Читать книгу "Западные земли - Уильям Сьюард Берроуз"

SA marschiert…[7]

Когда один из Wanderburschen, явившийся в Берлин с другого конца Германии, предложил Мастеру Леви свои услуги за стоимость ночлега – судя по виду ребятишек, они уже дня три кормились одной только спермой, – так вот Леви сказал ему: «Слушай, денег я тебе не дам, а дам тебе добрый совет. Вон там, в тоннеле под железной дорогой дует особенно пронизывающий ветер».

Сам Леви отрицает этот случай. Он был мужчиной крепкого телосложения, чем-то напоминал мне Коржибски[8].

Довольно коренастый, с большими руками и громким голосом. Временами сильным людям приходится совершать невероятно жестокие поступки, чтобы укрепить свою силу. Некий султан отсекал руку любому, кто осмеливался подсадить его в седло. Чтобы поступать подобным образом, нужно быть сильным человеком, очень сильным. Мне таким никогда не стать. Очевидно, такая сила отпускается ее носителю постепенно, малыми порциями… и дверь захлопывается у него за спиной, единственная открытая дверь. Рука человека. Вжик… и султан пришпоривает коня, чтобы хлынувшая кровь не испачкала его платье.

На русском фронте морфин – самый ценный товар; это – теплое, уютное одеяло, спасающее от пронизывающего холода, от которого ты даже уже не дрожишь, потому что дрожать больше нечем – холод проник в каждую клетку твоего тела. Ты можешь определить, как долго солдат на фронте, по тому, насколько сильно он дрожит. Новенькие трясутся так, словно у них малярия. Старики же неподвижны, как ящерицы.

Вильгельму повезло. Его командир, оберштурмбаннфюрер войск СС, оказался наркоманом. Захватив город, он первым делом начинал шарить по аптекам и кабинетам врачей. У Вильгельма имелась отличная манлихеровка с телескопическим прицелом. Как это wunderbar, прицелиться в кого-нибудь с расстояния пятисот ярдов, ощущая себя карающей дланью Господней, видеть, как крошечная фигурка валится в снег… где-то на самой линии горизонта. А еще он практиковался со своим Р38, рукоять которого была подогнана оружейником специально под его руку. Вильгельму удавалось попадать из него по брошенному в воздух снежку.

Назад, в реквизированный крестьянский дом, спрашивать разрешения у владельцев нет никакой нужды. Их уже давно забрала спецбригада… пришлось… трупы плохо пахнут, понимаете… ампулы, шприцы и бутылки со спиртным – на столе. Оберштурмбаннфюрер – худой аристократ лет пятидесяти с длинным носом, тонкими губами и тонкими синими венами, в которые так трудно попасть иглой. Но Вильгельм сумел бы попасть в вену и мумии.

– Позвольте мне помочь вам, мой полковник!

Кровь красным цветком распускается в шприце, и

Вильгельм вгоняет поршень.

– Sieg Ней! – выдыхает полковник.

Вильгельм затягивает ремень у себя на руке… ах, эта блаженная теплота!

– Heil Hitler!

– Heil Hitler! – эхом вторит оберштурмбаннфюрер.

Вильгельм понимает, что они участвуют в безумной затее, которая кончится для них так же плохо, как и для Наполеона. Он помнит наизусть стихотворение Виктора Гюго: «Снег падал, и падал, и падал».

Он знает, что его командир придерживается того же мнения. Как нам спасти свои задницы, когда Германия во власти безумца? Но такие мысли лучше оставлять при себе. Русские наступают неудержимо, а союзники рвутся к Берлину, так что лучше не говорить лишнего и даже не думать лишнего. Черные Псы учуют любого, кто страдает пораженчеством и нелояльностью фюреру Одно неверное слово – и будешь болтаться на виселице рядом с русскими партизанами, с табличкой на шее, на которой написано «Мертвая дезертирская свинья». И это был лейтенант. Офицеры вовсе не застрахованы от подобной расправы… напротив. Так что оставайся kalt[9], следи за ситуацией и выжидай.

