Читать книгу "Томасина - Пол Галлико"

Хозяйка подбежала к ней легко, как олень. Она опустилась на колени, сложив руки в подоле, заглянула в коробочку, взяла ее и вынула бедную больную лягушку.

Лягушка лежала у нее на ладони, лапка свисала сбоку. Она осторожно потрогала ее, поднесла к щеке, сказала: «Ангелы тебя принесли или гномы? Ну, ничего! Я тебя полечу как смогу», — вскочила и вошла в дом, захлопнув за собой дверь.

Дом снова спал, сомкнув веки. Оба кота и собака ушли к себе, птицы угомонились, одна белка на дереве, над Джорди, еще скакала по ветвям. Джорди почувствовал легкость и свободу, которых не знал до сих пор. Он встал и пошел домой через темный лес.

Закончив прием, доктор Макдьюи кивнул Энгусу Педди, переждавшему всех.

— Заходи, — сказал он. — Прости, что задержал. На этих идиотов все время уходит. Ну, что с ней? Перекормил конфетами? Сколько же тебе повторять? Он и не заметил, что причисляет к идиотам своего друга.

— Правда твоя, Эндрью, — виновато ответил священник. — Но что мне делать? Она так умильно служит на задних лапках.

Ветеринар нагнулся, понюхал собаку, потрогал ее брюхо и поморщился.

— М-да,-сказал он. -Еще хуже стало… Что же ты, Божий человек, не можешь себя обуздать? Зачем пса перекармливаешь?

— Ну какой я Божий человек! — возразил Энгус Педди. — Я — Его служитель, знаешь — из служащих, которые добирают сердцем, где не хватает ума. Лучшие люди идут в армию, в политику, в адвокаты, а Богу достаются такие, как я.

Макдьюи весело и нежно посмотрел на него.

— По-твоему, ваш Бог любит все это подхалимство? — спросил он.

— По-моему, — парировал Энгус, — Он ошибся только раз: когда позволил нам представить Его по нашему образу и подобию. Хотя нет, это мы сами придумали, это же нам лестно, а не Ему.

Макдьюи залился лающим смехом.

— Ах, вот что! — обрадовался он. — Значит, человек наделил Бога своими пороками и теперь, когда молится, ориентируется на них. Священник погладил собаку по голове.

— Когда Бог наказал Адама, — медленно произнес он, — мы стали братьями не Ему, а вот ей. Довольно смешной приговор. Бог шутит редко, но метко. Эндрью Макдьюи не ответил.

— А ты, — продолжал священник, уводя спор с опасного пути, — даже не веришь в это родство. Я вот люблю ее, беднягу, и жалею, как самого себя. Скажи, Эндрью, неужели ты их не полюбил? Неужели у тебя не разрывается сердце, когда она на тебя жалобно и доверчиво смотрит?

Нет, — отвечал Макдьюи. — Я хоть и собачий, но доктор. Если у врача будет разрываться сердце из-за каждого пациента или родственника, он долго не протянет. Не намерен расходовать чувства на этих тунеядцев.

Преподобный Энгус Педди пошел на него с другого фланга.

— Неужели ты не мог, — спросил он, — помочь собачке Лагган? Зачем ты ее усыпил?

Макдьюи стал красным, как его борода, а глаза его потемнели.

— Что, вдова жаловалась? — сказал он.

— А если бы и жаловалась? Нет, она ничего не говорила, только мучилась. Я видел ее глаза, когда она шла к дверям. Теперь она одна на всем свете.

— Да все равно она осталась бы одна недели через три, ну, через месяц, от силы — через год. И вообще, я достану ей собаку. Меня вечно просят пристроить щенка.

— Ей эта собака нужна, — сказал священник. — Она ее любит, они — семья, как вот мы с Цесси. Разве ты не видишь, что с любовью легче прожить тут, на земле?

Макдьюи снова не ответил. Он любил свою жену, и ее у него отняли. Любовь — опасная ловушка, без любви куда спокойней. Да, но он и сейчас любит Мэри Руа. Проще быть бревном или камнем и ничего не чувствовать.

— …Непременно должен быть ключ, — говорил Энгус.

— Какой ключ?

— Наверно, любовь и есть ключ к нашим отношениям с четвероногими, пернатыми и чешуйчатыми тварями, которые живут вокруг нас.

— Ах, брось! — фыркнул Макдьюи. — Все мы запущены в огромную нелепую систему. Мы встали на ноги, а они нет. Тем хуже для них. Священник посмотрел на врача сквозь очки.

— Смотри-ка, Эндрью! Я и не знал, что ты так продвинулся. Значит, мы кем-то запущены… Кем же, интересно? Ты ведь не так старомоден, чтобы верить в безличную силу.

— Ты, конечно, скажешь, что Богом!

— А кем же еще?

— Антибогом. Очень уж плохо система работает. Я бы и то лучше управился. Макдьюи подошел к полке и взял скляночку. Мопс принял лекарство, громко рыгнул и встал на задние лапы. Люди посмотрели друг на друга и засмеялись.

4

Я сторожила мышиную норку, когда Мэри Руа пришла за мной и потащила на пристань, встречать пароход из Глазго. Уходить мне не хотелось, я долго прождала мышей и чувствовала, что они вот-вот появятся.

Норка была важная, у самой кладовой. Мышиная служба — наш долг, и я всегда выполняла его неукоснительно, сколько бы времени и сил ни уходило у меня на то, чтобы Мэри Руа лучше и счастливей жилось.

Люди постоянно забывают, что мы работаем, а без работы портимся. Им, видите ли, надо делать из нас игрушки. Даже когда мы приносим им мышь, чтобы тактично напомнить о своей профессии, они, по глупости и гордыне, считают ее подарком, а не оправданием нашего у них житья.

Вы, наверное, думаете, что сидеть у норки легко. Что ж, посидите сами. Станьте на четвереньки и не двигайтесь час за часом, глядя в одну точку и притворяясь, что вас нет. Мы — не собаки, чтобы понюхать и уйти. Мы звери серьезные, и у меня, к примеру, на работу уходит очень много времени, особенно если норок несколько и есть основания полагать, что у них — два выхода.

Заметьте, главное — не в том, чтобы мышь поймать. Мышь всякий поймает. Главное — ее выкурить из дому. Мы ведем с ними войну нервов, а для нее нужны время, терпение и ум. Ума и терпения у меня хватает, но времени было бы побольше, если бы от меня не ждали много другого. Да, работа у нас нелегкая…

Вот для примера: садиться у норы надо в разное время суток. Мышь — не дура и быстро запомнит, когда вы приходите. Значит надо сбить ее с толку. Выбрать же время вам поможет кошачье чутье. Вы просто узнаете, что пора идти, это накатит на вас, как в мечтании, и вы пойдете к норке.

Придете, принюхаетесь, сядете и станете смотреть. Если мышь у себя, она не выйдет, а если вышла — не войдет. И то, и это ей плохо. А вы сидите и смотрите. Попривыкнув, вы сможете думать, размышлять, вспоминать свою жизнь или жизнь далеких предков и, наконец, гадать, что будет на ужин.

Потом закройте глаза и притворяйтесь, что заснули. Это — самое трудное, так как теперь вам остаются только уши и усики. Именно тут мышь попытается мимо вас проскользнуть. А вы откроете один глаз.

Поверьте, на мышь это действует ужасно. Не знаю, в чем тут дело — может, она пугается, что вы умеете одним глазом спать, а другим смотреть. Сделайте так несколько раз, и у нее будет нервный срыв. Семья ее тоже разволнуется, они побеседуют и решат покинуть дом.