Читать книгу "Пять капель смерти - Антон Чиж"

— Здравия желаю, господин Джуранский!

Ротмистр машинально подносит руку к шляпе, вовремя спохватывается, сухо кивает и просит прощения за опоздание. Извинения его обрывают и отдают срочные поручения.

Во-первых, снарядить филера Курочкина на розыски тех, кто снял с жертвы всю одежду. Ванзаров описывает злодеев так, словно видел лично. Ротмистр привык к магическим способностям своего начальника, каковых лишен начисто. И все-таки подробности приводят в смущение Мечислава Николаевича. Что поделать: служба в кавалерии оставляет неизгладимый след в мозгах. Джуранский носит кличку Железный Ротмистр, заработанную стальным кулаком бывшего кавалериста, но более характером: честным, трудолюбивым и упрямым до изумления. За что негласно числится лучшим помощником Ванзарова.

— Уже свидетелей успели допросить? — спрашивает он.

— Вот мои свидетели, — Ванзаров указывает на снег. — У вас перед глазами. Вокруг тела и вон там, в двух шагах. Следы замечаете?

Джуранский озирается напряженно и пристально. То же самое незаметно делает Щипачев. Ничего не обнаружив, ротмистр смущенно выпускает горячий пар, не хуже боевого коня:

— Затоптано все. Трудно разобрать…

— Тогда поверьте на слово.

— Слушаюсь!

— Слушаться — хорошо, а уметь думать — лучше, ротмистр.

— Так точно…

— Ладно, к делу… Поручаю вам, Мечислав Николаевич, почетную, можно сказать, дипломатическую миссию. Знаете, где американское посольство?

— На Фурштадтской улице.

— С вашим ходом минут за пятнадцать успеете. Как прибудете, так прямо с порога и обрадуйте: ваш секретарь господин Санже найден мертвым. С утра пораньше такая новость должна произвести бодрящее впечатление.

— Есть… А дальше?

— Когда посол придет в себя после радостного известия, вежливо, именно вежливо, ротмистр, попросите не поднимать скандал на все Министерство иностранных дел, а обратиться за разъяснениями ко мне. Если чин для них маловат — тогда к начальнику сыскной полиции, нашему добрейшему Филиппову. Хотя просьбу эту они, конечно, не выполнят.

— Почему же? — спрашивает ротмистр.

— Служба у дипломатов скучная, делать нечего, только плести интриги, — говорит Ванзаров. — А тут отличный повод скандал закатить. Все-таки развлечение. Такой шанс они не упустят.

Пристав сурово нахмурился. Джуранский, прихваченный речным ветерком, разрумянился, как барышня. Только Ванзаров, стряхнув ледышки с усов, смотрел на белеющее тело, будто знает о нем что-то важное.

Воспоминания полковника Макарова Николая Александровича, заведующего Особым отделом Департамента полиции[7]

Не думал, что вернусь к тем событиям. Однако сейчас, спустя много лет, когда их участников или тех, кто был о них осведомлен, давно уже нет, а мне осталось немного, настало время вспомнить все. Вспомнить для потомков. Тем более что записки эти увидят свет, когда меня не станет. Такова моя воля. Наследникам моим поручаю передать их господину Гривцову, в свое время доставившему мне столько хлопот своим беспокойным любопытством. Ему же разрешается поступить с моими записками и прочими документами по этому делу по своему усмотрению. Буду рад, если он найдет в них нечто для себя полезное.

Хочу вспомнить добрым словом штабс-ротмистра Особого отдела полиции, моего лучшего сотрудника Юрия Жбачинского. Он знал свое дело и считал, что работа с агентом должна напоминать игру. Он не жалел ни сил, был изобретателен и удачлив, и ни один агент его не был разоблачен. А ведь они имели дело не с уголовниками, а с террористами-революционерами.

Политический сыск для Жбачинского был не просто службой. Он боролся с врагами империи с такой страстью, на какую вообще способен офицер секретной полиции за скромное жалованье в полторы тысячи годовых.

В тот день Юрий Тимофеевич шел на свидание с малозначительным агентом Совкой с крайней неохотой. Агент новый, задание у него первое, что-то вроде учебного боя. Жбачинскому хотелось как можно скорее получить отчет и сразу направиться на прием Департамента полиции в ресторане «Донон». Штабс-ротмистр настолько несерьезно относился к Совке, что позволил себе опоздать на четверть часа, согреваясь коньяком в «Cafe de Paris»[8].

Когда же явился он в квартиру на Крюковом канале, которую снял для секретных встреч, Совка задернула шторы и включила электрический свет. Не снимая пальто, Жбачинский прошел в гостиную с большим круглым столом:

— Прошу прощения, срочное совещание.

Девушка не ответила.

— Ну-с, что у нас нового за прошедшие двадцать три дня?

Жбачинский всегда точно помнил, когда состоялась последняя встреча.

Он сразу заметил встревоженный вид агента, хотя искренне считал, что любой женщине бледность к лицу. Жбачинский не позволял себе смешивать работу и личные пристрастия.

Совка молчала.

Штабс-ротмистру захотелось кончить ненужную встречу.

— Голубушка, если у вас нет новостей, не беспокойтесь. Поработайте еще месяцок, а если ничего не накопаете, мы для вас что-нибудь придумаем.

Ответа опять не последовало.

Жбачинский встал, решив, что с Совкой все ясно. Обычная пустоголовая кукла, захотела поиграть в шпионов, ничего не вышло, и теперь барышня не знает, как выкрутиться.

— Давайте договоримся: недельки через две, ну, числа 15 января, встретимся здесь, и, может быть, у вас будет что рассказать. А сейчас позвольте откланяться.

Жбачинский протянул ладонь через стол.

Совка посмотрела ему прямо в глаза:

— Юрий Тимофеевич, не знаю, как вам сказать. То, что я узнала, представляет страшную опасность, это такое… Такое…

Штабс-ротмистр постарался быть мягким:

— И что же трагически страшного вам удалось узнать?

— Я вам все расскажу, все… — Совка всхлипнула. — Только, пожалуйста, прошу верить всему. Дайте честное слово, хорошо?

Жбачинский удержался от улыбки и сказал:

— Честное офицерское слово, Совка, поверить каждому слову. Так что стряслось?

— Только прежде выпейте со мной чаю…

Чтобы скорее закончить дело, штабс-ротмистр залпом опрокинул чашечку, в которой плескалась мутно-коричневая жидкость, вроде чая с молоком.

— Теперь я могу узнать страшную тайну, милая Совка?

Мемуары врача 2-го участка Васильевской части Эммануила Эммануиловича Борна

На своем веку повидал я много разнообразных фокусов. Служба врача при участке подразумевает, что перед твоими глазами проходят такие чудеса, каких и сам Гофман никогда не видывал[9]. Мне бы, конечно, засесть за мемуары да описать их подробно. Тогда книжица выйдет изрядная, произведет на общество впечатление изумительное. Господину Чехову до такой расти и расти. Да знаете, Николай, все как-то лень взяться. Да и кому это все нужно?