Читать книгу "Прекрасная Отеро - Кармен Посадас"

* * *

По словам Каролины, именно из-за тоски по Пако она оставила своего благодетеля и уехала на поезде в Барселону, захватив с собой подарки и много денег сеньора Пораццо. Через несколько дней двенадцатилетняя (!) Каролина поселилась в городе и наняла служанку по имени Росалия, женщину «очень надменную и исполненную достоинства, в гофрированном чепчике». Затем Каролина и Росалия с ее гофрированным чепчиком объявились в ложе барселонского «Паласио де Кристаль», где, как говорили, бывал Пако. Каролина в мемуарах уверяет, что «публика; увидев девушку необыкновенной красоты, пришла в волнение, и десятки корзин с цветами были посланы в мою ложу восхищенными мужчинами». «Кто наделал столько шума?» – будто бы спросил Пако и, к великому изумлению, обнаружил, что это была «его Нина». С этого дня Каролина и Пако снова вместе. Однако вскоре «мною завладело беспокойство, – написала мадам Вальмон под диктовку Отеро, – я не говорила раньше Пако о своей беременности, и теперь мне показалось, что пришло время сообщить ему об этом, потому что я была уже почти на четвертом (курсив мой. – Авт.) месяце».

Неизвестно, протянула ли мадам Вальмон руку к шляпе (как делала всегда, когда записывала особенно трогательный эпизод), услышав историю об этом романтическом воссоединении. Однако, судя по всему, ее вовсе не удивило, что менее чем за четыре месяца Каролина успела столько пережить: уехала с Пако Коллем в Лиссабон, была принудительно возвращена домой полицией, снова сбежала и вернулась в Португалию без единого сантима, дебютировала в театре, сожительствовала с банкиром, осыпавшим ее драгоценностями, и накопила благодаря этому значительную сумму денег, оставила банкира ради возлюбленного и т. д. и т. п. Этот рассказ должен был бы показаться неправдоподобным даже чувствительной мадам Вальмон, но, возможно, очередное «признание» героини произвело на нее столь сильное впечатление, что она не обратила внимания на явные хронологические неувязки.

«Мне показалось, – рассказывала Каролина своему биографу, – что пришло время открыть все Пако, и я это сделала. В то же время меня пригласили выступать в «Паласио де Кристаль», где я познала первый настоящий успех. И была бы вполне счастлива, если бы Пако не проигрывал зарабатываемые мной деньги. К тому же он был уже не так ласков со мной и совершенно открыто флиртовал с другими женщинами. Поведение Пако меня очень огорчало, но, будучи темпераментной по натуре, я не скучала по спокойной жизни в Лиссабоне, потому что сентиментальной безмятежности всегда предпочитала жизнь, полную страстей, пускай и с сопутствующими ей страданиями. Я часто думала о младенце, который должен был вскоре появиться на свет, и надеялась, что мой возлюбленный будет счастлив, как и я. Но, увы, это было не так. Пако – будто бы в шутку – сделал мне несколько намеков, но я притворилась, что не поняла их. Тогда он перестал говорить об этом, но втайне от меня решил действовать. Однажды, воспользовавшись моим недомоганием, Пако отвез меня к повивальной бабке, ремесло которой состояло не в том, чтобы помогать детям появляться на свет, а чтобы отправлять ангелочков на небо. Неожиданно мне дали хлороформ. Очнувшись, я почувствовала ужасную боль и после этого несколько дней пролежала в постели. Я никогда не простила Пако этого предательства, но, поверьте, это было лишь первое из множества других предательств, ждавших меня в жизни…»

