Читать книгу "Новые приключения Грязнули Фреда - Енэ Рейтэ"

Так Эгон Смолл, он же Густав Барр, и поступил: слопал причитающееся на вчерашний день и завтрак, недополученный сегодня, а поскольку неизвестно, что будет завтра, съел и завтрашний. Завершив трапезу, он вновь прикрыл глаза, уподобясь великим прорицателям древних времен, когда те погружались в себя, прежде чем изречь предсказание всему племенному сообществу.

– Карьеру свою я начал не с великих географических открытий, а с ботанических экскурсов. Мое первое серьезное предприятие заключалось в попытке открыть Южный полюс – правда, не в одиночку, а с экспедицией. После того как мы отыскали это экзотическое местечко, я вернулся домой. О серьезных путешествиях первопроходца я и не помышлял, но судьбе, если она вознамерилась нанести вам удар, достаточно расстояния в одну трамвайную остановку. Печально, но факт! Плавая на небольшом судне, я изучал флору океанских островов, когда на подступах к Маниле на нас внезапно обрушился ураган. Жизнь ученого-путешественника – в руце Господней, вот так и свершилась моя участь. У берегов Манилы, в результате опустошительной трехдневной бури, я… женился! Да-да!.. После того как суденышко наше причалило к берегам Манилы, мне пришлось отправиться в самое чудовищное из моих первооткрывательских путешествий: под проливным дождем, в коляске рикши, на поиски пристанища, то бишь гостиницы! Оставим в стороне драматические подробности! Не стану описывать первоклассные отели города: там по примеру перенаселенных Японии и Китая, где люди вынуждены жить на реках, в джонках, предлагали клиентам пустую ванную комнату с розеткой душа, дамокловым мечом нависшей над головой спящего и издающей непрерывное хлюпанье. Я мог бы порассказать вам о дешевых и не столь уж забитых постояльцами отелях, где, подобно кочевникам азиатских степей, живущим на полном самообеспечении, каждый приносил с собой спальные принадлежности и заразные хвори… Но это не самое существенное. Продолжу с того места, когда в час ночи, под ливнем, совершенно измученный, я сидел в коляске рикши, который с помощью опускающейся перекладины установил верх коляски высоко над головой и под крутым уклоном, наверняка рассчитывая таким образом заслониться мною от ливня… и если бы хоть можно было надеяться, что потом он сложит свой импровизированный зонтик и поставит его в подставку сушиться… Но тогда я был еще молод и полон дерзких замыслов, как мой коллега Колумб, о котором, пожалуй, даже вам доводилось читать. Он искал путь в Индию, а в силу непростительной ошибки обнаружил Америку, поскольку эта часть земли случайно расположилась между двух континентов. Не подумайте, будто во мне говорит зависть конкурента, но я придерживаюсь принципа, что промах нельзя оправдывать результатом. Ну а возвращаясь к сути дела: для меня было важно где-то пристроиться на ночь. Рикша припустил трусцой к бару. За годы своей научной карьеры я впервые столкнулся с постоянными посетителями этих заведений, так называемой пятичасовой публикой. Позвякивающие многочисленными браслетами дамы с обильной косметикой на лицах, напоминающей боевую раскраску, их непрестанное попыхивание сигаретами – все это наводит ученого на мысль о Египте: ведь именно оттуда пошла мода на крашеные ногти на ногах, как будто мало им было десяти казней египетских. Впервые я имел возможность наблюдать их танцы, при которых – по вполне понятным причинам – не использовались ни копья, ни секиры. Но под конец до того устал, что, подобно Колумбу, мечтал лишь об одном: отыскать заветный путь. Но не среди океанского безбрежья к Индии, а с паркета танцевальной площадки к гардеробу. И тут на пути к гардеробу передо мной предстала женщина, как некогда Америка перед моим незадачливым коллегой. Я совершил открытие: открыл собственную супругу! А может, это она открыла меня?… В тот момент она казалась мне таинственной и неизведанной, как некогда Австралия, эта Terra Incognita, до того как капитан Кук изобличил ее кулинарные извращения. Впрочем, вы наверняка об этом знаете.

– Ничего я не знаю, но если вы утверждаете, что этот полицейский офицер разоблачил ее милость, значит, так оно и есть.

– Сударь, я имел в виду не даму, а Австралию! Словом, достаточно упомянуть, что, откуда ни возьмись, вдруг возникла передо мной молодая особа – темпераментная, как Огненная Земля, загадочная, как Тибетское нагорье, и кокетливая, как… боюсь, среди географических реалий подходящего сравнения не подобрать.

– Я и не настаиваю на образном описании кокетливых манер вашей супруги.

