Читать книгу "Карающий ангел - Елена Ярошенко"

— Ты очень наблюдательная, Леля. Я получила неприятное известие из Москвы. Умерла старая компаньонка моей бабушки. Причем смерть такая дикая — старушка упала с лестницы и свернула себе шею. Жалко ее ужасно… С тех пор как огласили завещание бабушки, обманувшее надежды всех домашних, бедная старушка-компаньонка была вообще не в себе. Бабушка не раз говорила при жизни, что упомянула ее в завещании, а в результате бедняжка, прослужившая в нашем доме всю жизнь, не получила и трех рублей.

— Я помню, с завещанием твоей бабушки получилась какая-то странная история.

— Странная — это слишком мягко сказано! Бабушка была очень богатой женщиной с хорошей коммерческой хваткой. Поверь, ей было что оставить! Завещание она составила задолго до смерти и любила поговорить о своих распоряжениях. Предполагалось, что основной наследницей стану я, но кроме меня были помянуты многие родственники, друзья и преданные слуги. Что-то по мелочи должно было отойти моему двоюродному брату; еще одному родственнику, молодому художнику, были завещаны деньги на поездку в Италию; обедневшая тетка, внучатая племянница бабушки, ждала крупную сумму, оставленную бабушкой ее сыновьям, обе женщины мечтали дать мальчикам университетское образование… Компаньонке, управляющему и домашнему врачу тоже вроде бы причитались какие-то суммы; любимая горничная бабушки и другая прислуга должны были получать пожизненную пенсию, а молодая камеристка, которой жить на пенсию еще рано, ожидала несколько тысяч на свое самостоятельное жизненное обустройство. Бабушка даже собиралась оставить что-то нашей Лиге и одному детскому приюту…

Когда же завещание огласили, оказалось, что все эти распоряжения отсутствуют. Мой двоюродный брат получил абсолютно все — деньги, дома, всю движимость и недвижимость. И никто из нас не знал, когда и почему бабушка изменила свою волю. Мне досталось только это имение, которое она еще при жизни перевела на мое имя. Остальные родственники, кроме кузена, конечно, считают, что с ними поступили несправедливо. Да, он старший из бабушкиных внуков и к тому же мужчина, но мы ведь живем не в Англии, чтобы передавать наследство по законам майората. Однако я не могла допустить, чтобы у гроба умершей шли разговоры о деньгах и дележе наследства. Бабушкиной прислуге, оставшейся без средств, я предложила переехать ко мне в имение, и кое-кто из них согласился. Я тут организовала хорошую молочную ферму, и денег мне вполне хватает, даже удается немного помогать тетке, обделенной наследством, ей ведь нужно поставить на ноги двух сыновей. Но вести из Москвы все время приходят грустные. Сначала бабушкин управляющий сгорел на пожаре. Вспыхнул старый флигель, где он жил, и только обгорелое тело нашли среди головешек. Потом дворник, всю жизнь прослуживший в доме, исчез неизвестно куда, не взяв ни рубля, ни рубашки, ни куска хлеба. В странствие так не уходят… Я уж думаю — жив ли он? А теперь компаньонка бабушки упала с лестницы… Умерла, не приходя в сознание. Страшная смерть… Я ведь знала всех этих людей, и мне тоскливо от мысли, что их больше нет на свете.

— А кого из старой прислуги ты перевезла в имение?

— Няню, бабушкину горничную и кухарку. Они женщины пожилые, новое место найти им было бы трудно, а дорогой кузен собирался выкинуть их на улицу. И еще одну девушку, камеристку, взятую в дом незадолго до бабушкиной смерти. Очень толковая и сообразительная. Думаю, ее следует подучить и сделать секретарем, она так помогает мне в делах Лиги.

— Ну видишь, четыре человека благодаря тебе имеют свой кусок хлеба, живы, здоровы и ни в чем не нуждаются. Ты отчасти исправила несправедливость, допущенную старушкой.

На следующий день было намечено заседание местного отделения Лиги феминисток, для чего Маруся арендовала небольшой зал в Купеческом собрании. До начала заседания она хотела показать мне город, и из имения мы выехали сразу после завтрака.

Небольшой уездный городок был как две капли воды похож на другие городки в южных губерниях России. Назывался он забавно — Слепухин. Основными достопримечательностями были собор, судя по архитектуре — рубежа XVIII и XIX веков, городской базар — довольно грязная площадь, где прямо с возов бойко торговали огурцами и картошкой, уже знакомое мне незамысловатое здание вокзала, торговые ряды, желтую штукатурку которых давно пора было обновить, городской сквер с летним театром и главная улица, на которой кипела жизнь, — здесь расположились банк, почта, гостиница «Петербургская», контора нотариуса, ресторация «Аркадия» и заведение с вывеской «Парикмахер Поль Лежье из Москвы».

На окраине Слепухина, в кирпичных казармах, окружавших пыльный плац, был расквартирован пехотный полк. Город вполне можно было назвать процветающим.

Здание Купеческого собрания, где было назначено заседание феминисток, не отличалось особым изяществом, но построено было добротно, что называется, на века. В синей гостиной собралось человек двадцать приглашенных.

Слепухинские феминистки и вправду оказались дамами не первого разбора. Кроме Маруси Терской и ее камеристки Евгении, стремительно делавшей карьеру и уже почти назначенной секретарем, присутствовали: конопатая телеграфистка, жена местного аптекаря, две гувернантки из состоятельных семей, весь женский персонал земской больницы — фельдшерицы, сестры милосердия, акушерка и кастелянша, несколько учительниц, три чиновничьих вдовы и небогатая помещица. Дамы принесли на заседание цветы из собственных палисадников и какую-то домашнюю выпечку. На столиках был сервирован чай. Обстановка казалась непринужденной. В углу я заметила темный мужской силуэт.

— Неужели мужчины тоже посещают ваши заседания? — тихо спросила я у Маруси.

— Ну если они прогрессивно мыслят и разделяют наши взгляды, почему мы должны их прогонять? Тот господин в углу — местная знаменитость. Известный поэт-декадент Варсонофий Десницын…

— Известный в Слепухинском уезде или шире?

— Его два раза печатали в петербургских журналах. Не знаю, насколько он известен в столице, но что слава его перешагнула границы Слепухина — это точно.

Между тем пора было открывать заседание. Маруся, как председательница, взяла слово, поприветствовала собравшихся, представила гостей — меня и поэта, который, естественно, был хорошо знаком местным дамам, — и приступила к докладу.

В повестке ожидалось еще мое сообщение об успехах французских женщин в деле получения образования, выступление поэта и обсуждение организационных вопросов, а именно благотворительный базар с целью сбора средств для нужд Лиги.

По мне, эти базары, выручка с которых еле-еле покрывает накладные расходы, чистая ерунда. Гораздо разумнее найти состоятельного купца, склонного к благотворительности, и время от времени выпрашивать у него немного денег на общественные нужды. Купцы, сдирающие со своих должников проценты до копеечки, не всегда могут отказать молодым дамам-просительницам, даже если деньги, по купеческому разумению, пойдут на ерунду.

Маруся ознакомила присутствующих с формами языческого брака у славянских племен дохристианского периода в Древней Руси, а также имущественных прав наших прародительниц. Члены Лиги вежливо слушали, но, как мне показалось, скучали. Мое сообщение о современной французской жизни было встречено с большим интересом.