Читать книгу "Тарантул - Герман Матвеев"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не будем торговаться, – строго сказал Иван Васильевич, – у вас два пути. Продолжать запираться и этим поставить себя в ряды самых презренных преступников.
Второй путь – правда.
Чистосердечным признанием и полной правдой вы искупите часть своей вины. Суд это примет во внимание.
– Хорошо. Я признаюсь! – твердо сказал арестованный. Он хлопнул себя по коленкам и встал, но тотчас же спохватился и, чтобы замаскировать невольный жест, попросил: – Разрешите еще закурить?
– Курите.
Дрожащими пальцами он взял папиросу и сломал две спички, пока закуривал. Иван Васильевич взглянул на часы.
– Хотите есть?
– Не до еды сейчас.
– Почему? Перерыв кончится, и будем продолжать допрос. Придется сидеть всю ночь.
– Ну ладно. Если можно, поем.
Иван Васильевич снял трубку телефона.
– Перерыв можно кончать. Стенографистку на место. Казанкову пришлите поесть.
Когда Бураков и стенографистка вернулись, Иван Васильевич сидел откинувшись на стуле, а пальцами постукивал по столу. Глаза его весело блестели. Бураков знал, что начальник обожает музыку и в минуты приподнятого настроения в голове у него всегда какая-нибудь мелодия.
Арестованный сидел сгорбившись, опустив голову на грудь, и даже не поднял ее при их приходе.
– При каких обстоятельствах освободили вас из тюрьмы и что вы делали при немцах, расскажете позднее, – начал Иван Васильевич, когда арестованный поел. – Сейчас меня интересует задача, с которой вы приехали в Ленинград.
– В Ленинград меня послали потому, что я здесь жил до войны, – сказал Казанков, глядя прямо в глаза следователя.
– У вас есть родные?
– Здесь живет жена. Хотя я, конечно, не уверен. Может, она уехала или с голоду умерла.
– Что знали немцы о вашей жене и знакомых?
– Они меня спрашивали подробно обо всех.
– Вы им назвали фамилии и адреса?
– Да. Некоторых назвал.
– Кого именно?
Арестованный сообщил несколько адресов и фамилий.
– У вас есть дети? – продолжал Иван Васильевич.
– Нет.
– Люди, о которых вы говорили там, ваши друзья или просто знакомые, сослуживцы?
– Друзьями я не могу считать их. Гуляли вместе, когда деньги были, а когда под суд попал, отшатнулись.
– Больше вы никого не называли там?
– Нет.
– Говорите дальше. Зачем вас послали сюда?
– Послали меня с письмом. Я должен был разыскать одного специалиста, Завьялова Сергея Дмитриевича, проверить, где он живет и где работает, а потом передать письмо. Будто мой родственник привез его из Москвы.
– Дальше?
– Потом надо было сходить в аптеку на Невский, спросить там провизора*, по фамилии Шарковский, и сказать ему так: «Григорий Петрович заболел и просил шесть порошков аспирина». На порошках он напишет или отзовет в сторону и скажет, когда и где с ним можно встретиться. Потом я должен ему сказать, что Григорий Петрович зайдет двадцатого ноября, если выздоровеет, и рассказать про письмо… которое привез.
– Что именно рассказать про письмо?
– Ну, как у меня все получилось… Нашел ли я Завьялова, передал ли письмо, живет ли он по старому адресу.
– Все это можно рассказывать своими словами?
– Да.
– Дальше?
– Потом я могу делать что хочу. Искать жену, знакомых… Велели найти всех, кого могу, и восстановить старую дружбу. Денег дали, чтобы угощать.
– Как вы должны были объяснить свое появление в Ленинграде вашим знакомым и жене?
– Объяснить так, что, дескать, выпустили раньше срока из тюрьмы ввиду войны.
– Значит, предполагалось, что вы приехали с Большой земли?
– Почему с Большой земли? – не понял Казанков.
– Ленинградцы так называют всю страну, – пояснил Иван Васильевич.
– Да, да. Мне говорили, – вспомнил арестованный. – Правильно. Нужно было сказать, что я вернулся из Сибири. Будто бы туда меня эвакуировали при наступлении немцев.
– Почему вы выбросили бумажник?
– Мне велели уничтожить письмо, если что-нибудь случится. А письмо я не успел вынуть. Моряк меня захватил врасплох.
Казанков отвечал охотно и даже несколько торопливо, видимо боясь, что его могут заподозрить в неискренности. Иван Васильевич не спускал с него глаз, и малейшее изменение в выражении лица не ускользнуло бы от его внимания. Без сомнения, он говорил правду.
– Что вам сообщили про Завьялова?
– Ничего особенного. Просто приказали передать ему письмо… Разрешите еще закурить?
– Курите.
Пока арестованный закуривал, Иван Васильевич делал пометки на листе бумаги. Бураков сидел, сжав губы, стараясь не пропустить ни одного слова. Стенографистка, записывавшая показания, подняла голову и с любопытством разглядывала арестованного.
– Я попрошу вас повторить слово в слово ту фразу, которую вы должны были сказать при явке в аптеку, – продолжал Иван Васильевич.
Арестованный повторил.
– Ее нельзя перефразировать или переставить слова по-другому?
– Нет. Заставили выучить наизусть и несколько раз спрашивали. Это как пароль.
– Так. А все остальное можно говорить своими словами?
– Да. Он уже будет знать, что «свой».
– Дальше. Что вы должны делать после того, как разыщете знакомых?
– После двадцатого числа нужно было прийти опять в аптеку и спросить: какие сведения есть от Григория Петровича? Не заходил ли он к нему?
– К кому?
– К этому… к Шарковскому. Тогда он скажет, где искать или ждать Григория Петровича.
– Дальше.
– Все. Остальное будет приказывать Григорий Петрович. Я должен быть в его подчинении.
Иван Васильевич снова сделал несколько пометок.
– Теперь скажите, кто такой Григорий Петрович? Вы его знаете?
– Видел два раза. Очень серьезный человек.
– Как его фамилия?
– Мальцев.
– А еще как?
– Больше мне ничего про него не говорили. Правда, один раз, когда он проходил по коридору, так мне шепнули: «Тарантул».
– Кто шепнул?
– Один из наших полицаев.
Иван Васильевич переглянулся с помощником, и тот понял начальника.
– Разрешите сейчас сходить? – спросил он вполголоса, наклоняясь к нему.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Тарантул - Герман Матвеев», после закрытия браузера.