– Да и я не стану углубляться в описание. Если верить закоренелым алкоголикам, то великие землепроходцы, будь они хоть в самой распрекрасной кондиции, не способны осилить больше одной бутылки шампанского. За исключением разве что Марко Поло – он был тот еще проходимец, – или Сесила Родса, которого скорее можно причислить к дипломатам. А посему понятно, что безобидное суденышко моей жизни, неуверенно покачиваясь, приближалось к плавно колышущемуся чуду, затянутому в шелк: ведь то был мой мыс Рок. Ибо женщина эта была подобна Африке: экзотическая, таинственная, живописная, пылкая… и как же она умела целоваться!..

– Простите, что прерываю вас, но я не в ладах с географией и даже вообразить не могу, как умеет целоваться Африка.

– Ваши топорные шутки слишком банальны, чтобы быть обидными. Поэтому я продолжу свой рассказ. В тот вечер я познакомился с Барьерным рифом моей карьеры. Представьте себе коралловый риф в открытом вечернем платье без бретелек, с голубыми глазами, похожими на…

– Можете не продолжать. Красотка была знойной, как Огненная Земля, жарко целовалась, как Африка, обладала рельефностью Тибетского нагорья и заключала вас в объятия, как Барьерный риф. Поехали дальше!

– Ваша грубость меня не задевает. Словом, мы познакомились, и я опустошил очередную бутылку шампанского, что сокрушило бы, пожалуй, даже Писарро или Кортеса, хотя они были прирожденными опустошителями. Правда ли, нет ли, теперь уж не дознаться, но многие утверждают, будто бы на рассвете я с восторженным ржанием самолично помчал к гостинице коляску, где восседала моя супруга. До сих пор не возьму в толк, как получилось, что в результате из коляски высадился какой-то старый толстяк плантатор и в благодарность отвалил мне пятьдесят центов. Последующие двое суток бушевал муссон, а последующие восемь лет я лез на стенку, так как в течение двадцати четырех часов заключил брак с этой особой. Надеюсь, мне удалось дать вам представление о том, что такое коралловый риф? Хотя, вероятно, вам это и без меня было известно.

– Что касается рифов, то я считал, что это подводные скалы.

– Неважно. Факт остается фактом: я налетел на риф, загадочное подводное образование… но поцелуи…

– Поберегите свое красноречие. Я уже усвоил, что коралловые рифы целуются, как Африка, темпераментны, точно Огненная Земля, а кокетливы так, что географических сравнений не подыщешь. Хотелось бы, однако, докопаться до сути дела, но сжатость изложения – не самая сильная ваша сторона.

– Я отвечаю вам по существу – просто, доступно и нимало не отвлекаясь в сторону. Должен вам сказать, что в карьере географического исследователя женитьба, как правило, знаменует крутой взлет. Именно в этот период свершаются судьбоносные, длительные, иной раз многолетние путешествия, когда никакие джунгли не кажутся такими уж далекими, непроходимыми и опасными. Мое супружество в этом отношении было идеальным. Дело в том, что моя супруга пристрастилась играть на губной гармонике. Почтеннейший господин! На земле берберов мне довелось слышать рев слона, рыщущего в поисках добычи, а в Бомбее слух мой был поражен трубным гласом обезумевшего слона, испускавшего дух. Эти звуки тотчас приходят мне на память, стоит только вспомнить музыкальные экзерсисы моей супруги. Именно губная гармоника явилась причиной того, что я посвятил себя изучению дебрей Амазонки, и приходится лишь удивляться, что в тех краях еще остались белые пятна. Однажды я сбежал от звуков гармоники к озеру Рудольфа в центре Африки, в другой раз наглухо заперся в ванной комнате и открыл все краны… И наконец, будучи на острове Цуиджи, я почувствовал: все, хватит, чаша моего терпения переполнилась! С какой стати мне возвращаться домой? Не лучше ли остаться среди гостеприимных каннибалов и жить себе поживать тихо-мирно? Так я и поступил. Сладко спал, вкусно ел и… стал прибавлять в весе. Это меня и погубило. Каннибалы при виде меня расплывались в плотоядной улыбке. Задаривали подарками, угощали всякими вкусностями… Наконец я смекнул, что меня откармливают к праздникам и, должно быть, уже рассылают приглашения на роскошный пир родственникам в провинции. Однажды утром вождь племени, мучительно смущаясь и принося извинения, сообщил, что вечером меня разделают и приготовят к столу, однако с готовностью удовлетворят мое последнее желание: угодно ли мне будет, чтобы меня нашпиговали, или же подали под маринадом, но могут, если я захочу, и зажарить на вертеле. Люди в их племени сплошь гуманные, а посему любезно предоставляют мне право выбора, хотя сами они втайне отдают предпочтение географическим исследователям, нашпигованным кореньями и специями. Но до пиршества дело так и не дошло.