Читать книгу "Казаки. Между Гитлером и Сталиным - Петр Крикунов"

Часть 1

КАЗАЧЬЯ ЭМИГРАЦИЯ 1941–1945 гг.

Глава 1

Истоки и развитие идеологии казачьего коллаборационизма в эмиграции

История казачества в российской эмиграции имеет свою специфику, обусловленную той ролью, которую оно играло на протяжении всей своей многовековой истории и которая особенно ярко проявилась в годы Гражданской войны в России.

Позиция казаков в период противостояния 1917— 1920-х годов, в свою очередь, уходит корнями в историю их взаимоотношений с центральной властью в России, которые складывались постепенно в течение нескольких веков и носили очень непростой характер.

Власть поощряла развитие казачьей колонизации на границах Русского государства и мирилась с особенностями казачьего военно-земледельческого быта, допуская при этом большую или меньшую независимость казаков и не стремясь к абсолютной регламентации их действий. Однако действия казаков не раз обращались и против Москвы. Это обстоятельство вызвало затяжную и кровопролитную внутреннюю борьбу, которая длилась с перерывами вплоть до конца XVIII века, когда после подавления пугачевского бунта вольному юго-восточному казачеству был нанесен окончательный удар. Оно постепенно начало утрачивать (по крайней мере внешне) свой оппозиционный характер и со временем даже приобрело репутацию одного из самых консервативных государственных элементов, став опорой престолу. Власть, в свою очередь, демонстрировала свое расположение к казачеству, всячески подчеркивая его исторические заслуги и обещая сохранить «казачьи вольности» и неприкосновенность казачьих угодий и владений. Одновременно она старалась принимать меры, чтобы «вольность» не развивалась чрезмерно в ущерб централизованному устройству российской государственности, чтобы никогда не повторились восстания Пугачева и Разина, так сильно встряхнувшие Россию. К числу таких мер стоит отнести ограничение казачьего самоуправления, назначение атаманами казачьих войск лиц не казачьего сословия, зачастую совершенно чуждых казачьему быту, традициям и обычаям.

Несмотря на тяжесть поголовной военной службы, казачество, в особенности южное, обладало известным благосостоянием, практически полностью исключавшим тот важный материальный стимул, который поднимал против царской власти рабочий класс и крестьянство России. В силу узко-территориальной системы комплектования в армии казачьи части имели однородный состав, обладали отличной боевой спайкой и дисциплиной. По свидетельству генерала А.И. Деникина, казачество даже после знаменитого «Приказа № I»[5], в отличие от многих других частей армии, практически не знало дезертирства[6].

Благодаря многовековой «вольной» истории, врожденному чувству «казачьей вольности и самостоятельности» события 1917 года были восприняты большинством представителей казачества прежде всего как банкротство российской государственности. И вот здесь-то свою роль сыграли с молоком матери впитанные особенности восприятия мира и государства. После известия об отречении Николая II от престола среди казаков проявилось и все более усиливалось стремление к созданию обособленных от центральной власти казачьих организаций. В течение 1917 года повсеместно возникали казачьи правительства, проходили выборы станичных и окружных атаманов и даже самосоздавались представительные учреждения: Крути и Рады. Причем их влияние и компетенция увеличивались пропорционально ослаблению авторитета и власти Временного правительства. Даже те казаки, которые тяготели к революционной демократии, не стали в полной мере составной частью общероссийского революционного движения, а остались замкнутыми в своих сословно-корпоративных рамках. Именно с этого момента стала более отчетливо проявляться эволюция идеи казачьей независимости — от создания областного самоуправления к созданию автономии, федерации, конфедерации и даже независимого государства, которая так бурно развивалась в 20—30-е годы и особенно в годы Второй мировой войны. Все чаще и чаще казачьи лидеры стали высказывать намерение сформировать самостоятельную, подчинявшуюся только им казачью армию. Все эти тенденции значительно усилились после захвата власти большевиками в Петрограде и Москве, после разгона Учредительного собрания и подписания сепаратного мира с немцами.

Эти настроения в среде казачества наиболее четко сформулировал генерал-лейтенант П.Н. Краснов в самом конце Второй мировой войны: «1). В свое время была Великая Русь, которой Следовало служить. Она пала в 1917-м, заразившись неизлечимым или почти неизлечимым недугом. 2). Но это верно только в отношении собственно русских областей. На юге (в частности, в казачьих областях) народ оказался почти невосприимчивым к коммунистической заразе. 3). Нужно спасать здоровое, жертвуя неизлечимо больным. Есть опасность, что более многочисленный „больной элемент“ задавит здоровый (русские — казаков. — П.К.)»[7]. П.Н. Краснов стал самым авторитетным вождем казачества, который к середине Второй мировой войны постепенно пришел к идее «самостийности» казачества. Однако важно помнить, что подобные настроения в той или иной форме он высказывал еще задолго до начала своей эмигрантской деятельности.

В ходе Гражданской войны, когда большевики брали под свой контроль все больше и больше территорий, генерал Краснов, до тех пор делавший все, что было в его силах для «спасения» России, в конце концов утратил надежду на скорое освобождение всей страны. Будучи прагматиком, он пришел к мысли, что, если не удается спасти целое, надо спасать хотя бы часть. С этой идеей Краснов прибыл в Новочеркасск, где 3 мая 1918 года Круг спасения Дона избрал его атаманом. П.Н. Краснов считал, что для восстановления законной власти в России на территории Всевеликого Войска Донского должно быть образовано самостоятельное государство со всеми необходимыми институтами власти. В качестве естественного союзника в сложившейся в то время исторической и геополитической ситуации он рассматривал Германию. Генерал даже говорил: «Без немцев Дону не освободиться от большевиков»[8]. Краснов выступал против единого командования Белыми армиями на Юге России, так как не верил в повсеместную победу Белого движения, но был уверен, что она возможна в отдельно взятых казачьих областях. Он согласился подчиниться Деникину лишь после капитуляции Германии в ноябре 1918 года, когда на Дон прибыли представители держав Антанты, поддерживавших концепцию единого белого командования, но и тогда продолжал настаивать на сохранении автономии Донской армии. В конечном итоге П.Н. Краснов был вынужден сложить с себя полномочия Донского атамана, и Большой Войсковой круг передал атаманскую власть генерал-лейтенанту А.П. Богаевскому. Однако идея генерала П.Н. Краснова о том, что спасение России надо начинать, прежде всего, с казачьих земель, которые, ко всему прочему, было бы желательно сделать в той или иной степени независимыми от центральной власти, звучали в программных заявлениях многих казачьих организаций, созданных в эмиграции после окончания Гражданской войны.