Выстрелы снаружи… Вильгельм упаковывает ампулы и шприцы. Им придется отступать, хотя им и приказали оборонять эту позицию bis in den Tod[10].

«Пусть Гитлер, Геббельс и Геринг займут наше место и сражаются, – рычит оберштурмбаннфюрер. – Я отступаю».

Долгое отступление, обмороженные солдаты, ковыляющие на беспалых ногах. Есть и такие, что отморозили веки – их глаза больше уже никогда не закроются. И гениталии, которые отваливаются, когда ты пытаешься помочиться, и концентрированная желтая моча струится пополам со свернувшейся черной кровью… назад, назад, назад… на подступы к Берлину.

Берлин лежит в развалинах, лишенный воды, снабжения, полиции и медицинской помощи. Вне всяких сомнений, та самая ситуация: каждый сам за себя. Русские – на восточных подступах к Берлину, союзники – на западных. Вильгельм следует своим инстинктам. Он знает, что игра, в которую мы играем всю жизнь, называется Выживание. Великая Война проиграна, но эсэсовцы бродят по улицам с веревками, продолжая методически развешивать дезертиров и пораженцев на деревьях, фонарных столбах и обнажившихся балках, выступающих из попавших под бомбежку зданий.

Ага, труп майора. Вильгельм быстро обыскивает карманы. Автоматический пистолет двадцать пятого калибра, который он тут же перекладывает к себе, четыре ампулы и шприц с запасными иглами в маленькой металлической коробочке… Эвкодол… что за хрень такая? Вильгельм набирает в шприц две ампулы по двадцать миллилитров и вгоняет дозу себе в вену.

«Sieg Ней!» Ощущение почти такое же, как от спидбола, смеси морфина и кокаина. Потрясающее ощущение свободного полета, как в молодости, когда он еще занимался планерным спортом. Однако в ВВС его так и не взяли. Плохое зрение.

Надо спешить, идти навстречу американцам! Они поверят в любую брехню, лишь бы только она походила на то, что они ожидают услышать.

Падение Берлина… музыка из «Gotterdam-merung»[11]… гром и молнии. Испуганные обыватели, пьющие воду из воронок, оставшихся после бомбежки. Молнии в небе застывают и превращаются в молнии в петлицах WafFenSS… лицо танцора, напряженное и внимательное… ФУШШШ! Эсэсовец бросается на землю, и перед ним неподалеку разрывается снаряд. Он поднимается с земли, застывает в той же внимательной позе, вглядывается.

На балке, торчащей из развалин соседнего здания, болтается тело молодого человека в штатском. Оно медленно покачивается, вращаясь вокруг своей оси, и вот становится видно лицо повешенного. Вильгельм достает нож, перерезает веревку и затаскивает тело в развалины. Обрывки обоев, туалетный столик, все вместе производит впечатление театральной гримерки. Вильгельм работает проворно, раздевается, стягивает с себя куртку… рубашку… снимает галифе и кальсоны, положив Р38 на туалетный столик. На свет появляется его уже слегка набрякший член. Вильгельм охвачен джанковои лихорадкой, его колотит и жжет изнутри. Он приподнимает мальчишку за ягодицы и стягивает с него брюки. У повешенного трусы спереди забрызганы спермой. Улыбнувшись, Вильгельм стягивает с покойника трусы и надевает их на себя не до конца, оставив член висеть поверх резинки. Затем он берет его в пальцы, совершает несколько движений и, оскалив зубы, поливает спермой бездыханное тело. Затем заправляет член в трусы, натягивает брюки мальчишки, которые сидят великолепно на его тощей заднице. Даже ботинки оказываются подходящего размера. Ах, ботиночки мои! Он надевает пиджак и засовывает руку в левый внутренний карман.