Читать книгу "Бегство охотника - Дэниел Абрахам"

Прилегающие к главной улице переулки тоже были забиты до отказа. Кофейные киоски и торговцы ромом; пекари, предлагавшие печенье в форме чупакабр или красножилеток; тележки, с которых торговали жареной рыбой, лепешками и плодами местных деревьев; уличные артисты, музыканты, фокусники и карточные шулера — все старались извлечь из импровизированного фестиваля максимум прибыли. Первый час Рамон почти получал от этого удовольствие. Потом непрерывный гам, толкотня и запах пота начали действовать ему на нервы. Елена полностью впала в детство — восторженно визжала как маленькая, таская его за руку от одного места к другому и тратя его деньги на сладкую вату и сахарные черепа. Ему удалось сбавить ее темп, купив немного настоящей еды — вощеный бумажный пакет шафранного риса, острого перца и жареного маслокрыла, а еще высокий, узкий стакан ароматизированного рома, — и они, выбрав подходящий холмик в ближайшем парке, посидели на траве, глядя на медленно текущую мимо них людскую реку.

Елена как раз облизала жирные от еды пальцы и прижалась к нему, будто цепью обвив его плечо рукой, когда Патрисио Галлегос увидел их и медленно направился по склону в их сторону. Походка у него была неровная: сказывался перелом бедра, полученный им во время оползня. Геологическая разведка — работа небезопасная. Рамон наблюдал за его приближением.

— Привет, — произнес Патрисио. — Как дела?

Рамон пожал плечами — вернее, попытался, поскольку Елена продолжала цепляться к нему как плющ.

— А у тебя? — поинтересовался Рамон.

Патрисио помахал рукой — типа ни шатко ни валко.

— Обследую солевые залежи на южном побережье для одной корпорации. Работа нудная, но платят регулярно. Не то что на вольных хлебах.

— В наше время не до выбора, — заметил Рамон, и Патрисио кивнул, будто тот сказал что-то особо мудрое. На улице под ними медленно разворачивалась, щелкая своими дурацкими челюстями, надувная чупакабра.

Патрисио не уходил. Рамон прикрыл глаза рукой от солнца и внимательно посмотрел на него.

— Что? — спросил он.

— Слышал про посла с Европы? — спросил Патрисио. — Ввязался в драку в «Эль рей». Какой-то псих пырнул его то ли бутылочным горлышком, то ли еще чем таким.

— Правда?

— Правда. Он умер прежде, чем его успели привезти в больницу. Губернатор кипятком писает от ярости.

— А мне-то ты чего об этом рассказываешь? — спросил Рамон. — Я не губернатор.

Елена так и сидела рядом с ним, неподвижная как изваяние, глаза ее сощурились от внезапного осознания того, что произошло накануне. Рамон взглядом пытался заставить Патрисио уйти или хотя бы заткнуться, но тот не замечал — или не хотел замечать.

— У губернатора и так полно хлопот с прилетом эний. Теперь ему еще придется выслеживать того парня, что пришил посла — надо же ему показать, что в колонии поддерживается законный порядок и все такое. У меня двоюродный брат у старшего констебля работает, так они там с ног сбились.

— Угу, — кивнул Рамон.

— Я просто подумал… ну… Ты ведь ошиваешься иногда в «Эль рей».

— Не вчера, — насупившись, буркнул Рамон. — Можешь сам у Микеля спросить. Я там не весь вечер провел.

Патрисио улыбнулся и осторожно шагнул назад. Чупакабра испустила негромкий электронный рык, и окружавшая ее толпа разразилась хохотом и аплодисментами.

— Ну ладно… — протянул Патрисио. — Я просто думал. Ты же понимаешь…

Разговор как-то скис. Патрисио улыбнулся, кивнул и захромал вниз по склону.

— Это ведь не ты, правда? — наполовину прошептала, наполовину прошипела Елена. — Не ты убил этого гребаного посла?

— Никого я не убивал, тем более европейца. Что я, дурак, по-твоему? — отозвался Рамон. — Почему бы тебе не посмотреть этот твой гребаный парад, а?

Когда веселье начало выдыхаться, уже сгустилась ночь. У подножия холма, на поле у дворца подожгли огромную кучу дров, которыми была обложена фигура Горе-Старца — мистера Хардинга, как называли его колонисты с Барбадоса — наспех сколоченное изваяние, гротескная карикатура на европейца или norteamericano,[4]с выкрашенными зеленым щеками и длиннющим как у Пиноккио носом. Костер разгорелся, и исполинская кукла начала размахивать руками, крича, будто от боли, и Рамона вдруг пробрал озноб, словно ему предоставили сомнительную возможность созерцать мучения души, обреченной на геенну огненную.

Подразумевалось, что Горе-Старца испепеляли все людские невзгоды минувшего года, но, глядя на то, как извивается в огне кукла, слушая ее усиленные электроникой стоны, Рамон не мог отделаться от мысли, что это сгорает его удача и что с этой минуты его не ждет ничего, кроме невзгод и лишений.

И одного взгляда на Елену — продолжавшую молча сидеть с накрепко сжатыми, побелевшими губами с того самого момента, когда он нарычал на нее — хватило, чтобы подсказать: пророчество это начнет сбываться очень и очень скоро.

Глава 2

Он не имел намерений возвращаться раньше, чем через месяц. Даже при том, что они натрахались накануне ночью после одной из обычных своих ожесточенных ссор, терзая друг друга, как два обезумевших от желания зверя, он решил уйти прежде, чем она проснется. Задержись он — и они поссорились бы снова, и она, возможно, все равно выставила бы его взашей; помнится, он засветил ей вчера бутылкой, и она наверняка припомнила бы ему это, протрезвев. Правда, не будь того убийства в «Эль рей», он мог бы и задержаться еще в городе. Елена скорее всего остыла бы через денек-другой — по крайней мере настолько, чтобы они могли разговаривать, не срываясь на крик, вот только новости о смерти европейца и губернаторском гневе заставляли его испытывать в Диеготауне острую клаустрофобию. На портовом складе, куда он зашел за припасами и фильтрами для воды, ему все время казалось, будто за ним следят. Сколько народу было в той толпе? Сколько из них знали его в лицо… или по имени? Всего, что он хотел, на складе не оказалось, но он купил то, что имелось в наличии, а потом перегнал фургон на свалку техники у Гриэго в Нуэво-Жанейро. Для серьезной работы фургон нуждался в кое-какой починке, и Рамон хотел, чтобы это сделали безотлагательно.

Свалка Гриэго располагалась на городской окраине. Громоздкие остовы старых фургонов, прогулочных флаеров и небольших частных челноков усеивали площадь в несколько акров. Половину ангара занимали бэушные запчасти, половина оставалась свободной. С антигравитационных подвесов свисали элементы питания, от которых — как, похоже, от всей турианской техники — исходило причудливое сияние. У одной из стен примостился негромко гудящий ядерный генератор размером с небольшую квартирку. Стеллажи с разным барахлом громоздились до потолка; баллоны с редкими видами топлива и канистры нанокрасок соседствовали на них с лысыми покрышками и замасленными приводами. Половина из хранившихся здесь деталей потребовали бы полугодового заработка только для того, чтобы заставить их работать; вторая половина не стоила даже усилий на то, чтобы их выбросить. Старик Гриэго колотил молотком древнюю подъемную тубу, паря на платформе, когда Рамон опустил свой фургон на стоянке.