Читать книгу "Синдром счастливой куклы - Тори Ру"

тяжелого нервного срыва.

Спрятав лица под черными защитными масками, мы вываливаемся из подъезда и, озираясь, перебежками и закоулками пробираемся к флэту, принимающему гостей. До него десять минут езды на маршрутке, но весь общественный транспорт вымер, по дорогам, увязая колесами в мутной жиже, проплывают только редкие такси.

Сырой воздух пробивается через слои ткани, наполняет легкие и опьяняет почище абсента. Мы преступаем закон, а город по горло утопает в грязи, тишине и весне.

— Быстрее! — Юра дергает меня за рукав куртки. — Нам сейчас только на штраф нарваться не хватало…

Я ускоряю шаг.

В окнах обшарпанной сталинки мелькают разноцветные сполохи, из открытой форточки доносится: «…Дайте мне белые крылья, я утопаю в омуте, через тернии и провода в небо — только б не мучиться…» и высовывается Света — весьма деятельная и странная девочка. Она приветливо машет нам.

Только теперь я понимаю, что соскучилась по чужим лицам, историям и жизням — хоть и ненадолго, но они окрашивали эмоциями и мои дни.

Мы поднимаемся по заплеванным ступеням, но у гостеприимной квартиры натыкаемся на чудо — в углу, уронив на грудь голову с бледно-фиолетовой взлохмаченной шевелюрой, сидит парень в скинни с булавками, тяжелых ботинках и футболке с надписью: «Бла-бла-бла, пора взрослеть. Бла-бла-бла, идите на х*й».

Он в абсолютной отключке.

Юра озадаченно разглядывает его и кивает:

— Это Филин. Но сегодня, похоже, договориться с ним не получится.

5

Настроение тут же падает — совсем как в пять лет под Новый год, когда я узнала, что гребаного Деда Мороза не существует, а вместо него бороду из ваты нацепил папа.

Перешагнув ноги не подающего признаков жизни Филина, мы вваливаемся во флэт, бросаем на кожаный диван одинаковые куртки и избавляемся от масок.

Вокруг клубится дым кальянов и сигарет, раздаются вопли и смех, грохочет живая музыка в исполнении кавер-группы.

Навстречу выдвигаются товарищи Юры — Ками, Дейзи и Никодим, стукаются с ним кулаками и приветливо скалятся, глядя на меня.

Бабушкины кардиганы, безразмерные олимпийки и клетчатые штаны, нечесаные яркие патлы и партаки где только можно — эти веселые парни слывут звездами местного андеграунда.

Все они живут с мамами и папами, и только у нас с Юрой имеется отдельная жилплощадь.

В прошлом году Юра освободил от хлама просторную кладовку, обил утеплителем ее стены, принес перепаянный некими умельцами комп, колонки, микрофоны и прочие приблуды и оборудовал в ней студию.

Это подняло его авторитет до небес. С тех пор и до самого карантина ребята из «Саморезов» и прочие начинающие музыканты зависали у нас неделями, превращая все вокруг в настоящий бомжатник.

Тогда же гитарист-вокалист Федор изъявил желание сложить полномочия и, аккурат перед мировой напастью, окончательно покинул коллектив. Юре, отвечающему за концепцию, тексты, шоу и пиар, пришлось его заменить, но вскоре выяснилось, что играет и поет мой супруг довольно хреново.

Итак, «Саморезы» в полной заднице: осознают, что славы и денег не будет, и постоянно ругаются — каждый тянет одеяло на себя, потому что харизматичного лидера в группе нет. Как нет искры и искренности во всем, к чему Юра причастен.

Но я все равно рада встрече — тепло обнимаю каждого, кратко отвечаю на вопросы о делах, отваливаю к бару и осматриваюсь.

Флэт — огромная квартира без межкомнатных перегородок — занимает весь второй этаж и принадлежит высокопоставленным родителям той самой девочки, что махала нам из окна. Света давно питает нежные чувства к Юре и позволяет его компании и сотням причастных — музыкантам, блогерам, фотографам, художникам и прочим псевдобогемным личностям — ошиваться здесь днем и ночью.

Внизу во времена СССР располагался универмаг, теперь же его площади пустуют, и частые сборища пока не привлекали внимания полиции.

Но сегодняшняя вечеринка проводится незаконно, а доведенный до ручки народ развлекается особенно оголтело.

Юру тащат к импровизированной сцене — барабанной установке и аппаратуре, расставленной на возвышении у стены. Молодые неизвестные мне ребята тут же освобождают место для «аксакалов» и передают им гитары.

Для Юры наступает звездный час — он мгновенно преображается в уставшего романтика с ранами на сердце, начинает саундчек, и поклонницы разражаются визгом.

Мне давно не семнадцать, и связь с ним не вызывает ни гордости, ни восторга. Двигаюсь к стойке и жду свою порцию холодного пива.

Не то чтобы я спиваюсь. Уверена, когда-нибудь я выпью положенную бочку и завяжу, но влачить жалкое существование без дозы алкоголя сейчас просто невозможно.

Залпом осушаю полстакана, явь превращается в тягучую жвачку, но ощущение дискомфорта не отпускает.

Здесь много знакомых, но нет друзей.

Я не привязана ни к кому.

С тем же успехом можно было бы глушить чай, завернувшись в плед на родной убитой кухне.

Меня накрывает невыносимое одиночество.

Вручаю пустой стакан парню, разливающему напитки, беру еще один и ухожу туда, где потише.

К счастью, широкий обшарпанный подоконник в нише за аркой не занят — сажусь на него, медленно пью и сквозь пыльное стекло смотрю на улицу.

Апрельский ветер, словно голодный пес, треплет флаги на здании администрации, с хрустом ломает черные ветви кленов и тополей и топит их в лужах. Холод пробирается за шиворот, тоска давит на ребра — невыносимо больно, но так привычно, что отдает уютом. Полумрак, уединение и милый сердцу депрессняк…

— Ты не против? — спрашивает какой-то тип, устраиваясь на противоположном конце моего подоконника.

Я против, но ничего не говорю, и тип водружает на него тяжеленные ботинки.

С подозрением вглядываюсь в его лицо, но опознаю лишь неприличную надпись на майке и нежно-фиолетовые кудри над обритыми до темного «ежика» висками и затылком.

Оживший Филин собственной персоной. Внезапно…

Отворачиваюсь к окну и рассматриваю унылые пейзажи. Пью и думаю.

— Послушаешь эту лажу, и возникает желание разбить им рожи… — чуть растягивая слова, продолжает донимать Филин, и я незаинтересованно усмехаюсь:

— Ну так разбей…

На самом деле меня точит любопытство — судя по внешке, парню не больше восемнадцати, но у него нашлись деньги на донат человеку, которого он, как только что выяснилось, презирает.

Филин перехватывает мой взгляд и воодушевленно открывает рот.

Терпеть не могу разговоры с незнакомцами в больших компаниях — самые занудные из них неплохо разбираются в невербальных сигналах и, завидев проблеск интереса, тут же плотно присаживаются на уши.

Но Филин лишь судорожно облизывает верхнюю губу и усмехается:

— Да ты не вкуриваешь. Я люблю их и все, что они делают. Юрец — мой гуру. Он… гребаный философ. Но не