Читать книгу "Шепот в песках - Барбара Эрскин"

И она действительно подумала. Медленно двигаясь по направлению к городу среди сотен машин других лондонцев, возвращавшихся домой после проведенных на воздухе и солнышке выходных, Анна успела вдосталь поразмыслить и о совете Филлис, и о собственном положении. Ей было тридцать пять лет, четырнадцать из которых она провела замужем; она никогда не занималась тем, что можно было бы как-то подогнать под понятие «работа», и не имела детей. Ее руки машинально делали свое дело, ноги нажимали и отпускали педали, а в голове вертелись одни и те же мысли. Ей еще никак не удавалось заставить себя смириться с тем, что Феликс является отцом ребенка другой женщины. У Анны было мало друзей, был отец, презиравший ее, а впереди ей виднелась только ужасающая пустота. В активе же числились Филлис, фотография, сад и, что бы ни говорила Филлис, дом.

Одной из причин, по которой Феликс оставил ей дом, являлся сад. Он был довольно велик для Лондона: на первый взгляд узкий, прямоугольный, по какой-то прихоти того или тex, кто планировал этот дом где-то в восемнадцатом веке, в своем дальнем конце он заворачивал под прямым же углом за стену, отделявшую его от участков других владений. По этой причине садики соседей Феликса были узкими, словно обрубленными, а его участок – вдвое больше, чем казался на первый взгляд. Сад был страстью Анны, тогда как Феликс, насколько ей было известно, никогда даже не заходил в его дальний конец. Он интересовался садом исключительно как местом для развлечения нужных ему людей. Напитки. Барбекю. Воскресный чай. Терраса с жасмином, розами, старыми терракотовыми горшками с кустиками душистых трав – за пределы ее интерес Феликса не распространялся. А за ее пределами были извилистые дорожки, высокие стены, увенчанные решетками, затейливые клумбы с тщательно подобранными по оттенкам цветами, полускрытые листвой скульптуры, любовно выбранные и привезенные из экспедиций по антикварным магазинчикам маленьких городков. Это были владения ее, Анны.

Ее поразило, что, когда при разводе зашла речь о разделе имущества, Феликс особо упомянул сад. Он сказал, что она заслужила его всеми своими вложенными в него трудами. Это было лучшим из всего, что он когда-либо говорил ей на эту тему.

– Папа… Мы можем поговорить? – Прежде чем взять трубку и набрать номер, Анна минут десять просидела на краю кровати возле телефона.

Несколько мгновений ответа не было, затем в трубке раздалось:

– Не думаю, что у нас много тем для разговора, Анна.

Она прикусила губу.

– А ты попытайся себе представить, что мне плохо. Что мне грустно, одиноко. Что я чувствую себя несчастной и просто нуждаюсь в тебе.

– Мне трудно себе представить, чтобы ты нуждалась во мне, – холодно прозвучало в трубке. – В конце концов, тебе ведь не понадобился мой совет относительно развода.

– Твой совет? – Ее прямо-таки захлестнула волна ставших уже привычными эмоций: гнева, возмущения, потом беспомощности. – А почему я должна была советоваться с тобой?

– Это было бы проявлением учтивости с твоей стороны.

Закрыв глаза, Анна мысленно сосчитала до десяти. Вот так было всегда. Другие родители могли бы выказать свое теплое отношение, сочувствие или даже гнев, а ее отца волновался только то, что она не проявила учтивости. Она вздохнула.

– Мне жаль, что так получилось. Наверное, мне было слишком больно. Ведь все произошло так внезапно.

– А этому вообще не следовало происходить, Анна. Вы с Феликсом могли бы как-нибудь уладить дело мирно, не доводя до развода. Если бы ты посоветовалась со мной, я мог бы поговорить с ним…

– Нет! Нет, папа. Мне очень жаль, но никакого мирного улаживания быть не могло. Наш брак дошел до точки. Это наше решение. Только наше, и ничье больше. Если тебя это как-то обижает, могу повторить, что мне жаль. Я абсолютно не собиралась чем-либо задевать твои чувства. Я держала тебя в курсе всего – если, конечно, ты помнишь. Каждый день. – Ее выдержка начинала давать слабину.

– Тебе следовало бы не просто держать меня в курсе своих дел, а советоваться со мной. Я твой отец…

– Я взрослая женщина, папа.

– Но ведешь ты себя не как взрослая женщина, если можно так выразиться…

Анна резко хлопнула трубку на аппарат. Желудок у нее свело, она чуть не рыдала от ярости.

Встав, она пересекла спальню и остановилась у туалетного столика, невидящими глазами глядя на него. Это был маленький письменный стол эпохи короля Георга, который она использовала как туалетный, найдя его весьма удобным для этой цели. На нем помещалось большое зеркало, вокруг лежали расчески и щетки для волос, стояли разные баночки с косметикой и коробочки для украшений (впрочем, сами украшения и основном были разбросаны тут же на столике). Вдруг, очнувшись, Анна отдала себе отчет, что смотрит на свое отражение в зеркале, и сердито сдвинула брови. Он прав. Она ведет себя не как взрослая женщина. Она ведет себя соответственно тому, кем себя чувствует. Заброшенным, покинутым ребенком.

Под руку ей попался стоявший возле зеркала маленький флакончик, и Анна, почти не сознавая, что делает, положила его на ладонь. Флакончик, примерно трехдюймовой высоты, был из непрозрачного синего стекла, по которому густо вился белый узор, напоминающий перья. Пробкой служил комок сургуча, вдавленный вровень с горлышком; на нем виднелся оттиск какой-то печати. Когда-то, уловив детский интерес Анны ко всему связанному с Египтом, Филлис подарила ей этот флакончик, и с тех пор он всегда был при ней.

– Береги его, Анна, – сказала престарелая леди. – Он из Древнего Египта и очень, очень старинный.

Египет.

Анна повертела флакончик на ладони, разглядывая его со всех сторон. Феликс в свое время носил его к антиквару, чтобы оценить, и тот отозвался о вещице довольно скептически.

– Мне очень жаль разочаровывать тебя, Анна, дорогая моя, но, боюсь, он был куплен на каком-нибудь викторианском базаре. Уже в те времена, когда туризм еще только зарождался, местные жители подсовывали приезжим в качестве подлинных сувениров так называемые артефакты. А эта штучка вообще не слишком-то похожа на египетские.

Феликс вручил Анне флакончик с таким видом, как будто само прикосновение к нему унижало его достоинство и пятнало его репутацию солидного финансиста. Вспомнив об этом, Анна слабо улыбнулась. Теперь, по крайней мере, ей больше не придется терпеть общество его партнеров и знакомых – самодовольных, мнящих о себе все, что только можно возомнить, имея деньги, и смотрящих на нее как на еще одну декоративную безделушку, приобретенную им на каком-нибудь базаре.

Со вздохом поставив флакончик на место, Анна вновь посмотрела в зеркало. Она устала, подавлена, уничтожена. Она сыта по горло.

Филлис, как всегда, права. Она устроит себе праздник.

– Бывали в Египте прежде?

Как она не подумала об этом, когда просила себе место у окна? Теперь ей предстояло в течение пяти часов вынужденно общаться с тем, кого судьбе было угодно послать ей в соседи, и не иметь возможности избавиться от него.