Читать книгу "Думай, как Эйнштейн - Дэниел Смит"

Десять лет спустя он разовьет эту мысль в эссе «Индукция и дедукция в физике»:

По-настоящему великие прорывы в нашем постижении Природы генерируются способом, диаметрально противоположным индукции. Интуитивное понимание сути огромного числа фактов приводит ученого к постулированию гипотетического основного закона или законов. Из которых, в свою очередь, он и выводит новые умозаключения.

Не стоит считать, будто сам Эйнштейн не ценил индуктивное умозаключение – как способ прибытия к генеральным принципам путем размышления над фактами, собранными экспериментальным путем. На самом деле, он ясно осознавал, что все ученые в большей или меньшей степени перемешивают индуктивный и дедуктивный методы. Сам же он строил свои гипотезы вокруг фиксированных точек смысла, чья фиксация подтверждена экспериментальным путем. Эйнштейн восторгался тем, как индуктивный метод позволял разрозненным фактам «проходить отбор и группироваться друг с другом так, чтобы связывающие их законы стали максимально ясны». Тогда эти законы дарили возможность формулировать все более и более общие законы – «до тех пор, пока не была учреждена более-менее универсальная система для доступных разрозненных фактов».

Таким образом, он вовсе не брал свои гениальные теории «из пустоты» – в его мыслительном процессе обязательно присутствовало и некое эмпирическое измерение. Однако запускал он этот процесс в направлениях, невидимых для других наблюдателей, и его интуиция толкала его вперед – к умозаключениям, которых ранее никто и представить не мог. И такой подход, несомненно, оправдывал себя на все сто. Он вовсе не упирался в Общую теорию относительности всякий раз, когда садился за стол; иначе бы его интуиция бесконечно заходила в тупик. Но для того, чтобы сделать свою жизнь исключительной, достаточно и одного великого открытия. Эйнштейну же по праву принадлежит куда большее их число.

Долгие споры велись вокруг того, насколько повлиял на сознание Эйнштейна опыт, известный как «эксперимент Майкельсона – Морли»[4], когда он формулировал свою Специальную теорию относительности. Вопрос этот до сих пор не закрыт окончательно, однако случайный комментарий, сделанный им по поводу эксперимента, прекрасно иллюстрирует его веру в старое доброе чутьё: «Лично я был абсолютно убежден в справедливости своих принципов еще до того, как узнал об этом эксперименте и его результатах».

В современном употреблении интуиция может предлагать нечто вроде догадки, вызванной озарением или вдохновением. «Шестое чувство», которое вдруг срабатывает, хотя источник его остается неясен. Эйнштейн, впрочем, не рассматривал это в подобном ключе. Согласно его пониманию, интуиция пользуется источниками, которые могут быть не сразу ясны, но источники эти – органичное порождение прежних знаний и мыслей, собравшихся наконец воедино. В 1949 году он написал доктору Х.Л. Гордону: «Любая новая идея приходит неожиданно и в большой степени интуитивно. Но интуиция – это не что иное, как выброс интеллектуального опыта, накопленного до сих пор». Таким образом, интуиция – вовсе не молния, вдруг озаряющая мозг великого гения, как мы любим себе это представлять, но осознанный философский подход к процессу собственного мышления.

Гляди на мир иначе

Воображение куда важнее знания. Знание ограничено. Воображение охватывает весь мир.

Альберт Эйнштейн, 1929

Наряду с доверием к интуиции, Эйнштейна толкала вперед и несокрушимая вера в силу воображения. Именно она помогала ученому брать привычные знания и реконструировать их на свой, совершенно оригинальный манер. Его воображения (равно как и смелости выпускать этого джинна из бутылки) хватало на то, чтобы видеть мир совершенно не так, как это видел кто-либо до него. Как однажды заметил нобелевский лауреат по физике Артур Комптон: «Эйнштейн велик потому, что показал наш мир в более истинной перспективе и помог нам понять чуть яснее, как мы связаны с окружающей нас Вселенной».

Кроме того, он обладал всеми необходимыми навыками, чтобы донести свое уникальное мировоззрение до других. Хотя работы Эйнштейна неизбежно таят в себе некоторые сложности для восприятия, любому читателю с умеренно широким кругозором всегда будет несложно отследить, как именно этот гений реформировал вековые пласты научной мудрости.

Когда в 1910 году Эйнштейну предлагали новую академическую должность в Пражском университете, огромное число студентов Цюриха подписало пламенную петицию с требованием, чтобы власти их университета уговорили его остаться. «Профессор Эйнштейн, – говорилось в петиции, – обладает поразительным талантом объяснять сложнейшие проблемы теоретической физики так внятно и всесторонне, что мы считаем великой радостью внимать его лекциям, на которых царит атмосфера идеального взаимопонимания». Иначе говоря, это был прорицатель, умевший транслировать свои идеи на широчайшую аудиторию, – дар, редчайший во все времена.

Из чего именно возникало его выдающееся ви́дение мира – угадать крайне сложно, хотя для этого существует несколько возможных подсказок. Например, не вызывает сомнения, что Эйнштейн, в отличие от большинства из нас, не мыслил вербально. «Я очень редко думаю при помощи слов, – заявил он однажды. – Мысль приходит сама по себе, а уж потом я могу попытаться выразить ее словами». Но если не слова – то что же именно рождалось у него в голове в моменты озарений?

Создается впечатление, будто его мысли рождались в физической реальности, не доступной для большинства из нас. Выступая соавтором в выдающемся исследовании Жака Адамара «Психология процесса изобретения в области математики» (1945), Эйнштейн объяснял, что «слова как единицы языка, написанные или произнесенные, не играют в моем механизме мышления никакой особо заметной роли». И далее описал некие «физические сущности, которые словно бы служат составными элементами мысли… и представляют собой более-менее отчетливые образы, которые можно воспроизводить и комбинировать так, как сам сочтешь нужным… В моем случае, – продолжил он ниже, – эти упомянутые элементы ощущаются как субстанции визуального или мускулаторного типа».

Этот «бессловесный мыслительный процесс» все-таки был неразрывно связан с языком – но с языком математики, в котором, как верил Эйнштейн, и сокрыты ключи к секретам окружающей нас Природы. Он обладал способностью «видеть» тождества – и, как описывал один из его учеников, всякий раз, когда представлял себе абстрактные формулы, всегда находил для их демонстрации точный пример в физическом мире.