креста при Киновийской церкви.

Вот откуда у Руслановой умение и даже страсть к шитью. Порой достаточно сложные концертные костюмы она шила себе сама, хотя уроками рукоделия, по её же признанию, тяготилась.

О приютских годах Лидия Андреевна вспоминала: «Лет семи попала я в сиротский приют, окончила три класса — программу церковно-приходской школы. Это было моё общее образование. Регент, который вёл в приюте уроки пения, взял меня в церковный хор: это было образование музыкальное. Вызвалась в приюте заправлять лампы керосином. Дело было кропотливое и не чересчур весёлое. Зато в те часы, когда все учились, я могла, сколько хотела, петь в пустых книжных комнатах. В церковном хоре я быстро стала солисткой. Со всего города стали ездить к нам купцы — „послушать, как сирота поёт“. Богомольные старушки совали мне лакомства, даже деньги — я не брала, нам это запрещалось. Пение выручало меня по-другому. На рукоделии, с которым ничего у меня не получалось, подружки выполняли мой урок, а я за это пела им».

Регент церковного хора Н. Н. Дмитриев, человек образованный, к тому же обладавший большими педагогическими способностями, сразу выделил из числа своих воспитанниц голосистую Лиду. Стал поручать ей отдельные партии, где бы, пусть и не продолжительно, звучал только её голос. Но и строг бывал этот первый её профессиональный наставник. Русланова не раз рассказывала, как однажды за неверно взятую ноту регент отхлестал её по рукам свечками. В хоре фальшивить было нельзя, а уж если тебе досталась сольная партия…