Читать книгу "Сальвадор Дали. Божественный и многоликий - Александр Петряков"

Пепито Пичот, наблюдавший вместе с другими за творческими усилиями юного художника, долго молчал, а потом сказал:

— Это гениально.

И добавил, что поговорит с доном Сальвадором Куси, чтобы он обратил внимание на художественное дарование сына и отдал бы его учиться рисованию. Гордый своим успехом Сальвадор ответил, что учить его не надо, он и так уже художник-импрессионист. Все расхохотались.

Вообще в то время, время его ранних фантазий и удивительных для мальчика художественных находок, он просто грезил цветом и светом, таскал с собой всюду хрустальную пробку от графина, чтобы смотреть сквозь нее на предметы, которые становились от этого «импрессионистичными».

Завел Сальвадор и маленький зоопарк, где у него были два ежа, пауки, удоды, черепаха и мышонок. А на чердаке дома Пичотов его поразили две вещи: огромный надгробный венок с надписями на неведомом языке на выцветших лентах и костыль, ставший впоследствии неотъемлемой деталью многих и многих его полотен. Он служил ему как бы подпоркой зримых галлюцинаций, иллюстрирующих его фрейдистские пристрастия. Этим костылем он ткнул в сердце подохшего ежа, «набухшее тьмой и смертью», — образ смерти и разложения он также часто будет использовать в своих работах.

«С того дня костыль стал для меня — и пребудет, пока я жив, — в равной мере символом смерти и символом воскресения».

Этим костылем Дали, можно сказать, подпер рушащуюся культуру XX века.

Мать семерых Пичотов донья Антония Жиронес как-то сняла для своей семьи дачу для летнего отдыха в Кадакесе. Это живописное место вблизи Средиземного моря так понравилось Пичотам, что они купили там землю и выстроили дом. Ближайший друг Пепито Пичота Дали старший был родом из Кадакеса, провел там первые девять лет своей жизни, и поэтому, бывая здесь в гостях у Пичотов и ностальгируя по давно ушедшему детству, также решил проводить здесь летние месяцы со своей семьей. Пепито уговорил свою сестру Марию сдать семье Дали принадлежащую ей перестроенную конюшню на маленьком пляже Эс-Льян. Кадакес стал для художника с самого детства местом обетованным, духовной субстанцией, питавшей его творческие силы, — нигде он не работал так вдохновенно и плодотворно, как здесь. Он был так влюблен в эти места, так привязан, что не захотел, не смог расстаться с ними даже тогда, когда отец выгнал его из дома и запретил появляться здесь, натравив на сына местную жандармерию. Он поселился тогда в бедной рыбачьей хижине, ставшей впоследствии его домом практически до конца жизни.

Для мальчика Сальвадора Кадакес стал просто раем, которым он грезил всю зиму в школе, предвкушая летние каникулы. Фруктовые сады и оливковые рощи вплотную примыкали там к скалам, фантастическим, надо сказать, скалам, ибо они состояли из слюды и сланца и весело сверкали на солнце, а если подходить к Кадакесу с моря, видно было радужное сияние, исходившее с мыса Креус, самой восточной точки Иберийского полуострова, и это давало повод Дали, встававшему очень рано, говорить, что он первым в Испании встречает солнце.

Страшный северный ветер под названием трамонтана, что обрушивается осенью и зимой на Кадакес, несет с собой заряд песка, смешанный с морской солью, и словно скульптор творит из легких сланцево-слюдяных пород мыса Креус причудливые формы, похожие на разных животных — орла, верблюда, носорога и так далее, причем в разных ракурсах и на разных расстояниях они причудливо меняют свои очертания и предстают в других обличиях. «…Я вижу это беспрестанное преображение, — мы вновь цитируем “Тайную жизнь”, — превращение как таковое, самое метафору и понимаю: передо мной извечная переменчивая маска, исполненная глубинного смысла, любимая игрушка стыдливой Природы — ирония. Это о ней думал Гераклит, когда сказал: „Природе нравится прятаться“».