Призраки девочки Агустины Отеро

Ницца, 8 апреля 1965 года, 7 часов вечера

Все верно. Эти фантастические истории о моей юности и первых артистических успехах я поведала мадам Вальмон в 1926 году. «Чересчур трагическая история», – подумают некоторые. Да, действительно, но весьма далекая от правды. К счастью, я рано поняла, какого рода истории волнуют публику, и всегда ориентировалась на это. Людям нравится слушать маленькие романтические трагедии, кисло-сладкие искупительные драмы, помогающие представить, что они вели бы себя в подобных обстоятельствах примерно так же, как и героиня. Людей волнуют трогательные истории о несчастной любви – с несправедливостью, ревностью и местью, рассказы о несчастьях, злоключениях, невзгодах…

Напротив, истинные драмы, сопряженные с настоящим человеческим горем и описываемые порой с омерзительными подробностями, возможно, поначалу заставят слушателей ужаснуться. Но очень скоро этот ужас сменится отвращением, а потом и чувством отторжения к испытавшему эти страдания. Я не раз имела возможность убедиться в этом. В человеческом существе есть механизм, заставляющий бежать от настоящего Ужаса, дабы не быть втянутым в воронку чужих несчастий. Люди предпочитают думать, что страдающий человек сам виноват в своих бедах. Поэтому я никогда не рассказывала правды о своем происхождении. Об этом стало известно через некоторых бесцеремонных людей, но сама я никому не говорила, что в действительности Белла Отеро, или, вернее, Агустина Отеро Иглесиас, была незаконной дочерью мастера по починке зонтов из деревни Кордейра и нищенки из Вальги. У моей матери было еще пятеро детей – таких же незаконнорожденных и несчастных, как и я. Еще меньше мне хотелось, чтобы люди узнали о том, что мы жили едва ли не в сарае и спали рядом с животными, а также о том несчастье, которое со мной случилось, когда я была совсем ребенком. Это событие оставило отпечаток на всей моей жизни.

Как уже упоминалось, я рассказала мадам Вальмон, что забеременела и мне, против моей воли, сделали аборт. Это не могло быть правдой, и скоро вы узнаете почему. Сейчас я потревожу призраков, чаще всего посещающих меня в последнее время, – призраков девочки Агустины Отеро. Ну что ж, Гарибальди, я сниму черную тряпку с твоей клетки. Ты уже видел этих призраков прежде, так что можешь составить мне компанию, пока они говорят.

Когда я вызываю призраков девочки Агустины, они рассказывают историю, случившуюся в Вальге летним вечером 1879 года. Я возвращалась домой с корзинкой собранных на продажу шишек и несколькими кусками черствого хлеба, поданными мне из милости соседками, когда жестокая судьба послала мне навстречу Венансио Ромеро, двадцатипятилетнего сапожника из соседней деревни, известного в нашей округе под прозвищем Конайнас.

Сплетницы рассказывают, что он много раз видел, как я танцевала со своими подружками на улице, и поэтому поджидал меня в глухой сосновой роще справа от склона Терроэйра, на дороге, ведущей к Рекейхо. Было около полуночи, блестела луна… Мне было тогда всего десять лет.

Настоящее детство Беллы Отеро

Нет никаких бумаг, подтверждающих пребывание Беллы в колледже для девочек в Лиссабоне и Барселоне, но существует официальный документ, свидетельствующий о том, что Агустина Отеро Иглесиас была зверски изнасилована 6 июля 1879 года в окрестностях своей деревни. Этот документ в течение долгого времени считался утерянным, пока не попал в сороковые годы к поэту Сельсо Эмилио Феррейро. Феррейро (ставший впоследствии одним из самых заметных поэтов своего поколения) рассказывал, что ему посчастливилось завладеть документом «по чистой случайности, прежде чем старьевщик отправил его на бумажную фабрику». Это официальное свидетельство о нападении на уже легендарную в то время парижскую звезду он передал дону Пруденсио Ландину, криминалисту и корреспонденту «Фаро де Виго». Ландин, в свою очередь, понимая уникальность документа, опубликовал лишь его изложение, опустив – но его словам, из соображений приличия – самые шокирующие места: