Читать книгу "Кризис психоанализа - Эрих Фромм"

Не менее важно влияние психоанализа на литературно-художественный авангард. Весьма интересен феномен обращения к теории Фрейда не профессиональных психоаналитиков, а представителей радикальных движений разных сфер интересов. Влияние это отразилось, в частности, на творчестве сюрреалистов, хотя ими и не ограничилось.

Повышается интерес к проблемам психоанализа также у ряда философов радикально-политической ориентации[12]. Жан Поль Сартр внес весьма интересные мысли в концепцию психоанализа в рамках экзистенциалистской философии. Кроме Сартра и О. Брауна (О. Brown) в этой группе наиболее известен Герберт Маркузе, который разделяет интерес к идеям Маркса и Фрейда с такими членами Франкфуртского института социальных исследований, как Макс Хоркхаймер и Теодор В. Адорно. Есть еще ряд исследователей, проявляющих значительный интерес к данной проблеме, особенно из числа марксистов и социалистов, и пространно о ней пишет. К сожалению, эта новая литература нередко страдает от того, что многие из ее авторов суть «философы психоанализа», недостаточно знающие его клинический базис. Чтобы понимать теоретические выкладки Фрейда, не обязательно быть психоаналитиком, но непременно надо знать их клиническую основу – в противном случае легко исказить концепции Фрейда и, не имея достаточного знания всей системы в целом, просто извлечь несколько расхожих положений.

Больше других писал о психоанализе Маркузе – и это прекрасный образчик искажения, которое «философия психоанализа» способна навязать психоаналитической теории. Он утверждает, что в своих работах «занимается исключительно областью теории, оставляя в стороне ту специальную „техническую“ дисциплину, в которую выродился психоанализ». От такого заявления просто встаешь в тупик. Получается, что психоанализ начался как теоретическая система и впоследствии превратился в некую «техническую дисциплину», тогда как теория Фрейда была целиком и полностью основана на результатах клинических наблюдений.

Так что же Маркузе понимает под «технической дисциплиной»? Порой создается впечатление, что он относит это понятие только к методам терапии, однако в других случаях словом «технический» обозначаются клинические, эмпирические данные. Отделение философии и аналитической теории, с одной стороны, от психоаналитических клинических данных, с другой, несостоятельно в той науке, где концепция и теория не могут быть поняты без ссылки на клинические феномены, на основании которых они были выработаны. Создание «философии психоанализа», которая пренебрегает его эмпирическим базисом, должно с необходимостью привести к серьезным погрешностям в понимании собственно теории психоанализа. Еще раз подчеркну, что я вовсе не имею в виду, будто для обсуждения проблем психоанализа непременно надо быть психоаналитиком или хотя бы на себе испытать психоаналитическое лечение. Однако, чтобы в полной мере осмыслить психоаналитические концепции, необходимо проявлять хоть какой-то интерес к клиническим данным и обладать способностью ими оперировать вне зависимости, касается ли это данных об отдельно взятой личности или об обществе в целом.

Маркузе и прочие оперируют такими понятиями, как регрессия, нарциссизм, извращение и т. п., оставаясь при этом в мире чисто абстрактных спекуляций, тем самым они создают фантастические построения, не имея эмпирического материала. К сожалению, большинство читателей получают информацию об идеях Фрейда в искаженном виде, не говоря уж о более серьезном уроне, который наносят эти концептуальные построения тем, кто подвергается их воздействию.

Здесь не место пускаться в подробное обсуждение работ Маркузе, посвященных психоанализу: «Эрос и цивилизация», «Одномерный человек» и «Очерк об освобождении»[13]. Я ограничусь лишь несколькими замечаниями. Прежде всего Маркузе, представляя концепции Фрейда, допускает элементарные ошибки. Так, например, он неправильно понимает у Фрейда «принцип реальности» и «принцип удовольствия» (хотя в одном месте он приводит верную цитату), допуская, что существует несколько «принципов реальности» и утверждая, будто западная цивилизация руководствуется одним из них, «performance principle». Может статься, что Маркузе разделяет распространенное неверное представление, будто «принцип удовольствия» имеет отношение к гедонизму, а «принцип реальности» – к социальной норме, ограничивающей стремление к удовольствию и направляющей человека на исполнение его долга. Фрейд, конечно, ничего подобного не имел в виду: принцип реальности для него был некоей модификацией принципа удовольствия, а не его противоположностью. Концепция принципа реальности у Фрейда состоит в том, что каждое человеческое существо принимает во внимание имеющуюся реальность и стремится не причинять себе вреда несдерживаемым удовлетворением инстинктов. Такой принцип реальности представляет собой нечто прямо противоположное тем нормам и правилам, которые задаются социальной структурой: одно общество может подвергать крайне жесткой цензуре сексуальные устремления и фантазии, следовательно, принцип реальности заставит человека обуздывать подобные фантазии. Не исключено, что другое общество может поступать противоположным образом, и тогда принцип реальности, возможно, не будет мобилизован для сексуального вытеснения. Принцип реальности, во фрейдовском смысле, – один и тот же в обоих случаях, вся разница лишь в социальной структуре и в том, что я назвал социальным характером, присущим данной культуре или данному классу. (Например, воинственно ориентированное общество будет формировать соответствующий социальный характер, воспитывая агрессивные устремления и подавляя проявления сострадания и любви, тогда как в миролюбивом, открытом для сотрудничества обществе происходит обратное. Или, например, в западном буржуазном обществе XIX века не одобрялось стремление к роскоши и развлечениям, тогда как всячески поощрялась склонность к экономии и даже скаредности, результатом чего было сокращение потребления и расходов на удовольствия, что отражалось на процессах накопления. Столетие спустя социальный характер изменился, теперь предпочитают не ограничивать себя в удовольствиях и склонность к скупости не соответствует требованиям, предъявляемым обществом. Трансформируя в специфическую энергию человеческие наклонности, общество использует ее для своего функционирования. Таким образом, все то, что подлежит вытеснению, зависит от социальных установок, а не от разных «принципов реальности».) Однако концепция характера в том динамическом смысле, в котором Фрейд им пользуется, вообще не появляется в работах Маркузе, поскольку, как можно было бы предположить, это понятие эмпирическое, а не «философское».

Не менее серьезное искажение обнаруживается и при использовании Маркузе фрейдовской концепции вытеснения. «Репрессия» и «репрессивный» в техническом смысле, – пишет он, – обозначают как сознательное, так и бессознательное, как внешние, так и внутренние процессы ограничения, принуждения и вытеснения»[14]. Однако «вытеснение» – центральная категория фрейдовской системы – ее динамический смысл, в том и состоит, что вытесненное существует бессознательно. При использовании понятия «репрессия» для обозначения как сознательных, так и бессознательных проявлений теряется значение фрейдовской концепции вытеснения и бессознательного. Конечно, слово «репрессия» имеет два значения: первое – общепринятое, означающее «репрессирование», то есть «притеснение» или «подавление», и второе – принадлежащее специальной психологической терминологии, которая используется Фрейдом (хотя в этом «техническом» смысле данным словом пользовались и до него), а именно удаление чего-либо из сферы сознания. Оба эти значения сами по себе не имеют между собой ничего общего. Огульной трактовкой концепции вытеснения Маркузе запутывает основной смысл психоанализа. Он играет на двойном значении слова «репрессия». Таким образом, в этой двусмысленности полностью утрачивается сугубо психоаналитическое значение данного понятия, и в такой «чудненькой формулировочке» происходит удачное смешение политической и психологической категорий.