Читать книгу "Истины. Будущее Америки в первую очередь - Вивек Рамасвами"

мыслители, среди которых писатель и нейробиолог Сэм Харрис, считают, что мораль сводится к работе нейронов в нашем мозге и что в ней нет ничего потустороннего или божественного.

В своей книге «Моральный ландшафт» он пишет: «Ценности… трансформируются в факты, которые могут быть научно осмыслены: в отношении положительных и отрицательных социальных эмоций, импульсов возмездия, влияния конкретных законов и социальных институтов на человеческие отношения, нейрофизиологии счастья и страдания и т. д.».

Это вполне может быть правдой. Но мы все равно остаемся с вопросом, откуда вообще берется мораль. Для атеистов этот вопрос не важен. Для них люди — это просто мешки с мясом, чьи действия являются продуктом движения молекул; в этом процессе нет никакой божественной руки. Неудивительно, что многие из них, в том числе и Харрис, пришли к убеждению, что свободы воли как таковой не существует. Как можно верить во что-то еще, если в вашем мировоззрении нет места для Бога?

Как и большинство людей, я очарован «моральным законом» внутри себя. Подумайте об этом, и я уверен, что вы тоже. Когда я размышляю о своем чувстве добра и зла или о своих врожденных представлениях о всеобщем благе, к которому я стремлюсь, принимая решения, я чувствую присутствие чего-то иного, нежели нейроны, работающие в моем мозгу.

Вероятно, я не одинок. Каждый человек — христианин, мусульманин, теист, атеист — наделен врожденным чувством морали и справедливости; перефразируя неподражаемого юмориста Дэвида Вонга, все мы живем так, как будто абсолютная мораль некоего верховного законодателя является истиной.[6]

Когда кто-то обкрадывает нас, мы не просто говорим «ах, этот человек проявляет социальное отклонение» — мы злимся. Мы хотим справедливости. Когда муж изменяет, мы чувствуем себя преданными. Обиженными. Оскорбленными. Мы знаем, что хорошо, а что плохо, и знаем это потому, что это заложено в нас Богом.

Социальная наука подтверждает, что мораль универсальна и врожденна. Обезьяны, получающие в награду огурцы, будут продолжать с удовольствием выполнять задания исследователя.[7] Но дайте одной обезьяне виноград — очень любимое лакомство — и остальные взбунтуются, время от времени выбрасывая из клетки свои некогда заветные огурцы. Они понимают, что ситуация несправедлива по своей сути.

Это не просто вопрос корысти: у нас есть врожденное чувство морали, даже когда нам ничего не угрожает. В одном умном исследовании изучались младенцы в возрасте всего восьми месяцев.[8] Младенцы, конечно, не умеют говорить, поэтому исследователи подошли к делу творчески. Они разработали видеоигру с антропоморфными блоками с глазами. На младенцев надевали устройства, которые отслеживали, куда они смотрят. Когда малыши слишком долго смотрели на один блок, квадрат без глаз падал с верхней части экрана, раздавливая его. Если малыши достаточно долго двигали глазами, блоки не разрушались. Когда малыши поняли принцип управления, исследователи ввели новую переменную: блоки вредили друг другу. Точнее, малыши наблюдали, как один из очеловеченных блоков сталкивается с другим очеловеченным блоком и толкает его к краю экрана. После того как они наблюдали за этим преследованием, 75 процентов малышей смотрели на блок-агрессор буквально смертельным взглядом. Все мы рождаемся с моральным импульсом, с фундаментальным чувством того, что хорошо и плохо, добро и недобро, этично и неэтично.

На протяжении всей истории человечества великие мыслители задавались вопросом, почему так происходит.

Для Канта, чьими словами открывается этот раздел, наличие морального закона внутри каждого из нас, который он назвал «категорическим императивом», заставляет людей действовать в соответствии с принципами, которые могут быть универсально применимы. Для Канта существование этого морального закона подразумевало необходимость некоего морального законодателя, существа, обеспечивающего соблюдение морального порядка. Без Бога моральный закон не имел бы конечной цели и последовательности, сводя моральные обязанности к субъективным предпочтениям, а не к объективным истинам. Только высшая сила, по его мнению, могла бы гарантировать, что моральная добродетель в конечном итоге будет вознаграждена, соответствуя высшему благу, которое Кант определяет как союз счастья и добродетели. Таким образом, Кант приходит к выводу, что постулирование Бога — это «моральная необходимость», позволяющая понять смысл морального закона, который мы по своей природе признаем и которому стремимся следовать.

Конечно, линии рассуждений, найденные у Канта, сложны, и они становятся только сложнее, чем глубже вы копаете.

К счастью, подобные рассуждения можно найти и в других источниках, написанных гораздо более современной и легко усваиваемой прозой. В своей книге «Просто христианство» писатель К. С. Льюис, известный детям как автор книг «Хроники Нарнии», описывает свой путь от атеизма к христианству, опираясь на идеи Канта о нравственных законах. Вначале, пишет он, ужасные вещи, которые он видел вокруг себя, заставили его поверить, что Бог не может существовать; как, спрашивал он, возможно существование такого зла во вселенной, созданной существом, которое якобы является всезнающим и вселюбящим?

Перемены произошли, когда он понял, что его вера в добро и зло — та самая вещь, которая позволила ему осознать, что наша вселенная, по сути, несовершенна, — скорее всего, является результатом божественного происхождения.

«Человек не назовет линию кривой, — пишет он в книге „Просто христианство“, — если у него нет представления о прямой линии».

Другими словами, наше представление о добре должно исходить от чего-то, что находится за пределами нашей биологии. Наши чувства справедливости, честности и долга указывают на некий высший стандарт, выходящий за рамки человеческого изобретения. Нет никаких веских причин предполагать, что идеи о всеобщей морали, которые оставались более или менее неизменными на протяжении веков и во многих культурах, могли возникнуть в процессе дарвиновской эволюции. В самой простой форме этот аргумент изложил философ Уильям Лейн Крейг, который часто говорит: «Если Бога нет, то объективные моральные ценности не существуют; объективные моральные ценности существуют, следовательно, Бог существует».

Истина и любовь

Если это кажется вам слишком банальным, подумайте о том, что ваши органы чувств могут оказаться не такими уж надежными, как вы думаете. Философ Элвин Плантинга выдвинул, пожалуй, самый сложный (и убедительный) моральный аргумент в пользу существования Бога, известный как «Эволюционный аргумент против натурализма». Согласно этому аргументу, когнитивные способности человека развивались в соответствии с законами дарвиновской эволюции, которая отдает предпочтение чертам, способствующим выживанию и размножению, но не обязательно тем, которые приводят к истинным убеждениям. Отсюда следует, что если наш мозг сформирован эволюцией, то он направлен не на поиск истины, а на выживание. Это означает, что наши рациональные способности — те, которые, по мнению атеистов, мы используем для выработки моральных законов, — не могут быть использованы для выработки чего-либо, не говоря уже о сложных законах, управляющих каждым нашим действием. Натурализм, следовательно, ложен, и