Читать книгу "Проклятый город - Павел Молитвин"

Эвридика последовала ее примеру, с радостью ощутив накатывающее чувство освобождения от земной тяжести. Она представляла себя птицей, способной парить на какой угодно высоте, кувыркаться, повиснуть вниз головой, выписать мертвую петлю или любую другую фигуру высшего пилотажа. Пьянящее чувство свободы поднималось и вскипало в ней, словно пузырьки газа в шампанском, заставляя забыть и об экскурсии, и об Уилле, пренеприятнейший разговор с которым был необходим и неизбежен, и даже о том, что находится она в чужом, недобром городе, ставшем в течение суток могилой миллиона с лишним человек не далее как полвека назад.

Состояние эйфории длилось недолго, и, очнувшись, Эвридика с некоторым смущением огляделась по сторонам, но, похоже, ее спутники испытывали сходные чувства и были не прочь порезвиться и покувыркаться в мире, почти лишенном тяжести, если бы не опасались выглядеть стадом упившихся бегемотов, вообразивших себя небесными птахами. Звучавшие в наушниках смех и бессмысленные восклицания сменились хмыканьем и покряхтыванием, которые, в свой черед, прерваны были призывом привыкшей к подобной реакции туристов экскурсовода:

— Леди и джентльмены! Мы начнем нашу экскурсию с того, что проплывем над бастионом Головкина. Обогнем с запада Петропавловский собор, пересечем территорию крепости с севера на юг и сделаем остановку над Комендантской пристанью, откуда вы окинете взором Невский фасад этого грандиозного архитектурного ансамбля. Потом желающие отправятся со мной на Алексеевский равелин и осмотрят тюрьму Трубецкого бастиона. Остальные в это время могут отдохнуть в подводном ресторане «Монетный двор», расположенном в здании, где с 1724 года чеканились русские монеты, изготовлялись ордена и нагрудные знаки. Экскурсию нашу завершит посещение Петропавловского собора, бывшего усыпальницей государей России. В нем, как вам известно, похоронены русские императоры от Петра I до Александра III.

Первая деревянная крепость с земляными валами была сооружена «с великим поспешанием» к весне 1704 года в ожидании шведского вторжения. Она имела в плане форму неправильного шестиугольника с вынесенными вперед бастионами. Наблюдение за их строительством вели Петр Великий и его сподвижники: Меншиков, Головкин, Зотов, Трубецкой и Нарышкин. Их именами бастионы эти и были названы…

Фонари по обеим сторонам от пловцов светили все тусклее и тусклее, тьма под ними сгустилась, зато впереди постепенно начал проявляться, материализуясь из сине-зеленого тумана, светлый силуэт крепостной стены с бастионом. Эвридика, с детства знакомая с ластами и «бабочкой», воспринимала особенности подводного пейзажа как нечто само собой разумеющееся. Видимость в пределах от 5 до 600 футов, в зависимости от чистоты воды, искажение перспективы, в результате чего все предметы кажутся на треть больше и ближе, чем на самом деле. Далеко не все ее спутники были, однако, подготовлены к погружению так же хорошо. Кое-кто из них впервые познакомился с правилами подводного плавания лишь на борту «Шарля Азнавура» — фешенебельного лайнера, в бассейнах которого опытные тренеры натаскивали новичков на постижение этой премудрости в кратчайшие сроки.

Рекламные проспекты уверяли, что за время круиза, начинавшегося в Гавре и заканчивавшегося в Санкт-Петербурге, подводному плаванию сумеют научиться даже те, чье знакомство с водой ограничивается душевой или кабиной ванной комнаты. И обещание свое устроители круиза до известной степени выполнили. Новоявленные покорители морских глубин не блистали техникой и от остальных отличались так же, как нефтевоз от чайного клипера, но, по крайней мере, до сих пор с ними не произошло ни одного ЧП, и это говорило о многом.

