Читать книгу "Принцесса Ангина - Ролан Топор"

За тирадой последовало долгое обиженное молчание. В конце концов Джонатан сдался.

— Я отвечу, если Канцлер будет смотреть на дорогу.

— Не волнуйтесь, он не станет за нами подглядывать. Я завяжу ему глаза.

— Нет, нет, не стоит. Я и так отвечу.

— Первый вопрос: воняют ли копыта у кентавров?

— Только если они не моются. Кентавры, соблюдающие правила гигиены и ежедневно принимающие ванну, не издают никакого неприятного запаха.

— Слышите, Канцлер? И бросьте рассказывать сказки, будто вы кентавр! Второй вопрос: сколько времени в часах?

— В зависимости от обстоятельств. Чтобы узнать точное количество, следует обратиться к часовым, которые на них стоят. У них самые верные сведения.

— Третий. Какой масти была белая лошадь Генриха Четвертого, а заодно скажите, каков цвет лица всадника?

— Генрих Четвертый позеленел от страха, а его конь покраснел от стыда. Или наоборот.

— Четвертый. Когда садовник бывает предателем?

— Когда он продает настурции.

— Пятый. Правда ли, что одно ухо у нас предназначено для французской речи, а другое — для английской?

— Правда, если вы одинаково хорошо владеете обоими языками.

— Шестой. Вы негодник?

— К сожалению, да. В минуты негодования.

— Седьмой. Когда звонят во все колокола?

— Никогда, потому что в овсе колоколов нет. Как, впрочем, и во ржи, и в пшенице.

Канцлер выпустил руль и захлопал в ладоши. Грузовик занесло в придорожные кусты. Старик не дрогнув снова спокойно взялся за баранку.

— Мой мальчик, вы достойно вышли из положения. Я кое-что понимаю в мужчинах. Вы далеко пойдете. Именно такие люди необходимы Принцессе, чтобы раскрыть гнусный заговор, который плетут подлая госпожа Гужина и угрюмый Кольбертов заодно с Герцогиней Бисквитти, Маркграфом де Грюйер и их головорезами. Эта клика злодеев протянула свои щупальца по всему нашему любимому королевству. Обманутый, униженный, возбужденный народ восстал. Вы ведь знаете, как это происходит. Скоро туда же полезут мыслители, потом ученые, и начнется анархия. Накажут виновных, откроют школы, музеи — и воцарится мерзость. Конечно, Принцесса по-прежнему популярна. Ей достаточно было сказать одно слово, и власть осталась бы в ее руках. Но какое слово надо было произнести? Непросто говорить с неграмотными! Они могли неправильно его истолковать, обидеться, рассердиться. Нет, поверьте, лучше было промолчать и уйти. К тому же я, как вам известно, абсолютно не переношу вида крови. Особенно своей! Маркграф и Герцогиня, которых подговорили Гужина и Кольбертов, ловко воспользовались ситуацией. Они набросились на Принцессу, ограбили ее, сломили, уничтожили и лишили меня куска хлеба. Я слишком слаб для борьбы с ними. В свое время я бы гордо принял брошенный ими вызов. Но кого я смогу сейчас победить, с моей пенсией и варикозом? Зубы гнилые, живот надутый, утром еле разлепляю глаза, будто в них крошки насыпали, все кости скрипят. К сладостям начал испытывать постыдную страсть. В каждом населенном пункте я бегу на почту, пытаясь получить пенсию. Увы. Я либо не успеваю, либо опаздываю. Если вас, молодой человек, тронул хотя бы один слог моей речи, то нам мог бы представиться случай скрепить узы нашего братства бутылочкой вина. Ну что?

— Давайте.

Канцлер остановил слона и принялся испускать нечеловеческие крики.

— Это он так радуется, — пояснила Ангина. — Совсем забыл, как себя вести. От счастья его может хватить удар. Срочно скажите ему какую-нибудь гадость.

— Канцлер, — завопил Джонатан, стараясь перекричать пьяницу, — единственный слог, который мне нравится, это слог «нет».

Канцлер угомонился и обрел свой обычный цвет, то есть кирпично-красный.

— Не понимаю, что на меня нашло, — проговорил он, удивленно оглядываясь вокруг, — вероятно, причудился кошмар.

— Остановите у табачного ларька, — попросил Джонатан, как только грузовик тронулся, — я куплю сигарет.

— А я обменяю пустые бутылки на полные.

— Напомните мне купить травы кроликам, — встряла Ангина. — Придорожная трава оказалась такая невкусная, что они теперь холодные и не двигаются.

— Как? Кролики? Казна тает на глазах. Я ничтожество, заслуживающее пинка.

Грузовик свернул с дороги и наткнулся на телеграфный столб с надписью «Добро пожаловать в Лурд». К счастью, слоновий хобот смягчил удар. Пьяница повернул грузовик и въехал в некое подобие города.

— Я ничтожество, — пробормотал он, сжав челюсти, — но я обещаю найти табачный ларек!

Глава третья

Джонатан курил сигарету, лежа на кровати. Грузовик стоял перед зданием почты, куда Канцлер направился в сопровождении Ангины в надежде наконец-то получить пенсию.

Рядом лежала куча старых открыток и писем. Он взял небольшую стопку. Везде отправители были разные, но адресат, что удивительно, — один: господин Сквозняк — 3412.

На обороте открытки, изображавшей белокурого малыша, сидящего на чем-то вроде трона, Джонатан прочел:

«Любезный друг, надеюсь, Вы позволите мне обратиться к Вам подобным образом, а не называть Вас сударыней или сударем, что чересчур витиевато; итак, любезный друг, спешу сообщить Вам, что я — Розель, одна из сестер Бабилас, и заодно передать Вам горячий привет. Хочу уведомить, что в тот день мы с моими одиннадцатью сестрами делали уроки в классной комнате, когда на пороге появился их Высочество.

— Дети мои, — сказал он, — то, что я поведаю, принесет вам и радость, и печаль. Одна из вас обрадуется, другая опечалится. У тебя, Розель, очень красивый почерк: нарежь двенадцать полосок бумаги и напиши на каждой какое-нибудь существительное. Сложи бумажки в корзину, а самая младшая, Розалинетта, будет их вытягивать по очереди.

Что же Вы думаете, мой друг, мне досталась радость, а Розальбе — печаль. Обнимаю. Розель».

Джонатан почесал в затылке и задумался над только что прочитанным текстом. Отложив его, он взялся за длинное письмо с расплывшимися от сырости буквами:

«Дорогой Сквозняк, как ты поживаешь? Как дела у несчастного Колибри? Тебе нездоровилось, и я буду рада, если ты сообщишь мне, что идешь на поправку, я ведь так люблю вас обоих. Передай привет от Пармской Фиалки Шоколадному Муссику, от Котика — двенадцатилетней девочке, той, помнишь, у которой был братик Ванечка, от Ромы и Машки — Хвое Туи, от мадемуазель Стрекозель — Бараньей Ножке, от Майи Неза — Ане и Мии, от Притока Дуная — Сплетенному Венку, от Подснежника — графине Босоножке, от Фьяметты — смешному Кукушонку в капюшоне, от Отпрыска — мисс Траль, от Электры и Провода — Барби и Кентавру, от Али Гатора — Адмиралу Футы-Нуты, от дедушки Хрена — внучке Фигушке…»

Джонатан решил на этом остановиться. Ему показалась, что соседняя открытка написана сравнительно недавно. На картинке сидящие в лодке юноша и девушка сжимали друг друга в объятьях, а на морской глади отражалась луна в форме сердца. Необычное послание на обороте предназначалось все тому же Сквозняку: