Читать книгу "Люблю, целую, жму лапу! - Арина Ларина"

Квартира перестала казаться уютной. Даже притом что Тарасов был ярко выраженным домоседом. Пустота ощущалась физически и морально. Наверное, пора было всё же легализоваться на сайте знакомств и попытаться найти тихую, домашнюю девушку, которая хотя бы минимально подойдёт под его требования. Помимо отсутствия склочного характера, дама должна была быть ещё и остроумной. Иначе сосуществовать с ней под одной крышей будет затруднительно. Просто скучная и правильная девица была Рюрику не нужна.

По дороге с работы Тарасов даже начал придумывать текст объявления для анкеты. Чтобы не заполучить в итоге какую-нибудь скучную клушу, он твёрдо решил составить анкету с юмором, чтобы и девушки писали соответствующие. Но дальше первой фразы «Благородный идальго, уставший от ратных подвигов, ищет свою Дульсинею» у него дело не двинулось. Начало было спорным. С одной стороны, девицы, не знающие значения слова «идальго», должны были сразу сминусоваться. Хотя на свете существовали поисковики, дававшие ответы и на более сложные вопросы. С другой – соискательницы могли неправильно понять пассаж про ратные подвиги. Ещё решат, что он отставной дуболом-прапорщик, уволенный в запас. Но это же фигура речи, девушка с юмором должна понять. Или не должна? Они всё же не поржать на эти сайты заходят, а найти мужа. А тут он со своими шутками и неоднозначными посылами. Может быть, не выпендриваться и написать просто и честно, раскрыв все карты. Вроде женщины любят честных и открытых парней. Хотя загадочных и интригующих они любят ещё больше. Так, во всяком случае, утверждала Татьяна. Её последний кавалер, простой, как кирпич, получил отставку именно по причине своей незатейливости. Он всегда говорил, что думает, не заморачиваясь на такт и дипломатию. Сначала это было мило, а потом надоело.

Занятый этими мыслями Тарасов не заметил, как добрался до дома. То, что он уже почти пришёл, Рюрик осознал, нажимая на кнопку лифта. Помимо привычной сумрачной тишины в подъезде было что-то ещё. Какой-то звук. Нет, не звук, а писк. С подвизгиванием. Жалобный и странный. Эти звуки точно издавал не ребёнок.

Рюрик огляделся. Как всегда, то ли из экономии, то ли ещё по каким-то соображениям, горела всего одна лампочка. Не лестница, а мечта маньяка. Но звук не излучал опасность, он был каким-то безысходно пронзительно жалостливым.

– Ну, надо же, – охнул Тарасов, нагнувшись над притулившейся в тёмном углу коробкой, из которой на него смотрели два круглых глаза. – Щенка выбросили.

В том, что именно выбросили, у него не оставалось сомнений. Коробка была выстелена грязной тряпкой, а в уголке белела ёмкость из-под йогурта, наполненная водой. Рюрик и сам, когда выбрасывал что-то ненужное, аккуратно упаковывал вещь в полиэтилен в надежде, что хотя бы бомжам подойдёт. Да что там бомжам. Он однажды вынес к помойке старые сандалии. Вернее, они были не такими уж старыми, просто валялись на антресолях, занимая место. Такую обувь Тарасов не любил и не признавал, предпочитая ботинки или летние туфли. В самом деле, скажите на милость, как вменяемый человек может в городе носить сандалии? С носками их обувать неприлично, об этом Рюрик узнал из Интернета, дескать, фи и моветон. А шлёпать на босу ногу, когда в разные стороны торчат кривые волосатые пальцы – и вовсе мрак. Это женщинам хорошо – ножки аккуратные, эпиляция, педикюр. Им можно. А ему, обычному мужику в возрасте «слегка за тридцать», как это обувать? Педикюр делать? Увольте. Спрятал свои конечности в носки, сунул лапу в ботинок и вперёд. Никаких комплексов. Так вот, в выброшенных Тарасовым сандалиях уже на следующий день щеголял один из соседей. Вполне приличного вида мужчина. И Рюрик этому факту чрезвычайно обрадовался, прожив весь день с ощущением сотворённого своими руками доброго дела.

