Читать книгу "Уйди скорей и не спеши обратно - Фред Варгас"

Декамбре взглянул на Лизбету, она написала цифру «15» в своей записной книжке. С тех пор как Вестник читал объявления, появилась возможность недорого покупать прекрасные продукты, и его постояльцев всегда ждал хороший ужин. Он заложил книгу белым листком бумаги и, вооружившись карандашом, стал ждать. Вот уже около трех недель Жосс читал необычные объявления, которые поначалу интересовали Декамбре не больше, чем продажа яблок или машин. Эти ни на что не похожие послания, бессмысленные и угрожающие, теперь постоянно появлялись в утренней почте. Два дня назад старик решил потихоньку записывать их. Его карандаш, длиной в четыре сантиметра, целиком умещался у него в ладони.

Вестник начал метеопрогноз. Он вещал свои предсказания, подняв голову и изучая небо со своей эстрады, и неизменно заканчивал погодой на море, совершенно бесполезной для слушателей. Но никому, даже Лизбете, не пришло в голову сказать ему, что эта рубрика не нужна. Все слушали, как на проповеди.

— Облачность обычная для сентября, — объяснял Жосс, глядя на небо, — до шестнадцати часов без прояснений, к вечеру погода улучшится, можно прогуляться, но не забудьте теплее одеться, сильный ветер стихнет. Морской прогноз: общая обстановка в Атлантике на сегодня и последующие дни — антициклон 1030 на юго-западе Ирландии, гребень высокого давления с усилением в сторону Ла-Манша. В районе Кап-Финистер, с востока на северо-восток от пяти до шести баллов, на юге от шести до семи. С запада на северо-запад море местами бурное.

Декамбре знал, что морской прогноз займет какое-то время. Он перевернул листок, чтобы снова прочесть два объявления, записанные им в предыдущие дни:

Пешком с моим маленьким лакеем (которого я не решаюсь оставить дома, потому что с моей женой он всегда бездельничает), чтобы извиниться за то, что не пришел ужинать к госпоже (…), которая, я прекрасно это понимаю, сердита на то, что я не дал ей возможности сделать дешевые покупки к торжеству, устроенному в честь назначения ее мужа на должность чтеца, но мне это безразлично.

Декамбре нахмурился, пытаясь вспомнить. Он был уверен, что этот текст был цитатой, что он уже где-то читал его однажды. Но где и когда? Он перешел к другой записи, которую сделал накануне:

Верный знак тому чрезвычайное множество мелких тварей, которые плодятся в отбросах, как то: блохи, мухи, лягушки, жабы, черви, крысы и им подобные, они есть признак великого гниения в воздухе и во влажныя места.

«Во влажныя места» моряк произнес особенно четко. Декамбре предполагал, что отрывок взят из текста семнадцатого века, но не был в этом уверен.

Наверняка какой-нибудь безумец или маньяк. Или эрудит. А может, какой-нибудь маленький человечек, мечтающий о власти и говорящий заумными фразами, желая возвыситься над простыми людьми и посмеяться над их невежеством. Тогда он должен быть на площади в толпе, чтобы наслаждаться, видя, как это дурачье стоит рот разинув, ничего не понимая в глубокомысленных посланиях, которые старательно читал бретонец.

Декамбре постучал карандашом по бумаге. Даже если допустить, что он прав, все равно он с трудом мог представить личность автора этих записок. Насколько простой и понятной была ярость короткой записки номер четырнадцать от вчерашнего числа, «Ненавижу вас, сволочи», ведь что-то подобное все уже слышали много раз, настолько мудреные послания эрудита не поддавались разгадке. Чтобы понять их смысл, Декамбре нужно было пополнить свою коллекцию и для этого слушать каждое утро. Может, именно этого и добивался автор, просто-напросто чтобы его слушали каждый день.

Закончился непонятный морской метеопрогноз, и Вестник снова продолжил чтение записок своим красивым голосом, который долетал до другого конца перекрестка. Он только что закончил рубрику «Семь дней в мире», где в свойственной ему манере рассказал о международных новостях за день. Декамбре расслышал последнюю фразу: «В Китае народу не до смеха, их там по-прежнему угнетают как ни в чем не бывало. В Африке дела идут неважно, сегодня не лучше, чем вчера. Не скоро там жизнь наладится, никто ведь ради них не хочет и пальцем пошевелить». Потом бретонец перешел к записке номер шестнадцать, в которой предлагали на продажу электрический бильярд 1965 года в отличном состоянии, с гологрудой красоткой в виде украшения. Сжимая карандаш, Декамбре напряженно ждал. И послание прозвучало, его нетрудно было узнать среди разных «люблю», «продаю», «ненавижу» и «покупаю». Декамбре показалось, что рыбак помедлил секунду, прежде чем прочитать его. Может, бретонец уже сам вычислил чужака?

— Девятнадцать! — провозгласил Жосс. — И когда змеи, летучие мыши, барсуки и все твари, живущие в глубине подземных галерей, разом устремятся наружу и покинут привычные жилища…

Декамбре торопливо нацарапал текст на листке. Опять та же история про всяких грязных тварей. Он снова задумчиво перечитал текст от начала до конца, пока моряк заканчивал утренние новости традиционной «Страничкой французской истории для всех и каждого», в которой всякий раз рассказывалось о каком-нибудь давнем кораблекрушении. Наверное, Ле Герн сам когда-то пережил крушение. И похоже, корабль его назывался «Норд-вест». И уж верно теперь голова бретонца дала течь, так же, как когда-то его посудина. Этот здоровый с виду и решительный моряк был, в сущности, психом, который цеплялся за свои навязчивые идеи как за дрейфующий бакен. Значит, они с бретонцем похожи, только старику не хватало здоровья и решительности.

— Город Камбре, — излагал Жосс, — 15 сентября 1883 года, французский пароход, грузоподъемностью 1400 тонн. Вышел из Дюнкерка курсом на Лориан с грузом железнодорожных рельс. Сел на мель возле Бас-Гуах. Взрыв котла, один пассажир погиб. Двадцать один член экипажа спасен.

Жоссу Ле Герну не нужно было объявлять конец новостей, чтобы слушатели разошлись. Каждый знал, что после рассказа о кораблекрушении сеанс заканчивался. К этим рассказам так привыкли, что некоторые стали заключать пари об исходе драмы. Ставки принимали в кафе напротив или в конторе, ставили либо на «все спасены», либо «все погибли», или пополам. Жоссу не очень-то нравилась эта спекуляция на трагедии, но он знал, что именно так продолжается жизнь и что это к лучшему.

Он спрыгнул со своей трибуны, встретившись взглядом с Декамбре, который убирал книгу. Как будто Жосс не знал, что он приходил послушать новости. Старый лицемер и зануда не хотел признаться, что бедный бретонский моряк разгоняет его скуку. Если бы только Декамбре знал, какую записку он обнаружил в утренней почте! «Эрве Декамбре сам плетет свои кружева, Эрве Декамбре — педик». Немного поколебавшись, Жосс отложил эту записку в брак. Теперь было двое, а с Лизбетой, может, и трое, человек, кто знал, что Декамбре тайком плетет кружева. В каком-то смысле эта новость даже делала его чуть более симпатичным. Может быть, потому, что Жосс столько лет наблюдал, как отец часами чинил рыболовные сети.

Жосс собрал забракованные записки, поднял ящик на плечо, и Дамас помог ему отнести урну в подсобку. Как обычно, после утреннего сеанса их ждали две чашки горячего кофе.