Судя по тому, что четверо новичков все еще жались к экскурсоводу, чувствовали они себя под водой не слишком уверенно, но здешние' воды и опытных-то пловцов на благодушный лад не настраивали. Вода здесь была смолистой, неживой и не поддерживала пловца, как в настоящем море или в океане. Пустота подводного мира казалась зловещей и ничуть не напоминала шельфы Атлантики, Индийского океана или Средиземного моря. Ни тебе разноцветья похожих на окаменевшие цветы кораллов и зарослей морских трав, между которыми снуют пестрые рыбки, одна другой краше. Ни подводных скал, с коих толстобрюхие обжоры лениво объедают колышимые слабым течением водоросли, ни светлых песчаных полян с парящими над ними косяками макрели, ни ярко-красных, изумрудных, коричневых и лиловых губок, среди которых шныряют крабы и рыбы-попугаи. Осьминоги, «ангельские рыбы», даже затаившиеся в гротах и расщелинах мурены, и те были, на взгляд Эвридики, привлекательнее мрачно реющих, подобно траурным стягам, полотнищ ламинарий, высаженных вокруг Медного всадника, покрытых темным лишайником таинственных, таящих угрозу зданий, среди которых лишь изредка блеснет чешуей мало-мальски приличная на вид рыбка, зато того и гляди наткнешься на лупоглазую мелочь с отвисшим брюхом и тремя ядовитыми колючками на спине, на мерзких змееподобных миног или, в лучшем случае, на стайку безликой, как чиновничья рожа, салаки…

— К середине восемнадцатого века деревянные сооружения на Заячьем острове были заменены каменными и, превосходя размерами прежние бастионы с соединяющими их куртинами, имели высоту до 40 футов и ширину до 65, — пробился к сознанию Эвридики голос экскурсовода. — В дополнение к ним в тридцатых годах восемнадцатого века были возведены равелины. Алексеевский — с западной стороны и Иоанновский — с восточной. В 1785 году стены и бастионы были облицованы крупными блоками серого гранита, после чего Невский фасад крепости приобрел черты величественности и монументальности, созвучные панораме центральной части тогдашней столицы империи.

Усиленная Кронверком, Петропавловская крепость представляла собой первоклассный образец военно-инженерного искусства восемнадцатого века, но ей не пришлось принять участие в военных действиях. Зато впоследствии она стяжала мрачную славу «русской Бастилии»…

Нет, в этих водах даже у самого дна, где из-за отраженного им света живности больше, она не процветает, а едва влачит жалкое существование. Даже китайские крабы, выросшие здесь в два раза по сравнению с теми, что завезены были некогда из Поднебесной империи в Амстердам и возрастали здесь до четырех-пяти дюймов, против полуторадюймовых, оставшихся дома сородичей, производили почему-то на Эвридику удручающее впечатление. А уж когда, как сейчас, до дна было футов пятнадцать-двадцать, зрелище представлялось и вовсе безрадостным. Хотя, если исходить из того, что увиденное оценивается наблюдателем в соответствии с состоянием его духа, другими эти призрачно светящиеся стены и бастион, выросшие из мутно-зеленого сумрака, воспринимаются, возможно, как Дворец Исполнения Желаний, благодаря отсветам далекого солнца и искусно расставленным прожекторам.

Отблески солнечных лучей, с трудом пробивавшихся сквозь двадцатипятифутовую толщу воды, отделявшую вершину бастиона Головкина от поверхности, и рассеянный свет прожекторов действительно придавали старинным укреплениям праздничный и величественный вид, а точеная башня собора вызвала у спутников Эвридики вздохи невольного восхищения. Да и сама она, даже будучи в преотвратном настроении, не могла не поддаться очарованию словно замурованной в жидкое стекло крепости. Нырнув в распахнутые ворота цитадели и проплывая между громадой собора и миниатюрным Ботным домиком — предназначавшимся для хранения ботика Петра Великого, как объяснила экскурсовод, — Эвридика испытала удивительное чувство нереальности происходящего, охватывавшее ее уже не первый раз в этом удивительном городе.