Но то ненужная обувь, а тут живое существо.

Тарасов сел на корточки, поддёрнув на коленях брюки, и уставился на малыша. Щенок, толстобокий и неуклюжий, проковылял на кривых лапах к краю и, отчаянно метеля хвостом, начал карабкаться по стенке коробки навстречу Тарасовской физиономии. Он даже тональность визга сменил на радостную. Дотянуться до Рюрика ему не удалось, лапки подогнулись, и пушистый колобок плюхнулся на спину, продемонстрировав нежное розовое пузо. Второй заход на стенку коробки закончился умопомрачительным кульбитом, в результате которого щенок разлил оставленную ему воду и снова порадовал визитёра демонстрацией розового младенческого пуза.

Тарасов прыснул и мотнул головой.

Нельзя сказать, что он не любил животных. Нет, ну есть они и пусть себе живут. Даже в детстве Рюрик никогда не мечтал ни о собаке, ни о хомяке, ни о кошке. Животное – это ответственность. Так говорила мама. Ещё от них бывает аллергия, они болеют, их некому оставить в случае отъезда или болезни. В общем – сплошная лишняя суета. Рюрик мог потрепать по холке чужую собаку, приласкать соседского кота, изредка забредавшего на его балкон, но не более того. Вот и сейчас он лишь разглядывал найдёныша, не пытаясь погладить. Мало ли, а вдруг у него лишай или блохи. Надо, чтобы кто-нибудь его взял себе. А то ведь замёрзнет тут. Или с голоду помрёт. Или мальчишки обидят.

– Что вы там делаете? – каркнула сзади Мальвина Георгиевна, полуглухая пенсионерка с жиденькой кичкой на макушке. Полуглухая, поскольку слышала она лишь то, что желала слышать. На всё, что ей не нравилось, бабка реагировала дурашливым «ась?».

Впервые в жизни Рюрик был искренне рад Мальвине. Пенсионерка регулярно подкармливала окрестных кошек, выкладывая для них на пенопластовых подложках какие-то ошмётки и объедки прямо под окнами первых этажей. Соседи Мальвину за эти добрые дела люто ненавидели, так как кошки сбегались в невероятном количестве, орали по ночам и писали на газон, из-за чего перед окнами первых этажей постоянно витал мерзопакостный кошачий дух, а сам газон был усеян мусором, который четвероногие не съели. Бабка искренне недоумевала и сокрушалась по поводу жестокосердия некоторых моральных уродов. Ей-то было хорошо, у неё окна выходили на другую сторону, и жила она на девятом этаже, так что ни концерты, ни вонь до неё не долетали.

Именно такая женщина могла приютить очаровательного щенка.

– Вы поглядите. – Тарасов резко выпрямился, слегка напугав старушку. Она отшатнулась и подозрительно уставилась на неожиданно разговорчивого соседа. – Такого кроху бросили!

Мальвина Георгиевна вытянула сухую жилистую шею и боком, словно курица, заглянула в коробку. Её сморщенное личико неожиданно съехалось в брезгливую гармошку, и бабуля прошипела:

– Фу, собака!

– Щенок, – одурело поправил её Тарасов, всё ещё надеявшийся, что добрая женщина снимет с его совести этот тяжкий груз и возьмёт бедолагу к себе.

– Безобразие. Нет бы утопили, раз не нужен, – пожевала губами любительница кошек. – Совести у людей нет.

С этими словами она зашла в приехавший лифт и бросила Рюрику:

– Ну, вы едете?

– Нет, я потом, – обескураженно пробормотал тот.

Совесть металась, как бешеный таракан по банке. Оставить щенка в подъезде он никак не мог. Это было как-то… ммм… низко и подло. Но и взять не мог. Как это, помилуйте, взять неведомую собаку в дом? Опять же: бешенство, лишай, блохи. И вообще, это даже хуже ребёнка. Ну, или не хуже, но по количеству проблем примерно то же самое. Однако к ребёнку прилагается мамаша, которая всю возню берёт на себя. К этому толстопузому ничего не прилагалось, кроме старой коробки. И матерью пришлось бы стать Тарасову.