Оптические обманы, двойные образы и визуальные каламбуры — наиболее яркие с Вольтером и Нарциссом — нигде, как в Кадакесе, и родиться не могли. Любопытно, а это отмечает и сам художник в своих воспоминаниях, что эти места в свое время посетил великий архитектор Антонио Гауди и был также поражен видом, «где Пиренеи спускаются в море, создавая грандиозный геологический бред».

Посетил Кадакес в 1910 году и Пикассо — приезжал в гости к своему коллеге Рамону Пичоту. Дали тогда было всего шесть лет, а Пикассо к тому времени был уже известным кубистом. Интересно, видел ли малыш Сальвадор своего будущего соперника на поприще славы и вынес ли о нем детские впечатления? Во всяком случае, впоследствии Дали ежегодно летом посылал Пикассо телеграмму с текстом: «В июле — ни женщин, ни улиток». Эту здешнюю пословицу повторяла Мария Пичот, оперная певица, когда за ней гонялся пытавшийся ею овладеть тенор. Эту сценку наблюдал из окна своей комнаты Пикассо и потом частенько ее рассказывал.

Знаменитый эдипов комплекс Дали испытывал и переживал очень остро, многое в его творчестве — это его преодоление, мучительное и тяжелое, временами кажущееся просто трагически непереживаемым, как в случае его отношений с Лоркой, о чем мы расскажем позже.

Отец Дали представлял собой грубую и тупую атавистическую силу, помещенную в искусственный для него мещански-буржуазный семейный будуар, где он испытывал, если можно так сказать, комфортабельный дискомфорт. Отец Дали был человеком без особых комплексов, его редко мучили сомнения морального порядка, он был цельной натурой, кровь от крови своих предков, среди которых были кузнецы и контрабандисты. Предки Дали впервые упоминаются в нотариальных записях с 12 апреля 1558 года, где среди жителей Льерса, местечка сомнительного — считалось, что там водится нечистая сила, — значится некий Пере Дали. Такая фамилия на Иберийском полуострове практически не встречается, что дало повод Дали утверждать, что у него арабские, точнее мавританские, корни, так как мавры завоевали Испанию в 711 году. Вероятно, в этом есть доля истины, потому что в Северной Африке такая фамилия встречается достаточно часто и означает «проводник», а в каталанском и испанском языках корень этого слова переводится как «лидер».

Прапрадед художника был кузнецом в Льерсе, и среди руин разрушенного в 1939 году города сохранился заложенный кирпичами вход в кузницу Дали, а сам он в начале XIX века переселился в Кадакес, где женился на Марии Круаньес, которая родила ему троих сыновей, один из которых, Сальвадор, был прадедом художника.

Сальвадор женился на Франсиске Виньяс, дочери то ли работника, то ли моряка. У них было двое сыновей, один из которых, Галь Хосеф Сальвадор, дед Дали, жил с замужней женщиной Терезой Куси Марко в течение двадцати лет и прижил с ней двух детей. Один из них, Сальвадор Дали Куси, и стал отцом великого художника. Таким образом, отец сюрреалиста был незаконнорожденным, потому что его родители поженились лишь после смерти мужа Терезы, когда оба мальчика уже появились на свет. Дед занимался изготовлением пробок и затычек для бочек, это было выгодно, потому что в Кадакесе много солили рыбы, оливок и делали вино, а затем обзавелся дилижансом, ходившим между Кадакесом и Фигерасом.

В 1881 году дед внезапно покинул Кадакес и перебрался в Барселону. Сказал, что больше не может переносить эту проклятую трамонтану, поклялся сюда больше никогда не возвращаться и увез с собой мешок, набитый золотыми монетами. Откуда взялось золото? Есть предположения, что предки Дали, как, впрочем, и другие жители Кадакеса, успешно занимались контрабандой, благо до Франции рукой подать. Так или иначе, откуда взялось это золото, до сих пор остается загадкой.